– Я не служу во флоте. Пока я не опасен для корабля или экипажа, вы мне не указ.
– Хорошо. Я уйду. – Уэст повернулся к выходу. – Просто не верю, что кто-то, страдающий клаустрофобией, может здесь спокойно работать.
Гуань окликнул доктора, но тот его проигнорировал. Тогда, как Уэст и ожидал, Гуань догнал его и остановил.
– Но как вы догадались? У меня действительно… клаустрофобия. Чудится, что меня запихнули в узкую трубу… а иногда что зажали между двумя железными пластинами и давят, давят, пока не раздавят в лепешку…
– Не удивляюсь. Посмотрите вокруг. – Доктор обвел рукой крохотное пространство, забитое переплетением кабелей и труб. – Вы исследуете величайшие объекты во Вселенной, а сами сидите в тесной норе. И как давно вы здесь? Вы не ложились в гибернацию уже четыре года, если не ошибаюсь?
– Я не жалуюсь. Задача «Гравитации» – догнать беглецов и передать их в руки правосудия, а не вести научные исследования. Хорошо, что для меня хоть столько места нашлось… Послушайте, причина моей клаустрофобии совсем в другом.
– А не прогуляться ли нам по главному плацу? Вам станет легче.
Доктор подхватил Гуань Ифаня за руку, и они поплыли к носу корабля. Если бы «Гравитация» разгонялась, путешествие от кормы до носа означало бы подъем из колодца глубиной в один километр. Но при дрейфе, в невесомости, это сделать куда проще. Плац располагался на носу корабля-цилиндра, под полукруглым прозрачным колпаком. Здесь казалось, что стоишь в космосе. По сравнению со сферическими каютами с их голограммами звездного неба на стенах в этом месте «эффект дематериализации» проявлялся с особой силой.
«Эффект дематериализации» – это термин космической психологии, того ее раздела, который занимается изучением психики астронавтов. На Земле людей окружают предметы, и потому подсознание принимает мир как материальный, овеществленный. Но в глубоком космосе, вдали от Земли, звезды всего лишь далекие яркие точки, а Галактика – фосфоресцирующий туман. И чувствам, и разуму кажется, что мир потерял вещественность, а на первый план вышла пустота. В подсознании космического путешественника мир утрачивает материальность. Эта когнитивная модель легла в основу космической психологии. Разум воспринимает корабль как единственный реальный предмет во Вселенной. На досветовой скорости движение корабля незаметно, и Вселенная становится одним бескрайним, пустым выставочным залом. Звезды в нем лишь иллюзия, а экспонат только один – корабль. У человека возникает чувство глубокого одиночества, а оно, в свою очередь, может вызвать у путешественника подсознательное заблуждение, что он является «сверхнаблюдателем» по отношению к одинокому «экспонату». Астронавт чувствует себя полностью обнаженным и незащищенным, что влечет за собой пассивность и страх.
Это беспредельно разомкнутое пространство порождало множество психологических осложнений при полете в глубоком космосе. Весь профессиональный опыт Уэста говорил, что клаустрофобия Гуань Ифаня – это явление редчайшее. И еще необычнее тот факт, что ученому не помогло бесконечное, открытое небо плаца. Беспокойство и тревога нисколько не ослабли. Похоже, Гуань прав – его состояние вызвано не теснотой в обсерватории. Этот случай интересовал Уэста все больше и больше.
– Вам лучше?
– Нет, нисколько. Кажется, что я в ловушке. Здесь все так… закупорено!
Гуань бросил взгляд на звездное небо, а потом стал смотреть прямо по курсу «Гравитации». Доктор знал, что ученый пытается увидеть «Синий космос». Корабли летели по инерции с почти одинаковой скоростью, их разделяла всего лишь сотня тысяч километров – то есть, по меркам космоса, один чуть ли не наступал на пятки другому. Командование обоих кораблей договаривалось о технических деталях стыковки. «Синий космос», однако, находился слишком далеко для наблюдения невооруженным глазом. «Капли» тоже оставались невидимыми: по заключенному пятьдесят лет назад соглашению они отошли на расстояние трехсот тысяч километров от «Гравитации» и «Синего космоса». Два корабля и «капли» образовали узкий равнобедренный треугольник.
