Я не любила просыпаться, так как каждое утро, едва открыв глаза, испытывала отчаяние и нежелание возвращаться к действительности. Со временем я научилась подавлять в себе эти чувства, мысленно произнося слова, похожие на молитву, которым научил меня наш замечательный врач Иван Андреевич. После этого ко мне возвращались если не радость жизни, то относительное спокойствие и умиротворение. Я примирилась со своим положением, но сегодня, едва открыв глаза, почувствовала приближение приступа.
Чтобы скорее привлечь к себе внимание персонала, я начала отчаянно выть и метаться по кровати. В палату не спеша вошла пожилая санитарка тетя Валя. Откровенно зевая, она открыла дверцы шкафа и вытащила оттуда мольберт с натянутым на него листом бумаги, швырнула на прикроватную тумбочку карандаши, кисти и краски и, ни слова не говоря, пошла досыпать.
Какая-то неведомая сила потянула к мольберту. Меня трясло, пот заливал глаза, но я знала, что скоро это состояние пройдет. Взяв карандаш, я сосредоточилась и, постояв несколько минут у холста, короткими штрихами начала делать набросок.
Через некоторое время на бумаге появились очертания моста и маленькой женской фигурки у самых перил. Это мне не понравилось, поэтому я попыталась стереть ластиком женскую фигурку, чтобы изобразить ее подальше, но ничего не вышло: женщина продолжала стоять, свесившись через перила моста, и мне показалось даже, что я вижу ее глаза, тоскливо вглядывающиеся в зловещую темную воду.
Постепенно приходило понимание замысла, и, не теряя времени, я нарисовала фигуру мужчины в теплом зимнем пальто и меховой шапке. Подумав несколько минут, рядом с ним пририсовала машину, воображая ее большой, с блестящими синими боками. У набережной реки появилось несколько домов, а над ними, несмотря на тоскливый, серый зимний день, раскинулась радуга. Ее лучи проникали в мысли живущих там людей, делая их менее эгоистичными и зацикленными на себе. Картина становилась менее безысходной, возникло чувство слабой, едва ощутимой, надежды. Однако и этого было недостаточно. Закрыв лицо руками, я начала мерить палату, шагая из угла в угол.
Наконец на меня снизошло озарение. Изобразив на заднем плане полицейскую машину, я вздохнула с облегчением. Это было непросто, ведь мне нужна была не любая машина… Нет, я совсем запуталась! Точнее – нужны были особые люди в этой машине. Те, что еще не потеряли честь, совесть и желание служить людям.
Закончив карандашный набросок, я приступила к любимой части работы. Не спеша поработала красками, пока картина не ожила.
Несколько раз в палату заглядывал наш врач, Иван Андреевич. Персоналу он, как обычно, велел не беспокоить меня во время приступа, за что ему низкий поклон. Правда, он заставил меня сделать перерыв на ужин, после чего я прилегла отдохнуть, время от времени с удовлетворением поглядывая на свой шедевр.
Вечером в моей скорбной палате стали собираться медсестры и санитарки, пожаловал и сам Иван Андреевич. Мои рассказы были для них любопытней любого мексиканского сериала. Я их немного – для порядка – потомила, пока самая нетерпеливая из санитарок, разглядывая картину, не спросила:
– А как зовут твою героиню?
– Ее зовут Тонико, – на мгновенье задумавшись, ответила я. Имя женщины проступило в воображении яркими светящимися буквами.
– Японка, что ли? – женщины захихикали, но негромко и деликатно, чтобы не рассердить сумасшедшую.
Проигнорировав глупое замечание, я начала свой простенький рассказ.
Сын Тамары, Алешка, рос умным и жизнерадостным ребенком. Но, с раннего детства у него появились серьезные проблемы со зрением. Адские муки для матери видеть, как слепнет твой ребенок, сердце кровью обливается, а от бессилия охватывает отчаяние. Чувствуешь себя маленькой и такой одинокой, что хочется поплакать под одеялом, но этого позволить себе нельзя. Нужно держаться, быть сильной, тем более что рядом нет плеча, на которое можно было бы опереться.
