Ласкарина пребывала в ярости. Почему-то она была уверена, что сможет переубедить троих нормальных (точнее – ленивых) дядей судиться с нею.
Она была уверена, что у нее это получится!
И вот – нет. Не получилось.
Встав со стула, она десять секунд осматривалась вокруг, думая, чем бы бросить в дядей. Дяди это поняли, и, принадлежа к робкому десятку, всячески постарались подальше отстраниться от племянницы; дядя Миша даже беспомощно посмотрел на официантов, но они все вдруг стремительно и торопливо занялись разносом заказанных блюд куда-нибудь подальше от этого угла зала.
Не найдя, что бы швырнуть об пол (да и в общем-то понимая, что делать этого не стоит), Ласкарина решила сказать так:
– Вы, гады, даже брата своего умершего не пожалели – Костю. Такой пасквиль на него написали, что он рэкетиром был! Да как вы могли! Чего мне от вас еще ждать?
– Ира, тебе лучше уйти, – осмелился наконец сказать дядя Гоша. – Про Костю мы ничего такого не писали, рэкетиром он не был, мы не знаем, кто такую гадость про него написал. Но нам с тобою сейчас не о чем говорить. Если у нас и были сомнения, судиться ли с тобою – а у нас такие сомнения были – то этим своим демаршем ты их развеяла. Пожалуйста, уходи.
– Ничего святого для вас нет! – за неимением подходящего предмета для швыряния Ирина Федоровна бросила в дядей это обвинение и ушла.
Видя ее пылающее гневом лицо, никто: ни официанты, ни посетители – не решались оказываться у нее на пути – сами поспешно отходили в сторону.
Наверное, так выглядела римская Фурия – богиня мщения. Если бы в зале оказался художник, он наверняка сделал бы зарисовку с натуры.
Но Ирину Федоровну это точно не интересовало.
Некоторое время после ее ухода (который был таким же стремительным, как и приход – ибо Ирина Ласкарина просто не умела что-либо делать ровно и спокойно) Георгий, Максим и Михаил Ласкарины сидели молча. Аппетит к продолжению обеда у них точно пропал. Они все трое хмуро и понуро смотрели прямо перед собой.
Наконец, Георгий сказал:
– Ну давайте все-таки дообедаем. Но сначала важный вопрос: никто не разговаривал с журналистами про Костю? Ира какую-то статью о нем упоминала.
– Нет, я не говорил, – твердо сказал Михаил.
– И я не разговаривал, – уверенно добавил Максим.
– И я уже много лет ни с кем про Костю не говорил, хотя и помню о нем. Откуда же у них информация?
– Надо найти статью и прочитать, – предложил Максим.
– Прочитаем, – тоскливо прокомментировал Михаил. – Может, это Ваня и Леша организовали?
– Спросим у них, – сказал Георгий. – Я завтра встречаюсь с Ваней, спрошу у него.
– А наши адвокаты? – спросил Михаил.
– А как мы узнаем? – развел руками Георгий. – Ваня и Леша все общение с адвокатами взяли на себя, нам сказали не вмешиваться.
– Скажем прямо – они запретили нам общаться с нашими адвокатами, – возмущенно проговорил Максим, особенно выделяя слово «запретили».
– Слушайте, а может, нам отказаться от всего этого? – неожиданно предложил Михаил. – А то разругались с Ирой, если проиграем – неизвестно, как будет с работой, а мы ведь действительно ничего не умеем, кроме как заседать в совете директоров и надувать щеки там. Не хочется оказаться под старость без денег. И кто-то уже и память Кости порочит! Да и неприятно то, что Ваня и Леша нам указывают, что делать, что не делать. У них свои личные счеты с Федей и Ирой, а мы-то тут при чем?
– Подожди, – убеждающе сказал Георгий, – тут не знаешь, с чьей стороны удара ждать – от Иры или от Вани с Лешей. Они нам ничем не обязаны, могут и кинуть нас.
– Ваня такой, Ваня может кинуть, даже если обязан, – прокомментировал Максим. – Я так думаю, давайте пока подождем и присмотримся, и будем все обсуждать.
– Да, давайте! – поддержал брата Георгий.
Михаил только развел руками, показывая, что вынужден присоединиться к мнению двух других братьев.
– Я провалила беседу с дядями! – сказала Ласкарина Виктору, позвонив ему из машины.
– Какую беседу? – откровенно не понял ее фразу адвокат.
– Я встречалась с дядей Гошей, дядей Максом и дядей Мишей, с помощью детектива подловила их, когда они втроем отправились в ресторан, и приехала туда. Я хотела убедить их отказаться от иска ко мне. Не получилось. Они отказались меня слушать и выставили.
– Выставили?
