– Тогда я умру, и тхарм мой поднимется к тхармам охотников из моего саммада. Но сперва я отомщу за них. Это хорошая смерть.
– Хорошей смерти не бывает.
Херилак молча поглядел на Керрика, смутно догадываясь о том, что его мучило. Годы плена могли странным образом изувечить душу мальчика, ставшего теперь мужчиной. Пусть окончились эти годы, позабыть их нельзя. И нет дороги назад. Впереди жестокий путь, и другого не будет.
Херилак вытащил из-за пазухи нож из небесного металла на кожаном шнурке и протянул Керрику.
– Вот нож твоего отца. Ты сын его, раз на твоей шее висит такой же нож, только поменьше. Их сделали на моих глазах. Повесь этот большой на шею рядом с маленьким. И носи, чтобы помнить о гибели отца и всего твоего саммада. И о том, кто убил их. Чтобы в сердце твоем были ненависть и жажда мести.
Керрик нерешительно протянул руку и взял нож… И крепко стиснул твердую рукоять.
Возвращения в Алпеасак быть не могло. Никогда. И он должен учиться ненавидеть мургу, погубивших его народ. Он надеялся, что научится этому.
Но пока на душе у него было пусто.
4
Охота была очень плохой. Улфадан вышел еще до рассвета, но похвастаться было нечем. С пояса его свисал один убитый кролик, тощий и молодой, на костях которого мяса едва хватит, чтобы заглушить голод охотника. А что будет есть весь саммад? Он подошел к опушке леса и остановился под развесистым дубом, внимательно вглядываясь в поросшую травой равнину. Дальше идти он не смел.
Там были мургу. До самого конца мира – если у мира есть конец – повсюду живут они, эти презренные и ужасные твари. Некоторые годились в пищу – он пробовал мясо одного из небольших клювастых мургу, тех, что паслись большими стадами. Но смерть подстерегала охотника в этих просторах. В траве ползали бесчисленные ядовитые мургу, смертельно опасные змеи всех размеров и расцветок. Но хуже всех были огромные твари с громоподобными голосами, сотрясавшие землю своими шагами.
И как всегда, когда он думал о мургу, рука его машинально прикоснулась к зубу одного из этих гигантов, висевшему на шее. Зуб был длиной почти с локоть. Он добыл его молодым; тогда он был глуп и рисковал жизнью, чтобы доказать свою удаль. Он следил с дерева за смертью марага, видел, как мерзкие падальщики потом терзали труп и ссорились из-за мяса. Только после наступления темноты он осмелился оставить свое убежище среди ветвей, чтобы вырвать этот зуб из раскрытой пасти. Тут появились ночные мургу, и только случай спас ему жизнь. Длинный белый шрам на бедре остался ему на память. Нет, нечего и думать искать добычу вдалеке от деревьев.
Но саммад должен есть. Дичи становилось все меньше. Мир менялся, хотя Улфадан не знал почему. Алладжекс всегда говорил, что мир не изменился с тех пор, как Ерманпадар сотворил тану из речного ила. Зимой они уходили в горы, в глубокие снега, где легко настигать оленей. А когда весной таял снег – спускались к реке, иногда добирались до моря, где кишела рыба, а в мягкой земле на берегу росли вкусные клубни и корни. Но никогда тану не забредали далеко на юг, где их ждали только мургу, а с ними и смерть. В горах и темных северных лесах всегда находилось все, что могли пожелать тану.
Теперь все изменилось. Бесконечная зима упрятала горы под снег, стада оленей поредели, весна приходила поздно, и людям нечего было есть. Сейчас-то они ели досыта: в реке было много рыбы. Летом на берегу к ним всегда присоединялся саммад Келлиманса – так было каждый год. Наступала пора говорить и встречаться, а молодым охотникам выбирать женщин. Теперь на это почти не оставалось времени: ведь рыбы на зиму припасено еще мало. Кто сможет дожить до весны, если не хватит запасов?
Пути к спасению не было. Территории к востоку и западу занимали другие саммады. Такие же голодные, как его и Келлиманса. На юге – мургу, на севере – лед, охотники были зажаты в ловушке. Выхода не было. Голова Улфадана просто лопалась от не имевшей решения задачи.
Он горестно застонал, словно раненый зверь, потом повернулся и направился назад, к саммаду.
