– Проклятые имперцы! – хриплым голосом выругался чумазый снайпер.
«Давай! Хотя бы одного пришиби!» – брызжа слюной, кричали ему соратники. А с Козырька в то время пограничники со сто второго настырно выкрикивали имя своей соратницы Тори, застрявшей на опасном пустыре.
Один неправильный шаг мог стоить ребятам жизни. Под белой невесомой кольчугой, нависшей над поверхностью земли, они могли бы спокойно достичь барьера и там уже что-нибудь придумать. Хотя бы просто засесть и притихнуть у подножия Козырька, когда ситуацию в свои руки возьмет артиллерист. Но удача снова оказалась не на их стороне. Неожиданно зазвучала сирена.
– Сохор… – прошептала Тори, догадавшись, что это все неспроста. Сигнал тревоги мог поднять только штаб, оповещенный о внезапно возникшем конфликте, с которым караулу самостоятельно не справиться. – Вот же гад! – добавила она. – Нам нужно поторапливаться!
Время было не на их стороне. Когда штаб начнет зачистку подступа к сто второму километру, он уже не посмотрит, свои ли там бродят или чужие. Просто начнет бомбить из крупнокалиберных гаубиц высокой дальности стрельбы и сделает свое дело безукоризненно. В штабе, в принципе, никто не предполагал, что кто-либо из имперских может оказаться за пределами Козырька. «Запрещено и даже просто бестолково покидать пределы империи!» – считали пограничники. Потому подобные вопросы автоматически отпадали и игнорировались.
Как полагается, сирена звучит пять минут, и затем, если враг не отступает, следует команда «Огонь!» В какой-то степени это дало фору ребятам, и за пару минут они успели добраться до барьера. Варвары тоже были отнюдь не дураками, и знали, что в их распоряжении еще есть время. Заметив забравшихся на лифт беглецов, снайпер ехидно улыбнулся, вставил в патронник гильзу, заряженную особой пулей с аэродинамической иглой для меньшего сопротивления, улучшающий конечный результат меткости, и выдохнул воздух из легких, дабы избежать лишних колебаний. Лифт, хоть и мелкими рывками, но уже тронулся вверх. Дуло ружья, нацеленного на них, двинулось следом, затем послышался удар бойка по капсюлю и одним точным выстрелом снайпер срезал по правую руку от себя два каната, на которых держалась целая сторона лифта. И не стал он стрелять по людям вовсе не потому, что пожалел их, а затем, что ему не нужен был кто-то один. Кровожадность его натуры требовала всех и сразу.
«Ха!» – ухмыльнулся самодовольный снайпер, когда троица повисла на деревянной платформе болтающегося лифта. Он, конечно, рассчитывал, что те рухнут с высоты наземь и разобьются, но ребята все-таки успели схватиться за подгнившие сырые рейки поддонов. Времени отстреливать их, словно дичь, у варваров уже не было, и, развернувшись, группа дикарей, опустошив автомобиль Ганса, отправилась на грохочущих колесницах восвояси. А ребята так и остались болтаться в воздухе.
Казалось бы, пронесло, и беда миновала! Но это было вовсе не так. Судьба явно испытывала их на прочность.
Сирена продолжала хладнокровно раскачивать маятник безысходности. Дело было в том, что радар, находящийся в штабе, определил машину Ланге, как потенциальную цель. А логика штабных была проста: «Раз враг не слышит предупреждения, значит, его нужно бомбить. Значит, такова его воля. Заряжай! Готовься! Огонь! И все… нет больше упрямца». И штабным плевать, есть в машине кто или нет. Устройство определило цель – артиллерист выпустил заряд – проблема исключена. И им на душе спокойнее, и у начальства меньше вопросов возникнет. Дефицита с боеприпасами имперские войска особенно не испытывали. Подобные конфликты приходились для них даже в радость, ведь те скрашивали серость многих тысяч часов однообразия службы на Козырьке.
Через пять минут подавляющая психику своим тревожным гулом сирена, наконец, замолкла. Но кладбищенская тишина на самом деле являлась предвестником кое-чего куда более страшного. Она предвещала реальную беду. Тори Бецу и солдаты сверху это прекрасно понимали.
– Ну чего вы тяните? Живо поднимите нас наверх! – отчаянно закричала японка.