Прошло несколько отчаянных лет. Зрение у мальчика ухудшалось, но вдруг по городу пошли слухи, что в их захолустье приезжает профессор – мировое светило офтальмологии – и планирует сделать несколько операций. Впервые забрезжила надежда, и Тамара бросилась к главврачу больницы. Тот хорошо знал Тамару, Алёшку и всю их печальною историю, поэтому записал мальчика в очередь на операцию и велел сдать множество анализов.
Но где взять деньги? У друзей и знакомых таких средств нет.
Оставалась единственная возможность – взять кредит в банке. Побегав за справками, Тамара немного успокоилась: кредит обещали дать. Впервые за долгие годы женщина воспрянула духом. Внимательно осмотрев себя в зеркало, чего давно не делала, она вздрогнула: неужели эта женщина со скорбными складками у рта и поседевшими волосами – она? Постоянное уныние сделало свое дело, превратив цветущую женщину почти в старуху.
«А ведь мне еще и тридцати пяти нет», – Тамара заставила себя улыбнуться. Она верила, что даже искусственная улыбка, отправленная миру, меняет действительность и улучшает судьбу.
Вопрос с кредитом решился только к вечеру пятницы. В банке ее клятвенно заверили, что деньги переведут на расчетный счет больницы в понедельник утром. Не сдержавшись, Тамара расплакалась прямо в кабинете управляющего банком: в понедельник заграничный врач покидал страну! С трудом уговорив дать ей деньги наличными сегодня, немного успокоенная женщина направилась в больницу, благо она совсем рядом – только мост перейти.
Вечерело, над водой поднимался туман, фонари слабо освещали город, выхватывая из тумана отдельные участки серой мостовой и ржавые конструкции моста. Дойдя до середины моста, женщина повеселела. Она мечтала, как они с Алёшкой снимут летом домик в деревне, будут гулять по лесу, собирать ягоды, купаться в речке…
Вдруг женщина почувствовала, что кто-то с силой тянет ее сумку. Тамара пыталась прижать сокровище к себе, но грабитель изо всех сил дернул сумку и убежал. Тамара оглянулась – кругом ни души.
Оцепенев, с трудом передвигая ноги, она приблизилась к перилам моста. Свинцовая вода завораживала и манила. «Это лучший выход», – подумала женщина, перебираясь через перила…
…Василий Петрович, директор завода, был не в настроении: на ночь глядя его вызвали в главк на совещание.
– На заводе дел по горло, а они все совещаются, – ворчал мужчина. Посмотрев в окно машины, удивился, что едет другой дорогой, а не как обычно.
«Неудивительно, что я стал таким рассеянным: проблемы на работе дают о себе знать».
Вдруг взгляд директора завода выхватил в слабом свете фонаря женскую фигурку у перил моста. Мужчина замер от ужаса:
– Ишь чего удумала, – пробормотал он и осторожно выбрался из машины.
Чтобы не испугать женщину, бесшумно подошел и схватил несчастную в охапку мощными ручищами. Та стала вырываться, но Петрович не уступал. Посадив неудавшуюся самоубийцу в машину, закричал, освобождаясь от своего испуга и напряжения:
– Ишь чего удумала, девка! С ума сошла!?
Тамара разрыдалась, худенькие плечи ее содрогались от всхлипов.
– Что случилось-то? – уже более спокойно спросил спаситель.
– Деньги, деньги украли, я не хотела, —только и смогла сквозь рыдания выговорить несчастная.
– Эх, до чего народ дошел, – махнул рукой Василий Петрович, – неужто из-за денег топиться стоит!? Куда побежал вор, барышня? – мужчина завел машину.
Тамара неопределенно махнула рукой.
Поиски конечно же не дали результатов, тем более что описать нападавшего Тамара не смогла. Василий Петрович был в растерянности, он испытывал искреннее сочувствие к бедной женщине.
– Теперь куда ехать-то?
– В больницу, – прошептала Тамара.
Едва зайдя в кабинет главврача, женщина снова зарыдала.
– Что случилось, Тамара Сергеевна?
– Деньги украли, – в голос завыла та.