С вершины поросшего травой склона возле реки все выглядело обычным. Темные конусы кожаных шатров выстроились вдоль берега неровной цепочкой. Между шатрами сновали люди, от очагов поднимался дымок. Неподалеку один из стреноженных мастодонтов задрал хобот и затрубил. Чуть поодаль, на берегу, женщины рыли землю обожженными палками, выкапывая съедобные корни. Это сейчас корни – хорошая еда. Но что будет, когда земля замерзнет? Он знал, что их ждет, но старался не думать об этом.
Голые ребятишки с визгом плескались в воде. Перед шатрами на солнышке грелись старухи, плетя корзины из ивняка и травы. Саммадар шествовал между шатрами, и лицо его было суровым. Один из меньших сыновей Улфадана подбежал к нему с новостью.
– Пришли три охотника из другого саммада. Один из них такой смешной!
– Отнеси кролика матери. Бегом!
…Охотники сидели вокруг огня, по очереди попыхивая деревянной трубкой. С ними были Келлиманс и алладжекс Фракен, иссохший и древний. Старика-знахаря уважали за мудрость.
Гости встали, приветствуя саммадара. Одного из них он хорошо знал.
– Приветствую тебя, Херилак.
– Приветствую тебя, Улфадан. Это Ортнар из моего саммада. А это Керрик, сын Амагаста и моей сестры.
– Вы ели и пили?
– Мы ели и пили. Щедрость Улфадана известна.
Улфадан подсел к сидевшим возле огня и, когда трубка дошла до него, вдохнул колючий дымок. Странный гость заинтересовал его. Безволосый охотник, который должен был погибнуть вместе со своим саммадом, но остался в живых. Следует расспросить его, когда настанет время для вопросов.
Члены саммада тоже заинтересовались гостями и собрались вокруг костра.
На сей раз Херилак не стал соблюдать все обычаи, как зимой. Он заговорил о деле, едва трубка обошла всех по кругу.
– Зимы долги, все знают это. Пищи мало, все знают это. И теперь весь мой саммад мертв, нас осталось только двое.
Охотники молча внимали ужасным словам, обступившие костер женщины разразились горестными воплями. У многих были родственники в Херилак-саммаде. Все поглядели на восток, где уже начинали высыпать первые звезды. Когда Херилак заговорил вновь, воцарилась полная тишина.
– Известно ли вам, что я с моими охотниками побывал на далеком юге, где нет снега и тепло даже зимой, где живут одни мургу? Я подумал, что они-то и убили Амагаста и весь его саммад. И мысль моя была верной. Мы нашли мургу, которые ходят подобно тану и убивают палками издалека. Среди костей Амагаста отыскал я такую палку. Там, на юге, мы убивали мургу, а потом вернулись на север. Мы узнали, что смерть затаилась на юге, и мы узнали, что это за смерть. Но той зимой мы голодали, многие умерли. Летом, все знают, охота была плохой. А потому я повел саммад на юг, к побережью, где лучше охота. Мы уже знали об опасности, но выхода не было: мы все равно погибли бы от голода. Мы выставили стражу – нападения не было. И только когда мы ослабили бдительность, они напали на нас. Я здесь. Ортнар здесь. С нами Керрик, сын Амагаста, живший в плену у мургу. Он много знает об их обычаях.
Раздался заинтересованный ропот, все пытались разглядеть Керрика. Волосы его были короткими, на шее блестело кольцо, на груди висели ножи из небесного металла. Он молча смотрел прямо перед собой. А когда все умолкли, заговорил Келлиманс:
– Пришли дни погибели тану. Зима убивает нас, мургу убивают нас, другие тану убивают нас.
– Разве не хватит с нас одних губителей – мургу? Разве нужно нам биться между собой? – спросил Херилак.
– С долгой зимой и коротким летом должны сражаться тану, – ответил Улфадан. – Мы пришли сюда, потому что олени ушли с гор. Но когда мы попытались охотиться здесь, мужчины других саммадов, живущих за горами, прогнали нас. Теперь у нас мало пищи, и зимой мы снова будем голодать.
Херилак печально покачал головой:
– Все не так. Это мургу наши враги, а не тану. Если мы передеремся, конец неизбежен.