Вдвоем тянуть вверх разбалансированный лифт с тремя взрослыми людьми было задачей не из простых. Пришлось подключить медика и даже радиста Сохора, который не особенно любил совместные мероприятия. Настоящий затворник. И когда он неохотно покинул шатер, чтобы помочь сослуживцам, и вальяжно зашагал к остальным, вдалеке прозвучал глухой, но раскатистый звук. Гаубица выпустила своего ста пятидесяти двухмиллиметрового демона на охоту. Тут уже и Сохор перестал мешкать. Он припал к канату и вместе с остальными стал активно тянуть его на себя. Чуть более двадцати секунд у них было на то, чтобы поднять бедняг на безопасную высоту. Волокна старого каната то и дело неумолимо трещали, кожа на руках солдат лопалась, а жалостливые мольбы ребят снизу становился все громче и обреченнее.
Буквально за считанные доли секунды на каменном парапете показалась рука Тори. Она резво сделала выход силой, взобралась на стену и вытащила следом Зою Скаврон. Но когда настал черед Ганса, волей случая оказавшегося в самом хвосте этой уместно торопливой очереди, на горизонте показалась маленькая черная точечка, быстрый полет которой сопровождался усиливающимся свистом, словно то была ода страданий усталых, ржавых, гнущихся рельс. Звук быстро усиливался, и ребята уже знали, что через мгновение-другое демон достигнет назначенной точки.
«Ползи скорее, Ланге! Ну же! Ты справишься!» – кричала ему сверху полячка. Тори и остальные пограничники со сто второго тоже повисли на парапете Козырька, протягивая парню руки и всячески приободряя его. Нервы и усталость сказывались на скорости подъема, а в животе появилось неприятное щекочущее чувство бессмысленности. Но он не унывал, а продолжал настырно карабкаться выше, и уже на самом подхвате, в считанных сантиметрах от тянущихся к нему рук пограничников трухлявая планка под его ногой треснула и рассыпалась в прах. Он снова сполз к самому низу болтающегося лифта. «Удержался!» – вскрикнула Зоя. «Лучше бы я упал!» – предательски промелькнуло в голове парня.
Тем временем свист снаряда перерос в отдающий вибрацией гул. И этот звук мог стать преддверием неминуемого конца для парнишки, который так и не успел испробовать на вкус всех радостей жизни.
– Гааанс! – вскрикнула Зоя, беспомощно протягивая ему свои тоненькие растопыренные пальцы. Эти ее слова растянулись для Ланге в бесконечность. Он успел лишь запечатлеть печаль в глазах девушки, которую, как ему казалось, любил и ждал всю жизнь.
Затем последовал взрыв. Тори машинально навалилась на Зою и завалила на пол, чтобы раскаленные осколки снаряда не пожгли ее веснушчатую мягкую кожу. «Отпусти меня! Там же Ганси!» – крикнула она японке, пытаясь вырваться. Но из-за грохота та ее вовсе не слышала, ведь вслед за взрывом снаряда гаубицы последовала цепочка, детонировавших поочередно, выпрыгивающих из почвы потревоженных мин.
Наверх долетала лишь теплая от огня земля, укрывая солдат со сто второго мягким сыпучим настилом и прилипая к заплаканным щекам юной полячки. А столб черного густого чадящего дыма все поднимался и поднимался… много выше, прямо до самых облаков. Он уже не оставлял никакой надежды на то, что за пределами каменного парапета неприступного Козырька еще теплится чья-то жизнь.
2
За взрывами на сто второй снова воцарилось гробовое безмолвие. Солдаты еще какое-то время лежали без движения, опасаясь повторных вспышек. Оглушенные от грохота разрывающихся снарядов, уставшие и напуганные, они, наконец, смогли открыть глаза да выдохнуть.
Первой вскочила Тори, освободив Зою от своих заботливых объятий. Вслед за ней, отряхиваясь от грунта и гравия, поднялись и остальные. Скаврон не переставала оплакивать парня, который совсем недавно стал ее героем-освободителем, вырвав из лап каннибала Масуда Вармажа, готовый пожертвовать собой при нападении стаи анубисов, уносящий ее от варваров на своем железном коне. Слезы текли по покрытым пылью щекам, и, пытаясь вытереть их рукавом короткой кожаной куртки, она лишь размазывала грязь по лицу, переставая быть похожей на себя прежнюю.