– Попросили удалиться из ресторана.
– Вы не говорили, что собираетесь встретиться с ними, – задумчиво произнес Виктор.
– Не говорила. Сама хотела все сделать. И все провалила.
И после некоторого молчания она сказала совсем уж неожиданно:
– Извините.
И потом так же неожиданно заверила:
– Больше без согласования с вами ничего делать не буду!
И еще:
– И вот еще что – они сказали, что про дядю Костю ничего не говорили.
Хорошо, что Ласкарина позвонила адвокату, еще стоя на стоянке: она была в таком взвинченном состоянии, что рулить автомобилем ей сейчас точно не стоило – а езду с шоферами она не признавала вообще, водила только сама. А так она хоть немного успокоилась.
Виктор говорил с Ласкариной, выходя из офиса на обед с братом; Владимир уже ждал его в ресторане. Идя на встречу, он думал о том, как причудливы бывают родственные отношения. Как адвоката, ведущего семейные дела, его ничто уже не могло шокировать, потому что в своей практике всякое уже повидал и послушал. Он давно знал, что перед возможностью получить наследство растворяется, как дымка, любое родство, даже самое близкое, уступая желанию человека получить если не все наследство, то хотя бы большую его долю. Но нередко легкое удивление все же появлялось, и он его не отгонял и не выдавливал, а продумывал.
Вот Ирина Ласкарина – дочь своего отца. Вот пятеро ее дядей – родных братьев ее отца. То, что судятся родственники, Виктора ничуть не удивляло: судятся между собой даже родители и дети, как бы дико это ни звучало. И братья, и сестры судятся меж собой; а уж дяди с племянницами – так это при наличии спора, считай, вообще дальние друг другу родственники.
Но что все же заставило младших братьев Федора Ласкарина вот сейчас взять и пойти судиться с его дочерью – наследницей всего бизнеса? Понятно, что недовольство своим положением – это чувство точно подтачивает троих человек из пяти. Понятно, что они боялись брата Федю, крутого нравом – но так и дочь Феди крута нравом, а ее они явно не боятся. Значит, кто-то за ними стоит, кто-то пообещал им всемерную поддержку, только бы они впятером – непременно впятером! – согласились подать иск к племяннице.
Так, значит, важно, чтобы истцами были все пятеро братьев Федора Ласкарина. Может быть, если хотя бы одного уговорить выйти из процесса, атака захлебнется, рассыпется и провалится?
Тут дорога, ведущая к ресторану, закончилась, уткнувшись прямо в крыльцо. Швейцар, узнав постоянного посетителя, уже открывал ему дверь и приветствовал его.
«Надо будет додумать и обсудить с Володей» – дал себе установку Виктор, заходя в ресторан и приветствуя швейцара. Даже будучи занят размышлениями, Виктор всегда оставался безукоризненно вежливым.
Владимир радостно приветствовал младшего брата (то есть, теперь, получается, среднего? Но Владимир не задумывался о подобных несущественных тонкостях, ведь для него и Витя, и Вася – оба были младшими братьями). Он встал из-за стола и крепко обнял его. Раны его после покушения у стен Зюзинского суда зажили полностью, теперь он мог не ограничивать себя в мощи проявления своих чувств.
Внешне это смотрелось, как будто добрый медведь обнимает тигра.
– Так, о чем нам надо поговорить? – спросил Виктор, когда они уселись за стол и сделали заказ.
– Как мне вести дело Шишманова. Даже не знаю, с какой стороны к нему подступиться.
– Хорошо. Но позднее. Пока что расскажу о Ласкариной. Она мне только что позвонила, когда я выходил из офиса.
– Что случилось?
– Она сегодня подловила троих своих ленивых дядей, когда они вместе обедали, и налетела на них с вопросами, зачем они пошли в суд.
– Во это баба! – с восхищением прокомментировал Владимир. – Все снесет, всего добьется. Настоящая бой-баба!
– Бой-баба – это, конечно, да, но пока что она ничего не добилась – они попросили ее удалиться.
– Представляю, как они перепугались! – со смехом продолжал представлять Владимир. – Думаю, те ленивые дяди – вряд ли храбрые. А вот племянница у них – огонь!
– Это да, – улыбнулся Виктор. – Но пока что этот огонь жжет без толку. Правда, она сама пообещала больше ничего без согласования с нами не предпринимать.
– Эх, жаль! – взгрустнул Владимир. – Ты ведь, зануда, зарубишь все неожиданные яркие выпады, которые она могла бы сделать.
Говоря это, старший Синегоров широко улыбался. Обидеться на него было трудно – даже если бы хотелось.