– И я так считаю, Херилак, но в этом не мы виноваты. Надо говорить с другими саммадами. Если бы не они, мы могли бы охотиться и жить в сытости. Они пришли из-за гор, их много, они очень голодны. Они гонят нас, и мы не можем охотиться. Они дождутся нашей смерти.
Пока Улфадан говорил, Келлиманс согласно кивал.
Херилак сделал протестующий жест:
– Нет, это неправильно. Причина наших невзгод не в них. Охота за горами не лучше, чем здесь. Иначе они не пришли бы сюда. У тану два врага: зима, которая все не кончается, и мургу. Они решили погубить нас. Как биться с зимой? А мургу можно убить!
Тут все заговорили и заспорили наперебой, но тут поднялся Фракен, и все умолкли. Старого, мудрого знахаря уважали. Люди надеялись, что он знает, что делать.
– Мургу бесчисленны, словно листья. Ты говоришь нам, что у них есть смертоносные палки. Разве можно биться с подобными существами? И зачем именно нам браться за это? Если мы рискнем и пойдем на смерть, что тогда ждет нас? Нам нужна еда, а не война.
Он закончил под одобрительный ропот. Только Херилак был не согласен.
– Вам нужна пища – мне нужна месть, – хмуро пробормотал он. – Надо найти способ уничтожить этих южных мургу. Когда их не станет, всегда можно будет спокойно охотиться на побережье.
Потом было много разговоров, споров, даже перебранок, но так ничего и не решили. В конце концов Херилак сделал знак Ортнару, оба поднялись и ушли. Керрик видел, как они уходили, но не сразу последовал за ними. Если они не позовут его, быть может, уходить и не придется. Он останется у костра, будет говорить с другими охотниками. Может быть, ему предложат остаться и он будет охотиться и забудет про мургу.
Но это было бы ошибкой. Он знает то, чего не знает никто из тану. А иилане’ никогда не забудут ни про него самого, ни про жалких голодных людей. Уж их-то ненависть не искоренить. Они разошлют рапторов, выследят все саммады и перебьют по одному. Улфадан и Келлиманс боятся только зимы, голода и пришлых тану, но смерть к ним придет другой дорогой.
Никто из охотников не заметил, как Керрик поднялся и ушел, прихватив свое копье. Оба его друга сидели возле собственного костра. Херилак задумчиво ворошил угли в костре, внимательно глядя в огонь, словно пытался увидеть в нем совет.
– Нас только трое, – проговорил он. – В одиночку с мургу не справиться, но в крайнем случае придется пойти и на это. – Он повернулся к Керрику. – Ты знаешь мургу, мы не знаем. Расскажи о них. Расскажи, как они воюют.
Керрик в раздумье потер подбородок, медленно и неуверенно заговорил:
– Об этом нелегко рассказать. Надо знать их город, надо знать, как им правят. Надо понять иилане’ и фарги, их мысли и поступки.
– Расскажи нам.
Сначала Керрику было трудно говорить на марбаке о вещах, известных ему только на языке иилане’. Ему приходилось подбирать новые слова, новые способы определения понятий, вовсе не знакомых охотникам. О том, что было непонятно, они расспрашивали его подробнее. В конце концов охотники получили некоторое представление об иилане’, хотя почему все обстоит именно так, они, конечно, не могли понять.
Пытаясь уразуметь услышанное, Херилак молча глядел на свои кулаки, упершись ими в колени. Детали не так уж важны, если понимаешь главное – как живут иилане’.
– Когда они узнаю`т, где располагается саммад, то готовятся к нападению. Вооруженные фарги отправляются в поход на лодках. Они внезапно появляются из моря и убивают всех… ты знаешь это.
– Но ты говорил не только об этом, – сказал Херилак, – ты говорил, что они всегда ночуют на берегу перед нападением.
– Да, обычно они так поступают. Подбираются поближе, ночуют, а утром нападают.
– И всегда они так делают?
– Всегда? Не знаю. Я был с ними в походе всего два раза. Но сейчас это не имеет значения. Судя по тому, как они думают и поступают, можно предположить, что всякий раз они действуют одинаково. Они ничего не меняют, пока не изменит удача.
– Значит, следует отыскать способ, который позволит нам использовать эти сведения им во вред.
– И что ты предлагаешь? – спросил Ортнар.