Гуань Ифань посмотрел на Уэста.
– Прошлой ночью мне приснился сон. Я оказался где-то, в каком-то по-настоящему открытом пространстве, открытом настолько, что вы даже представить себе не можете. А когда проснулся, мир вокруг показался до того замкнутым, до того ограниченным… Вот так я и заработал клаустрофобию. Представьте, что с самого рождения вы были заперты в маленьком ящичке. Вас это не волновало бы – вы всегда так жили. А потом вас выпустили – и засунули обратно. Вот тогда вы почувствовали бы разницу.
– Расскажите подробнее о пространстве, которое вы видели.
Гуань загадочно улыбнулся:
– Расскажу другим ученым на корабле, может быть, даже ученым на «Синем космосе». Но не вам. Ничего не держу лично против вас, доктор, но не выношу типичного для вашей профессии подхода: если уж вы посчитали кого-то психически неустойчивым, то все, что бы он ни сказал, будет объявлено бредом больного воображения.
– Но вы же сами сказали, что это был сон.
Гуань покачал головой, стараясь вспомнить.
– Я не уверен, что это был сон. Не знаю, спал я тогда или нет. Порой вам кажется, что просыпаетесь, а на самом деле все еще видите сон. А иногда вы бодрствуете, но кажется, что спите.
– Последнее случается крайне редко. Если вам довелось испытать такое, то почти наверняка это признак какого-то душевного расстройства. Ох, извините, я опять раздражаю вас.
– Нет, нет. Полагаю, мы с вами похожи. У нас обоих есть объекты наблюдения. Вы изучаете помешанных, я изучаю Вселенную. Так же как и у вас, у меня есть критерии, по которым я сужу о «здоровом» виде объектов: гармония и красота – в математическом смысле, конечно.
– Разумеется, с вашими объектами наблюдений все в полном порядке.
– Ну-у, тут вы ошибаетесь, доктор. – Гуань указал на сияющий Млечный Путь, не отрывая глаз от Уэста. Он словно указывал психологу на какого-то монстра, внезапно выскочившего из ниоткуда. – Вот там находится пациент, возможно, здоровый психически, но телом – паралитик.
– Как так?
Гуань сначала поджал ноги, а потом обнял себя за колени и стал медленно вращаться в невесомости. Великолепный Млечный Путь закрутился вокруг него, а он сам стал центром Вселенной.
– Из-за скорости света. Известная нам Вселенная имеет диаметр шестнадцать миллиардов световых лет и продолжает расширяться. Но скорость света ограничена тремястами тысячами километров в секунду – это же скорость улитки! Это значит, что свет никогда не дойдет от одного края Вселенной до другого. Раз ничто не может двигаться быстрее света, то и никакая информация, никакие силы с одного края Вселенной не дойдут до другого. Если бы Вселенная была живым существом, его нервная система не могла бы управлять всем телом; мозг не знал бы, что существуют руки и ноги, а те не знали бы, что есть мозг. Чем не паралитик? Впрочем, у меня перед глазами стоит образ намного хуже: раздувающийся труп.
– Любопытно, доктор Гуань, весьма любопытно!
– Кроме скорости света, трех сотен тысяч километров в секунду, есть и другой симптом, тоже связанный с цифрой три.
– Что вы имеете в виду?
– Трехмерное пространство. В теории струн Вселенная десятимерна, если не учитывать время. Но в макроскопическом масштабе существуют только три измерения; именно они формируют наш мир. Все прочие свернулись на квантовом уровне.
– Вроде бы теория струн дает этому объяснение.