– Тамара Сергеевна, голубушка, – взволнованно произнес интеллигентный главврач. – Я названивал вам целый день, но вы не отвечали: доктор решил сделать операцию бесплатно, то есть на благотворительных началах! Никаких денег не надо.
– Что? – Тамара не верила своим ушам. Она испытывала те же чувства, что и приговоренный к смерти, но внезапно – прямо перед казнью – помилованный. – Спасибо, благодарю вас, – уже со слезами радости Тамара крепко обняла вконец растерявшегося врача.
– Ну все, все, голубушка, ступайте домой, все будет хорошо. Прошу вас, – обратился он к известному в городе директору завода, – будьте добры, проводите даму.
– Конечно, – потрясенный столь драматическими событиями, мужчина подхватил Тамару под руку.
– И все-таки вы дурища, – сказал Василий Петрович, проводив Тамару до дома. – Почему не взяли машину, чтобы с такими деньгами доехать до больницы?
– Так ведь рядом совсем, – оправдывалась та, ей было стыдно признаться, что в кармане не осталось ни копейки и денег хватало только на операцию.
– Простите, что так напугала вас. Это была минутная слабость. Уверена, что я совладала бы с собой и не стала этого делать. Кто же позаботится о моем сыне, если не я? Но вы появились вовремя… – Тамара с благодарностью посмотрела на своего спасителя.
Когда Тамара пришла домой неожиданно раздался звонок в дверь.
«Господи, кого еще принесло? – открывая дверь, подумала женщина. Этот день никогда, видимо, не закончится».
За дверью, к ее удивлению, стояли двое полицейских.
– Гражданка Коренева Тамара Сергеевна? – официально произнес один из них.
– Д-да, – заикаясь ответила Тамара. – Хотя мама называла меня Тонико, – зачем-то добавила она.
– Это ваша сумка? – заметно было, что полицейского несколько удивило Тамарино уточнение, но после секундного замешательства он протянул украденную вещь.
– Моя, – ответила женщина, с волнением открывая сумку. Деньги были на месте!
– Задержали одного подозрительного типа, прятался и неадекватно вел себя. По банковским документам узнали ваши адрес и фамилию, – объяснил полицейский. Затем оба, отдав честь, ретировались, не дожидаясь пока гражданка придет в себя от изумления.
«Как такое может быть, что день, обещавший быть последним днем жизни, окончился так хорошо?» – подумала обессилевшая от потрясений Тамара.
На этом месте я замолчала. Некоторое время в палате стояла тишина.
– А мальчик выздоровеет? – всхлипывая и громко сморкаясь, спросила тетя Валя.
– Послушайте, – прошептала другая, – рядом с моей сестрой в коммуналке живет некая Тамара, у нее слепой сын. Кто знает, может это история про них?
Но я молчала, не слушая их. Я – Корректор Судеб, и меня не трогают их сомнения. Я сделала больше, чем могла, рассказав эту историю, хотя вовсе не обязана была это делать, ведь им непросто понять мою конечную цель.
Было жаль этих добрых женщин. Они украдкой утирали слезы, им так не хватало сказочных историй в их нелегкой и безрадостной жизни. А все мои истории заканчивались хорошо, потому что я вкладывалась в них душевно и физически.
– А теперь вам нужно отдохнуть, дорогая моя, – сказал добрейший Иван Андреевич, аккуратно свернув в рулон мою картину. Я согласно кивнула и улыбнулась.
Этот замечательный доктор смог убедить меня, что дар корректировать судьбы людей ниспослан мне свыше, долго и путано объясняя причины, по которым я стала обладателем этого дара. Я ничего не поняла. Одно слово – сумасшедшая. Да мне и не надо понимать, ведь мой доктор никогда не врет. Одно я уяснила: необходимо творить добро, иначе дар исчезнет, а ко мне вернется тоскливая и страшная гостья – депрессия. Все мысли и ощущения доктор посоветовал мне переносить на бумагу.
Это дар, а не наказание, как вначале думала я, и не мания величия, как полагали окружающие. Пришло осознание, что у меня есть основания гордиться собой – главное, никому не рассказывать о своей исключительности.
Мне стало гораздо лучше, и в перерывах между приступами я больше не лежу, бессмысленно уставившись в потолок, а гуляю по больничному саду и даже беседую с душевнобольными.