– Еще не знаю. Следует все обдумать и предусмотреть. Выход должен существовать. Мы охотники и умеем выслеживать дичь. Найдется способ перебить всех мургу.
Глубоко задумавшись, Керрик молчал. Он вновь вспоминал гибель саммадов. До сих пор он не мог забыть пережитый ужас, когда увидел, как черные фигуры мургу полезли из воды. Был он и среди атакующих воительниц Алпеасака. Видел приготовления к нападению, слышал распоряжения и знал все, что происходило. Теперь следовало объединить все знания и найти путь, ведущий к победе.
– Перебьем! – сказал он громким голосом. Охотники удивленно взглянули на него. – Мы их обманем! Но для этого нам нужны Улфадан и Келлиманс со своими саммадами. Мы все объясним охотникам. Заставим их понять нас и помочь. Саммады пойдут на юг охотиться. Охота будет хорошей, пищи будет много. Но однажды мургу обнаружат наше присутствие на юге, им расскажут об этом огромные птицы. Но мы будем внимательны и, как только заметим такую птицу, сразу поймем, чего следует ждать. Когда мы увидим птицу, надо будет выслать на берег охотников, чтобы следили за морем. Тогда мы вовремя узнаем о приближении мургу. Но мы не побежим – мы встретим их и перебьем.
– Опасно… – проговорил Херилак. – Если брать в поход саммады, придется рисковать жизнью детей и женщин, всех, кому не по силам сражаться. План должен быть лучше, иначе саммады не рискнут выступить. Думай снова. Ведь ты говорил мне что-то очень важное, что-то о ночи… что мургу никуда не ходят по ночам?
– Это не совсем так. Они должны спать по ночам, таков обычай.
Расхохотавшись, Херилак вскочил на ноги.
– И наш обычай – по ночам спать, только не всегда удается, не каждую ночь. Тогда получается так. Мы поговорим с охотниками и убедим их пойти на юг вдоль берега, ведь подступает голод. Там саммады запасутся едой на зиму. Но все охотники будут помнить об огромной птице, которая говорит с мургу. Заметив птицу, мы сделаем засаду у берега. И когда мургу остановятся на ночь, мы уже будем ждать их. И придем к ним ночью. Одни охотники. Они пойдут молча и придут на берег. – Сжав кулаки, он стукнул ими друг о друга. – И мы нападем на спящих, мы перережем мургу, мы застанем их врасплох, как они заставали тану. – Загоревшись идеей, он поднялся и отправился обратно к большому костру. – Надо рассказать, придется убеждать.
Убедить охотников удалось с трудом. Ортнар и Керрик помогали Херилаку, вновь и вновь растолковывая свой план. Как нападают мургу, как можно победить их. Они уверяли, что тану сумеют и поохотиться, и перебить мургу и запасут мяса на зиму.
Саммадаров разговор очень обеспокоил: предложение было неожиданным и рискованным.
– Ты просишь, чтобы все мы рискнули жизнями, – сказал Улфадан. – Ты хочешь, чтобы наши дети и женщины подманивали мургу, как делаем мы с долгозубом, чтобы убить его копьем. Ты просишь слишком многого.
– Это так и не так, – отвечал Херилак. – Похоже, вам ничего другого не остается. Без пищи зиму переживут немногие. А здесь вам охотиться не дадут. Пойдем на юг, там охота хорошая!
– Но там повсюду мургу!
– Да, но теперь мы знаем, чего опасаться. Если хочешь, мы не станем дожидаться появления огромной птицы, а каждый день будем посылать охотников на пляжи. Они предупредят нас о приближении мургу. Когда мургу высадятся, мы уже будем знать, что нападение близко. Мы предупредим всех. Шатры и все прочее ночью погрузят на травоисы, мальчики отгонят мастодонтов от берега, уведут с собой женщин и малых детей. Все они будут в безопасности. Это риск, но вы вынуждены рисковать, иначе погибнете от голода и холода. Без еды никому из вас не дожить до весны.
– Ты говоришь резко, Херилак, – сердито проговорил Келлиманс.
– Я говорю чистую правду, саммадар. Решать вашим людям. Мы сказали все. А теперь мы уйдем.