– Сохор, подонок! – схватив радиста за грудки, выкрикнула Тори. – И почему апокалипсис забирает с собой только хороших людей, оставляя в живых лишь предателей, трусов и прочую нечисть вроде тебя?!
Испуганный радист поднял руки вверх и, пытаясь отмыть свою совесть, ответил:
– Если бы не я, вы все сейчас лежали бы там, разорванные на куски!
– Замолчи! – сорвалась Зоя. – Погубил хорошего человека и еще оправдывается. Лучше бы ты оказался там вместо него!
Тори Бецу внимательно выслушала девчонку и добавила:
– А может, и правда стоит скинуть его вниз, чтобы испытал, каково было парню, оказавшемуся по ту сторону барьера?
Глядя на девушку, которая казалась готовой исполнить свое обещание, радист задрожал, словно заяц, и, мгновенно обмякнув, опустился медленно на колени. Тори тут же почуяла противный мускусный запах и, опустив взгляд вниз, увидела, как у того намокли штаны в области паха.
– Фу! – оттолкнула она его подальше от себя. – Ты просто омерзителен!
От стыда тот лег на пол, вниз лицом, и молча закрылся руками.
– Что будем с ним делать? – поинтересовался у соратников артиллерист Шона.
– Его смерть уже ничего не изменит. Но пусть знает, что поступи он по-человечески, все могло сложиться совершенно иным образом, – с презрением заключила Тори.
Зоя тем временем принялась внимательно осматривать окрестности сто второго, выискивая хоть какое-то напоминание о своем друге. Она уже не таила в своем сердце особых надежд, но чувствовала, что просто обязана похоронить парня, предать его тело или то, что от него осталось, земле. Над чадящим, изрытым минами полем повсюду сновали голодные вороны, выискивая для себя чего-нибудь съестного. Как и любой голодный зверь, они не побрезговали бы поживиться и человеческой плотью. «Кыш отсюда! – крикнула Зоя. – Не троньте моего Ганси, проклятые стервятники!» Тори стало жалко девушку. Но японка была очень скупа на положительные эмоции, и все, что сделала, так это, подойдя сзади, положила руку той на плечо, выказав соболезнования и добавив:
– Хватит! Не мучай себя. В этом мире ничего надолго не залеживается. Его душа скоро покинет этот мир. А тело… пусть хоть в коем-то веке голодные животные насытятся.
– Уйди прочь от меня! – отдернула плечо полячка. – Своих друзей будешь скармливать птицам! А моих не тронь! – пригрозила она. – Бедный мой Ганси! – отвернувшись, вновь зарыдала полячка.
Тори Бецу молча отошла в сторону, понимая, что логика в данном случае – бальзам не подходящий.
Внезапно за парапетом Шона услышал шорох. Сначала он было подумал, что это канат трется о стену Козырька. Но тот становился все громче, и совсем не совпадал с ритмом, заданным ветром.
– Вы это слышите? – прислушиваясь к таинственному шороху, поинтересовался он у других.
Остальные недоумевающе переглянулись. Артиллерист стоял ближе всех к месту, где к ножке биноскопа крепился канат, на котором уже висел лифт, и вместе с порывами к нему первому доносился издаваемый им звук.
Шона быстро подбежал к парапету, оперся на него животом и, опустив взгляд вниз, вдруг внезапно выдал:
– Невероятно!
Тори и Зоя тут же бросились к нему, и, опершись о верхушку парапета, тоже уставились вниз.
Между облепленным липкой землею с внешней стороны висящим вертикально лифтом и наружной стеной козырька кто-то повис и притаился, внимательно таращась на них снизу. Это был Ганс. «Он жив!» – запищала Зоя и начала радостно прыгать на месте, хлопая в ладоши от счастья.
Парень почти не двигался. Его взгляд был одновременно испуганным и непонимающим. Он будто бы только отошел от наркоза и пытался сопоставить причину и следствие своего настоящего положения.
– Контузия, – предположил медик. – Кому-то нужно спуститься вниз и помочь ему подняться. Сам он не справится.
– Я пойду! – тут же среагировала Зоя.