– Так, давай без неожиданных ярких выпадов! – призвал брата к порядку Виктор. – Тут на кону несколько десятков миллиардов с учетом капитализации корпорации «Никея». Не отвлекайся мечтаниями.
– Вот я же говорю – зануда! – с наигранной грустью подытожил Владимир.
– Так, и еще: единственное, что сказали Ире ее дяди – что для статьи о Константине Ласкарине они материалы никому из журналистов не сообщали. Может, врут, может, говорят правду, мы сейчас не узнаем. Но надо действовать.
– Что ты предлагаешь? – сразу стал серьезным Владимир.
– Давай искать корни статьи. Может быть, так выйдем на организаторов этого…
– Преступления! – уверенно закончил фразу брата Владимир, но широкая улыбка, вновь осветившая его лицо, взорвала все впечатление от его серьезности.
Однако реплика брата была такой уместной, что и Виктор засмеялся; он не смог не засмеяться.
– Ну да, – сказал он. – А и действительно, кто-то же устроил этот процесс против Ирины Ласкариной. Вот он, или они, и являются организаторами.
– Слушай, – предложил Владимир, вновь став серьезным, – а давай дождемся информации, что там все-таки за адвокаты. Иван и Алексей Ласкарины всегда были под контролем Федора, возможно, но все же маловероятно, что они сами наладили какие-то связи. Так что давай начнем с адвокатов – так и доберемся до организаторов. Про Гусева я уже рассказал тебе. Кто там еще?
– Артин, Диррахиев, Касториев, Фессалин.
– Жду подробные справки о всех них, – серьезно проговорил старший Синегоров.
– Да, конечно! Так, теперь – Шишманов.
Точно! К обсуждению дела Шишманова однозначно пора было переходить, так как братья уже ели горячее, оставался кофе, а они оба очень не любили засиживаться в ресторане, закончив трапезу – это им обоим казалось как-то не по-мужски (кроме тех случаев, когда они специально встречались в ресторане друг с другом или с кем-то).
– Что там сейчас? – спросил Виктор.
– Ты иск помнишь?
– Конечно, помню.
– Ну и что можно сделать до судебного заседания?
– Обратиться к психологу.
– Кому обратиться к психологу – Шишманову? Ты как себе это представляешь?
– Вообще не представляю, – честно признался Виктор. – Но к психологу идти нужно – за получением заключения о самом Шишманове как отце и о его личности. Если будет положительное для Шишманова заключение – представлять его в суд, если отрицательное – прятать в досье.
– Да я понимаю! – задумчиво отмахнулся Владимир. – Но как это ему предложить?
– Скажи, что в такой ситуации без заключения психолога не обойтись никак, тем более что дети недоступны для досудебной встречи с психологом, а выкрадывать их Шишманов, я так понял, не будет. Мы с тобой ему это точно не посоветуем. А так Анна Степановна Шишманова выглядит как идеальная мама, защищающая детей, и у нее детей не отнимут.
– А кто у нее адвокат?
– Валерия Паолова.
– Ох, эта гламурная дамочка жестко дела ведет.
В словах Владимира явно звучало восхищение.
– Да, она суперсильный адвокат, – согласился Виктор.
Оба помолчали. Но недолго.
– Как же мне уговорить Шишманова обратиться к психологу? – задумчиво проговорил Владимир.
– Подумаем в офисе. Пойдем, – сказал брату Виктор, оплачивая счет и передавая его официанту.
После этого братья поднялись и пошли в офис. Оба выглядели задумчиво-загруженными размышлениями по делам.
На следующий день первым в офис приехал Владимир, и когда он зашел в кабинет, помощник, постучавшись, передал ему газету. На втором развороте была статья «Тайна гибели Андрея Палеева» – о том, что у Ирины Ласкариной был первый муж, Андрей Палеев, но он загадочно умер в первый же год их совместной жизни. Автор – тот же Эдгар Залихватов – вольно писал, что Палеев, войдя в семью Ласкариных, узнал много семейных тайн и стал угрожать обнародовать их, поэтому тесть, Федор Ласкарин будто бы приказал службе безопасности своей корпорации его устранить, и сотрудники этой службы через несколько дней исполнили это поручение. При этом прозрачно намекалось, что жена Андрея Ирина Федоровна знала о таком приказе своего отца и о судьбе своего мужа. И что после этого ее, молодую вдову, отец выдал замуж за Ивана Ватациса.
Как только Виктор приехал в офис, Владимир вышел в холл и, не давая брату начать беседы с юристами и сотрудниками, увел его в кабинет, где молча вручил газету, открытую на нужном месте. Виктор очень быстро прочитал статью, поднял взгляд на брата и сказал:
– Это уже прямой удар – без единого доказательства, но напрямую по Ирине Федоровне.