Но решение не было принято ни в эту ночь, ни на следующий день и на следующий за ним – тоже. А потом пошел дождь, крупный, холодный. Северный ветер пронизывал до костей. Осень нагрянула слишком быстро. Еды почти не было, все знали об этом. Трое гостей не уходили. И замечали, что люди поглядывают на них то с беспокойством, то с ненавистью… за то, что их заставили выбирать.
А потом люди поняли, что выбирать уже не из чего. Под женский плач шатры собрали и погрузили на травоисы. Никто не изъявлял радости, как всегда в начале похода. Люди шли как на смерть. И кто знает, быть может, так оно и было. Подавленные и промокшие, уходили они на юг, подгоняемые ливнем.
5
Во всеобщей суете, пока саммад снимался со стоянки, Керрику некогда было думать о тех опасностях, что сулило будущее. Пока травоисы навязывали на мастодонтов, в памяти его возникали непрошеные воспоминания, давно забытые ощущения.
Было интересно смотреть, как огромные звери наваливались на упряжь и неторопливо влекли за собой скрипящие деревянные рамы, на которые были навалены шатры и пожитки, а наверху, как всегда, лежали младенцы и сидели дети постарше. Охотники шли впереди, чтобы не упустить случайного зверя. Саммад не соберется вместе до вечера, охотники придут на запах огня и еды.
В первые несколько дней люди особенно боялись коварных мургу, которые мерещились им повсюду. Но тану – фаталисты, да и кем еще могли они быть, когда жизнь их так менялась? Они привыкли полагаться на милость природы, ведь охота всегда могла оказаться плохой, обрекая на голод. Позади ждала смерть от истощения, впереди были пища и жизнь… быть может. Честная сделка. И когда стало теплее, а охота улучшилась, настроение у всех поднялось.
Люди приняли в свою среду Керрика, хотя дети еще показывали на его железный воротник и хохотали при виде безволосой физиономии. Но щетина росла, становилась длиннее – уже на целый палец, – хотя клочковатая бороденка и не желала густеть. Он все еще неуклюже орудовал копьем и не лучше стрелял из лука, но уже начинал осваиваться. И с каждым днем мир казался ему все более и более приятным местом для жизни.
Так было, пока они не пришли к морю.
Первый же взгляд на синие волны наполнил душу Керрика таким ужасом, что он замер на месте. Вокруг никого не было – он далеко ушел от неглубокой долины, по которой мастодонты тянули травоисы, других охотников тоже не было поблизости. И вместе со страхом нахлынуло желание повернуться и бежать. Впереди была только смерть. Как могла горстка охотников даже вообразить, что сумеет выстоять в бою против отряда вооруженных фарги. Он хотел бежать в горы, спрятаться, зарыться в землю поглубже. Идти вперед означало самоубийство.
Впрочем, Керрик понимал, что не сможет убежать. Страх силен, но о подобной трусости стыдно и думать. В конце концов, он сам помогал Херилаку придумывать этот план, а потому выбора не было, оставалось идти до конца. Но страх не исчезал, и каждый шаг вперед давался ему теперь с огромным трудом. Но он шел вперед, перепуганный и несчастный… шел.
…Вечером они остановились на берегу. Пока разгружали травоисы, мальчишки уже ловили рыбу в солоноватой лагуне, насаживая земляных червей на костяные крючки. Вода кишела хардальтами, небольшие спруты в панцире так и рвали наживку. Со смехом и криком мальчишки тащили в лагерь свою добычу. Моллюсков извлекали из раковин и резали, и скоро их мясо уже шипело над кострами. Жесткое и резко пахнувшее, оно создавало приятное разнообразие в пище.
Выплюнув жесткий кусок, Керрик вытер пальцы о траву, встал и потянулся. Места в желудке вроде бы не оставалось. Он поглядел на костер и краем глаза заметил движение над головой – там пролетала морская птица.
Он видел распростертые огромные крылья, широкую грудь, багровую от лучей заходящего солнца. Керрик замер. Вот она. Черную шишку на ноге – неусыпный глаз мургу – он не видел, но знал, что она там. Все ниже и ниже опускалась птица к стоянке. Керрик с трудом сбросил оцепенение и поспешил к сидевшему возле костра Херилаку.
– Она здесь, – проговорил он, – кружит над нами. Теперь мургу узнают о нас.