– Нет! – отодвинул ее артиллерист. – Без обид, но там больше понадобится мужская сила, – добавил он и спустился по канату на болтающийся в трех метрах ниже лифт.
Когда Шона обращался к парнишке, тот никак не реагировал, а лишь продолжал недоумевающе глядеть на него округленными глазами, практически не моргая при этом. Контузия повредила слуховой аппарат, замедлив реакцию и нарушив ориентацию в пространстве. Ганс его просто не слышал. Беднягу это немного пугало. Но когда артиллерист начал вызволять его из плена между деревянными поддонами лифта и стеной, Ганс, наконец, понял, чего от него добиваются, и быстро пополз вверх. Шона вскарабкался следом.
Неуверенно встав на поверхность крыши, Ганс зажато, но радостно улыбнулся, увидев знакомое лицо полячки. Та кошкой бросилась к нему на шею и крепко поцеловала в губы. Парень, казалось, даже немного начал приходить в себя. Но это был больше дружеский «чмок», нежели нежный и страстный поцелуй. Однако парню и того было достаточно. Он и вовсе обомлел от счастья. «Два раза за какой-то там час так повезло!» – приглушенно промелькнуло у него в мыслях.
Зоя не отходила от него ни на шаг, вцепившись в руку своими тоненькими, словно коготки, пальчиками, аккуратно положив голову на плечо. Слух к парню так и не вернулся, и на вопросы, которые больше идентифицировал визуально, когда смотревший на него человек начинал шевелить губами, он громко вскрикивал: «Не слышу!» и интуитивно переспрашивал: «Что? Повторите!» Медик предупредил, что лучше его пока вообще не трогать, и тогда слух благополучно вернется в течение двадцати четырех часов.
– И вообще, – добавил медик, – парень настоящий молодец! Было очень грамотно с его стороны спрятаться за деревянным лифтом. Он спас ему жизнь, прикрыв от огня и осколков. А контузия, мелкие ссадины и ожоги – это все ерунда! Заживет!
Тем временем к сто второму километру на дребезжащей дрезине приближалась группа дежурных офицеров с четвертого штаба (счет шел со стороны Миядзаки), под чью юрисдикцию попадал беспечный караул, где несла службу Тори Бецу. Солдаты с других караулов смотрели вслед проезжающей мимо них дрезины с разъяренными офицерами на борту и с облегчением выдыхали, когда громоздкая железяка, минуя их зону, проносилась дальше, и, покачивая из сочувствия головой, не завидовали коллегам, вызвавшим подобное негодование старших по званию.
Дрезина, похожая на зловещего мутного призрака, показалась на горизонте сто второго.
Сохор вскочил с места и побежал в шатер, чтобы переодеться к моменту прибытия дежурных.
Медик перевязывал Гансу уши сухим бежевым платком вокруг основания черепа, когда дрезина со свистом остановилась у самого их порога, разбрасывая по сторонам мгновенно сгорающие искры из-под массивных металлических колес.
Статный высокий офицер в темно-зеленой военной форме неспешно спустился вниз. При этом он будто специально громко стукнул каблуком начищенных кирзовых сапог о каменный пол, дабы заявить о своей влиятельности. Услышав это, Сохор тут же выбежал из шатра, будто ни в чем не бывало, и практически вплотную мелкой рысью последовал к нему. Отдав честь, он представился и прокомментировал происходящее:
– Вследствие неуставного поведения одного из членов состава в рядах караула сто второго километра Козырька произошел вооруженный конфликт с варварами Таро, которого можно было избежать. Поэтому я был вынужден призвать к помощи штаб. По истечению конфликта был ранен гражданский, не имеющий прямого отношения к деятельности варваров, но и не являющийся гражданином империи. Он приблизился к внешней границе барьера с гражданкой, чья принадлежность и национальность также пока не установлена, – гордо отчитался радист.
– Кто зачинщик конфликта? – протараторил офицер, аккуратно сложив руки за спиной, окинув осуждающим взглядом присутствующих.
– Часовой Тори! – без промедления указал на японку Сохор, которую корежило от ненависти и презрению к этому жалкому существу, успевшему намочить штаны от одного упоминания о смерти совсем незадолго до этого момента.
– Ах ты гад! – дернулся в его сторону Шона.
Офицер его притормозил.