– Кое-кто утверждает, что, когда две струны пересекаются, какие-то из их свойств компенсируют друг друга, и измерения разворачиваются в макромире. И что размерности выше трех никогда не встретятся… Это объяснение мне не очень-то нравится, не ощущается математически красивым. Как я и сказал, мы наблюдаем во Вселенной синдром трех и трехсот тысяч.
– И что же, по-вашему, является причиной?
Гуань оглушительно расхохотался и обнял доктора за плечи.
– Отличный вопрос! Не каждый бы до него додумался. Наверняка причина имеется; она может оказаться самой ужасной правдой, которую наука способна раскрыть. Но… Доктор, кто я, по-вашему? Просто ничтожный наблюдатель, скорчившийся в каморке где-то в хвосте корабля, да к тому же всего-то младший научный сотрудник.
Он убрал руку с плеча доктора, повернулся к Галактике и глубоко вздохнул.
– Я пролежал в гибернации больше всех на корабле. Когда мы покинули Землю, мне было двадцать шесть. А сейчас тридцать один. Но в моих глазах Вселенная превратилась из источника красоты и веры в раздувающийся, распухающий труп. Я чувствую себя стариком. Меня больше не тянет к звездам. Я хочу домой.
В отличие от Гуань Ифаня Уэст почти весь полет не ложился в холодный сон. Он всегда верил, что врач-психиатр должен обуздывать собственные эмоции. Но сейчас что-то беспокоило его душу; он вспомнил полвека, проведенные в пути, и на глаза его навернулись слезы.
– Мой друг, я ведь тоже старик.
И будто в ответ на эти слова завыли сирены боевой тревоги, будто завопили разом все звезды в небе. По плавающим окошкам, вспыхнувшим повсюду на плацу, побежали строчки предупреждений. Окна загорались одно поверх другого и вскоре затмили многоцветным облаком весь Млечный Путь.
– «Капли» атакуют! – сообщил Уэст ничего не понимающему Гуань Ифаню. – Обе разгоняются. Одна нацелилась на «Синий космос», другая – на нас.
Гуань инстинктивно оглянулся, подыскивая что-нибудь, за что можно уцепиться, если на корабле включат двигатель. Но вокруг ничего не было. Тогда он ухватился за доктора.
Уэст перехватил его руки:
– На уклонение нет времени. Осталось лишь несколько секунд.
После мимолетной паники оба почувствовали неожиданное облегчение. Хорошо, что смерть настанет так быстро, что даже некогда испугаться. Возможно, беседа о Вселенной – лучшая подготовка к уходу в мир иной.
Обоим пришла в голову одна и та же мысль, но Гуань высказал ее первым:
– Похоже, нам больше не придется беспокоиться о своих пациентах!
Эра Устрашения, год 62-й, 28 ноября, между 16:00 и 16:17
Центр Устрашения
Скоростной лифт продолжал опускаться; Чэн Синь казалось, что земля над головой давит всей своей тяжестью прямо ей на сердце.
Полгода назад совместная сессия ООН и Флота Солнечной системы избрала Чэн Синь преемницей Ло Цзи на посту Держателя Меча. Ей дали коды доступа к гравитационным передатчикам системы устрашения. За Чэн Синь проголосовало вдвое больше делегатов, чем за кандидата, занявшего второе место. Она теперь ехала в Центр Устрашения, расположенный в пустыне Гоби. Там пройдет церемония передачи должности.
Центр Устрашения располагался на самой большой глубине, когда-либо достигнутой человечеством – сорок пять километров ниже поверхности, за пределами земной коры, в мантии Земли. Температура и давление были здесь намного выше, чем в коре. Порода за стенами – твердый, плотный перидотит[27 - Перидотиты – общее название семейства ультраосновных плутонических горных пород нормально-щелочного ряда, в составе которых преобладают оливин и пироксен (https://ru.wikipedia.org/wiki/Перидотит). – Прим. перев.].