У Ивана Андреевича тоже есть бесценный дар – врачевать души людей.
Зеленый камень богини
Дыхания жизни загадочный страж,
А может быть, это пустыни коллаж,
Наверное, это иллюзии след:
И города нет, и спасения нет…
Вертолет все глубже уходил в знойные пески Кызылкума. Внезапно началась буря. Застывшие гребни барханов сначала потеряли четкие очертания, а потом и вовсе исчезли под громадой песка. Вертолет погрузился в песчаное облако. Изменился звук мотора— он будто закашлялся, торопливо сбрасывая обороты, а вскоре и вовсе заглох. Стало ясно, что катастрофа неминуема. Но молодой пилот не потерял самообладания и, отчаянно борясь с потоками песка и пыли, все же посадил легкомоторный вертолет. От удара затрясло корпус, и Рустам ощутил, как машина со скрежетом вгрызается в песок.
Очнувшись, Рустам ничего не увидел, кроме серой пелены. Рядом стоял Даврон, пилот вертолета, и с ужасом наблюдал, как машину засасывает песок, будто затягивая его в яму.
Рустам огляделся в поисках спасения. Ветер, к счастью, немного ослаб, и сквозь тучи песка стали заметны хребты невысоких гор, над которыми возвышались мрачные стены полуразрушенного сооружения.
Он показал пилоту на него рукой, тот что-то ответил, но Рустам не расслышал.
– Побежали, – громко скомандовал Рустам.
Каменное сооружение представляло собой полуразрушенную квадратную постройку из необожженного кирпича или камня с четырьмя арками и куполом. Нырнув под его своды и сделав несколько осторожных шагов, мужчины оказались в квадратном зале. Через отверстия в куполе сыпался песок.
Они сели на песок перевести дух.
– Сколько раз летали, но первый раз попали в бурю… Ты проверял прогноз перед вылетом? – раздраженно спросил Рустам.
– Не волнуйтесь, Рустам Рахимович, я успел передать сигнал SOS до того, как вертолет «утонул». Вот только от курса мы отклонились. Но, уверен, нас найдут. Когда выходили из Учкудука, на небе не было ни облачка, и прогноз хороший, – оправдывался пилот.
– Ничего, не пропадем, здесь отсидимся, – ободряюще похлопал пилота по плечу Рустам.
На зубах скрипел песок, ужасно болели глаза, все тело кололо попавшими под одежду песчинками-иголками.
Немного отдохнув, решили обойти свое временное обиталище. Песок со временем так уплотнился, что по нему можно было ходить, как по полу. Повернув налево, они наткнулись на нишу, в которой стояла небольшая статуэтка женщины.
– Наверное, богиня какая-то, – предположил Даврон.
– Скорее всего, сделана из терракоты, даже краска сохранилась, – добавил Рустам.
Рука мастера изваяла одежду, ниспадающую свободными складками. Лицо незнакомки было милым и одновременно строгим и величественным. Казалось, она, слегка хмуря тонкие, изящно изогнутые брови, изучающе смотрит голубыми глазами на незваных гостей. В левой руке богини жезл, а правой она касается лба, который венчал зеленый камень. Рустам взял в руки статую, чтобы получше рассмотреть. Несмотря на пронизывающую все тело боль, он не мог скрыть восхищения:
– Надо же, как в древности умели делать, – рассматривал он тонкие черты лица женщины, давно исчезнувшей в глубине веков. – Скорее всего здесь был зороастрийский храм, а это одна из богинь того времени. В разрушенном храме среди пустыни – и такая красота! – не в силах оторвать взгляда от статуи, воскликнул Рустам.
Он уже неохотно протянул руку к нише, чтобы вернуть фигурку на место, как Даврон вдруг грубо выхватил ее у него из рук.
– Что с тобой? – удивился Рустам.
Даврона, совсем недавно совершенно спокойного, будто подменили.
– Вы представляете, сколько это может стоить?! Продадим – и всю жизнь как сыр в масле кататься будем, – Даврон спрятал статуэтку за спиной.
– Отдай сейчас же, – разозлился Рустам.