– Но-но-но! Будьте сдержаннее! А то и на вас найдется что доложить, – отшатнувшись, пригрозил Сохор.
Еще два офицера, приехавшие на дрезине, так и не спустились с нее. Они лишь брезгливо глядели на сдающего своих же соратников радиста. Это не приветствовалось ни в одном обществе, даже прогнившем до самой белой кости. Судя по выражению физиономии, ведущему беседу офицеру тоже был неприятен Сохор, но он был вынужден выяснить причину конфликта, по которой сто второй километр стал, точно голым, свободным от мин и доступным для коварного врага. Тот, прищурившись, повернулся к радисту.
– Значит, вы утверждаете, что причиной произошедшего стало нарушение устава часовым по имени Тори? – уточнил он.
– Так точно! – ответил Сохор.
– Но, если мне не изменяет память, вы ведь только упомянули, что про артиллериста тоже есть что сказать? Так? – хитрым прищуром, глядя на покрасневшего радиста, высверливал информацию офицер.
– Ну… я… это… – замямлил Сохор.
– Отвечать! – сурово заявил офицер, нависнув над тем.
– Артиллерист Шона тоже был соучастником военного преступления! – быстро проговорил он. – Когда варвары Таро напали на нас, он умышленно отказался выполнять свои прямые обязанности из-за того, что за пределами оказался наш сослуживец, поставив под угрозу безопасность всей империи.
Офицер хмыкнул и, отвернувшись, подошел к парапету. Наклонившись, он заметил болтающийся на ветру, сорванный с одной стороны, лифт.
– Тааак!.. – начинал вникать он. – А что делали вы, когда враг начал атаковать вашу базу?
– Как и полагается, связался со штабом! Ведь без помощи артиллерии мы были беспомощны, и… – недоговорил он.
– Не надо напоминать мне, что и как вам полагается делать! – дико заорал офицер, и быстро засеменил в его сторону. – Знаете ли вы, что в уставе есть статья, где черным по белому написано: «По причине ранения, смерти или вследствие прочих факторов, если тот или иной участник караула не может полноценно нести службу, его обязанности автоматически делегируются находящимся поблизости сослуживцам». И вместо того, чтобы взять в руки оружие и одним лишь выстрелом снести с лица земли целый отряд потенциального врага, на протяжении многих лет пьющего сладкую кровь империи, вы лишь взяли и трусливо сдали с потрохами своих соратников. Это вы называете патриотизмом, это вы называете верностью?
Стоя в тени нависшего над ним офицера, Сохор снова затрясся, словно осиновый лист.
– Была б моя воля, я бы всех вас отправил под трибунал, как дезертиров и предателей! Но вам крупно НЕ повезло! Теперь ваши судьбы будет решать «добрейшей» души человек, инспектор четвертого штаба, вершитель справедливости, «великодушный» господин Юл.
В этот момент офицеры, наблюдавшие за происходящим с дрезины, нехотя спрыгнули вниз, чтобы временно подменить отряд караула со сто второго километра, которого вместе с Зоей и Гансом статный офицер был обязан переправить в штаб для дальнейшего разбирательства.
3
За исключением дребезжащей по шпалам дрезины, никто не промолвил и слова за все двенадцать километров пути до находящегося по самому центру Козырька штабу под четным номером «четыре». С жалостью и сочувствием глядели им вслед коллеги с других караулов, а офицер же, немного пошатываясь во время езды, ни разу так и не присевший на лавочку, даже не соизволил повернуть головы в сторону подсудимых, с гордостью наблюдая приближающийся силуэт двухэтажного каменного строения, возведенного прямо наверху Козырька от его внутреннего края до внешнего.
На входе в штаб их встретили два абсолютно неэмоциональных стража, словно призраки Тауэрских Bearskins[4 - Bearskins (англ. «медвежьи шкуры») – неофициальное название английской королевской гвардии, прозвище. Являются личной охраной английского монарха. Носят красный мундир и популярную высокую медвежью шапку из меха североамериканского гризли.] (Бирскинс) восстали из мертвых спустя столько времени после падения Англии и всех остальных европейских государств.
– Они со мной, – предупредил стражей офицер. – Проходите, живее! – добавил он, открывая входную дверь в штаб.