Лифт опускался почти двадцать минут. Чэн Синь вышла из кабины и оказалась перед черной стальной дверью с белым текстом официального названия: Абсолют-центр управления системы всеобщего гравитационного вещания. Тут же красовались эмблемы ООН и Флота Солнечной системы.
Это была чрезвычайно сложная, сверхглубокая постройка. Замкнутая система вентиляции не соединялась напрямую с атмосферой на поверхности, иначе колонна воздуха высотой в сорок пять километров не позволит персоналу нормально дышать. Строение также имело мощную систему охлаждения, рассчитанную на работу внутри нагретой до пятисот градусов мантии.
Но Чэн Синь не видела ничего, кроме пустоты. Стены вестибюля, похоже, могли выступать в роли информационных окон, но сейчас они стояли безжизненно белые, словно здание еще не передали в эксплуатацию. Полвека назад, когда началась работа над проектом Центра Устрашения, спросили совета у Ло Цзи, но он сказал лишь: «Сделайте просто, как в могиле».
Церемония передачи полномочий – торжественное мероприятие, но основная его часть прошла сорока пятью километрами выше, на поверхности. Собравшиеся там руководители Земного Конгресса и Конгресса Флотов наблюдали, как Чэн Синь входит в кабину лифта. За финалом процедуры приглядят лишь два человека: председатель СОП и начальник штаба Флота Солнечной системы – представители двух организаций, напрямую связанных с системой устрашения.
Председатель СОП указал на пустынный вестибюль и объяснил Чэн Синь, что они обставят его, как она пожелает. Если захочет, то здесь будет лужайка, кусты, фонтан и так далее. Можно также разместить голограммы земных пейзажей.
– Нам не хочется, чтобы вы жили, как он, – произнес начальник штаба. Может быть, повлияла его военная форма, но Чэн Синь почуяла в нем что-то от мужчин прошлого, и у нее на сердце слегка потеплело. Но это не сняло тяжесть с души – все зависшие над головой сорок пять километров горных пород продолжали давить на нее.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70929145&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Четвертый крестовый поход (1202–1204 гг.) закончился тем, что крестоносцы, так и не добравшись до Святой земли, захватили и разграбили Константинополь. – Прим. перев.
2
В начале 1212 года тысячи крестьян (в том числе детей и подростков) из Германии и Франции собрались в войско для завоевания Гроба Господня в Иерусалиме. В мае 1212 года, когда немецкое народное войско прошло через Кёльн, в его рядах насчитывалось около двадцати пяти тысяч детей и подростков, направляющихся в Италию, чтобы оттуда морем достигнуть Палестины. В хрониках XIII века более пятидесяти раз упоминается этот поход, который получил название «Крестового похода детей». (https://ru.wikipedia.org/wiki/Крестовый_поход_детей).
3
Влахерны – северо-западный пригород Константинополя, со времен Юстиниана известный церковью Богородицы, где в 910 году произошло знаменитое явление Богоматери верующим. Здесь находился императорский дворец, который с 1081 г. стал основной резиденцией монарха. В 1453 г. турки ворвались в Константинополь, пробив стены Влахернского квартала. – Прим. перев.
4
В китайском алфавите точка изображается вот так: ? – Прим. К. Л.
5
Тайшань (буквально гора Восхода, то есть Восточная гора) – гора в китайской провинции Шаньдун высотой 1545 м (https://ru.wikipedia.org/wiki/Тайшань). – Прим. перев.
6
Нурхаци (1559–1626) – основатель маньчжурской империи, названной по ее династии Да Цзинь – «Великая Золотая» (она же Хоу Цзинь – «Поздняя Золотая»). Позже эта династия стала именоваться Цин – это была последняя династия Китая (https://ru.wikipedia.org/wiki/Нурхаци). – Прим. перев.
7
Три миллиона юаней соответствуют 435 тысячам долларов США по курсу декабря 2016 года. – Прим. перев.