За дверью находился небольшой коридор с выбеленной отштукатуренной стеной. У входа стояла полированная деревянная трехуровневая обувница, переходящая в вешалку. Дальше шла занавешенная арка, за которой, собственно, и находился штаб.
– Господин Юл, по вашему приказу состав караула сто второго километра, а также военнопленные доставлены в штаб! – отчитался он.
– Подождите, какие военнопленные? – растерялась Зоя, понимая, что речь идет ни о ком ином, как о них самих.
– Молчать! – заткнул ее офицер.
Плешивый невысокий монгол лет шестидесяти пяти, с тяжелыми обвисшими плечами и в зеленом военном камуфляже поблагодарил своего подручного за хорошую работу и разрешил ему быть свободным. Офицер передал дело в белой бумажной папке с пометкой и номером на титульном листе, снова отдал честь и поднялся на второй этаж штаба, где находились покои штабных служащих, в которых порхали ласковые офицерские птички под тихое поскрипывающее звучание виниловой пластинки.
Баюкающий голос инспектора звучал, словно стрекот сверчков теплой летней ночью, но вместе с тем он пробирался под самую корку – поближе к центру мозга, подавляя волю слабого, открытого человека.
– Присаживайтесь! – слегка шепеляво предложил он и следом присел сам, полубоком развернувшись к прибывшим. Выглядел он, как и говорил, на удивление спокойно. Но, в отличие от пленников, солдаты караула понимали, что это был намеренный, хорошо отточенный блеф. Ведь, несмотря на свою логичность, рассудительность и уравновешенность, общеизвестным фактом было еще и то, что инспекторов штабов Козырька ни в коем случае нельзя было отнести к людям справедливым и пытающимся каким-то образом помочь попавшему впросак солдату. Инспекторы были самыми скверными и самыми гадкими из всех, кто работал в штабе. Да и вообще на Козырьке. Он мог улыбаться и говорить, что понимает, почему ты был вынужден так поступить, а в итоге, когда наступает момент вынесения его экспертного заключения, тот уже не кажется таким дружелюбным и сострадающим. Один остроумный часовой с тридцать восьмого километра, однажды попавший под следствие и вроде бы вернувшийся из штаба без особенных последствий для здоровья, тогда сочинил шутливый стишок:
Инспектору не верь, инспектор видит «плохо»,
Поэтому с подвохом вопрос задаст тебе.
Ответь ему правдиво, будь паинькой и другом,
Ведь вовсе бесполезно рассчитывать на блеф.
Старик тебя не тронет, ему это не нужно,
Зато вот офицерам ты нужен позарез.
Когда инспектор скажет, что все-таки виновен,
Те, с праздным интересом тобой сыграют в «Бес[5 - Бес (сокр. «Бес Тас» – «Пять Камешков») – древняя игра на скорость и реакцию с подбрасыванием камней или костей. Состоит из нескольких этапов. В первом этапе участник должен успеть поднять кость (камень) с земли и поймать второй, подброшенный. С каждым этапом игры правила усложняются.]».
По вполне очевидным причинам того остряка вызвали на еще одну беседу с инспектором, якобы для уточнения некоторых моментов по старому делу. После его уже никто не видел. На тридцать восьмой тут же прислали нового человека, от которого солдаты уже узнали, что их друг и товарищ вроде как ушел в бессрочный отпуск. Это был первый случай тайного исчезновения обычного солдата, но вовсе не последний. В каждом из семи штабов Козырька, в каждом из которых сидел «справедливый» инспектор, нашлась бы масса историй, где солдат неожиданно уходил «в отпуск», который пограничники частенько путали с выражением «на покой», и больше не возвращался.
– Кто из вас Сохор? – немного театрально, в привычной спокойной манере, поинтересовался господин Юл, бегло пролистав отчет офицера.
– Я! – вскочив с места, обозначил себя радист.
– Хорошо! – удостоверился инспектор и натянул на нос очки. – Значит, вы утверждаете, что со всех сторон вас окружают беспечные и безалаберные люди? – добавил он, глядя исподлобья на парня.
– Все верно, господин инспектор! Более того, – поторопился доложить он, – люди, весьма враждебно настроенные как ко мне, – вашему верному слуге – так и ко всему штабу, Козырьку, – нагнетал он, – и даже к самому военному Ус-та-ву!
