Утренняя лекция отменяется. Профессор Хагершеймер заболел? Или какая-то другая причина вызвала его отсутствие?
Я вздохнула и потерла глаза. Я не успела выпить кофе дома и не выспалась из-за того, что проснулась посреди ночи и потом потратила время на то, чтобы заснуть снова. Навигатор мелодичным голосом сообщил, что впереди на бульваре образовалась пробка. Я свернула на боковую улочку и, заметив свободное место, припарковалась.
Впереди между тату-салоном и магазинчиком спортивных принадлежностей маячил кафетерий. Солнце припекало, и мне расхотелось пить кофе. Раз уж у меня образовалось окно, я решила заглянуть в кафетерий и взять апельсиновый сок.
Я толкнула тяжелую дверь кафетерия – и словно оказалась в Кэмп-Верде своего детства.
Возможно, Лос-Анджелес вообще самый подходящий город для путешествий сквозь время и пространство. За пару часов можно пересечь самые разные районы, увидеть китайские кварталы, виллы, как на французской Ривьере, небоскребы будущего, странные застывшие улочки, которые словно не менялись с 20-х годов прошлого века, а в музее Гетти[5 - Художественный музей в Лос-Анджелесе.] застать даже обломки античной эпохи, которые вполне вольготно там расположились.
Итак, я оказалась почти в таком же кафе, как то, которым владела в Кэмп-Верде миссис Бейкер, мать моей одноклассницы Сенны. По-моему, обстановка тут не менялась с 80-х годов прошлого века, а то и раньше. Чисто, уютно, минималистично, на полу – выцветший линолеум, за столами – трое или четверо посетителей.
Впрочем, в отличие от миссис Бейкер здешняя кассирша оказалась моей ровесницей. Волосы ее, от природы черные, как вороново крыло, были выкрашены в темно-синий цвет. Если верить бейджу, звали ее Изабел.
– Добрый день, – сказала она, любезно улыбаясь, – чем я могу вам помочь?
– Один апельсиновый сок, со льдом, – попросила я.
– Свежевыжатый?
– Э… да.
– Больше ничего?
– Ничего.
– Может быть, сэндвич?
– Спасибо, я уже завтракала.
– Чипсы?
– Нет. Только сок.
Она кивнула и стала загружать в аппарат апельсины. У кого-то из присутствующих зазвонил телефон, посетитель вытащил его, скривился и стал объяснять невидимому собеседнику, что он находится на работе, страшно, ужасно, нечеловечески занят и никак не может говорить.
Кубики льда с тихим стуком опустились в бокал с соком, я расплатилась и уже хотела убрать карточку, когда это-то и произошло.
Хлопнула дверь, и в кафе вошел еще один человек. Очень молодой, худой и одетый в какую-то невообразимую дранину. Рваные джинсы, майка в пятнах пота, на ногах – тряпичные кеды, тоже не в лучшем состоянии. Темные волосы давно не стрижены и свешиваются на глаза.
Еще один бездомный, решила я, покосившись на него. В Калифорнии таких тьма-тьмущая – не секрет, что власти других штатов автобусами свозят на юг своих бродяг, чтобы с ними не возиться. А в Калифорнии круглый год тепло, и неимущие могут жить на улице без риска замерзнуть.
Правда, в прессе обычно не указывают, что эти бродяги могут быть порой весьма опасны, носить при себе оружие или употреблять наркотики. Я внимательнее посмотрела на вновь прибывшего, но мне показалось, что глаза у него было совершенно ясные. Он не походил на наркомана, и мне стало его жаль.
Когда он сделал шаг вперед, его глаза встретились с моими, и я увидела в его взгляде что-то такое, что заставило мое сердце замереть. Не колеблясь более, я повернулась к Изабел и объявила:
– Знаете, я передумала. Можно мне еще сэндвич? То есть не мне, а ему. Самый дорогой, какой у вас есть в меню. Я заплачу.
Бродяга, который тем временем успел подойти к стойке, посмотрел на меня с некоторым удивлением.
– Вы? Заплатите за меня?
– Ну да, – отозвалась я, пожимая плечами, – а что?
– Нет, погодите, – начал он, но оборвал сам себя на полуслове и тяжело покраснел.
Честное слово, я впервые в жизни видела, чтобы человек краснел так сильно. Буквально как вареный рак – обычно это фигура речи, литературный оборот, но тут именно так и было.
– Мне ничего не нужно, – просипел бродяга наконец. По-моему, он собирался даже обидеться.
– Всем нужно все, – парировала я, вложив сэндвич в его руку. – Держи.
– С вас пять долларов, – подала голос Изабел, мило улыбаясь.
Я расплатилась, и, повернувшись, поймала взгляд бродяги. Честное слово, он смотрел на меня как на сумасшедшую. Мне захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее – типа того, что жизнь непредсказуема, и что удача, может быть, еще ему улыбнется – но такие вещи трудно говорить без ложного пафоса, естественным тоном. Пока я пыталась подобрать в уме нужный оборот, бродяга попятился к дверям и был таков.
Я допила сок и вышла в прекрасном настроении. Приятно сделать доброе дело – это способствует тому, что мир становится чуточку лучше. Но, должно быть, вселенная не любит самодовольства, и уже в следующую минуту она щелкнула меня по носу самым чувствительным образом.
Именно, когда я вышла из кафе, я заметила стоящий за углом бирюзовый «ламборгини», в который преспокойно садился мой бродяга. Автомобиль сиял в лучах солнца, его хромированные диски сверкали, как бриллианты – и даже ярче. Незнакомец скользнул на водительское сиденье и опустил дверь. (Кто не знает, у этих машин дверь закрывается не как обычно, а опускается, как в какой-нибудь космической капсуле).
Тут я, надо признаться, прикипела к месту и на долю секунды даже решила, что схлопотала солнечный удар или что-то вроде того.
Но никакой галлюцинации или тем более ошибки не было: человек, которого я приняла за лицо без определенного места жительства, сел в одну из самых дорогих машин на свете так, словно это было в порядке вещей.
Через несколько секунд он вырулил на шоссе, и по уверенной манере езды я определила, что он наверняка водит подобные машины не первый год.
Голова у меня шла кругом. Я смотрела вслед незнакомцу, испытывая целую гамму чувств: замешательство, неловкость и, само собой, острое любопытство.
Кто он вообще? Почему у него такой вид, будто он бродяжничал и сегодня, может быть, будет снова ночевать под мостом, хотя в следующую минуту он уже сидел за рулем бирюзового «ламборгини»? А мой сэндвич? Съел его таинственный водитель или же выбросил? И что он должен был подумать обо мне?
Может быть, он выиграл в лотерею? А если он угнал машину? Но я вспомнила, какое количество полицейских и частной охраны стережет покой и имущество самых богатых горожан, и решительно отмела эту версию.
Укради он чужой «ламборгини», он бы и сотни футов на нем не проехал. Потому что это Лос-Анджелес, и местные ангелы очень хорошо знают, кого они должны охранять с особым рвением.
Я села в свою машину и завела двигатель, перебирая в уме возможные варианты. Отъезжая от кафе, я невольно поглядела в зеркало заднего вида. Бирюзового «ламборгини» нигде не было видно, но я знала, что еще долго буду думать о нем и его загадочном водителе.
«А если…»
Я вспомнила, как моя университетская подруга Лина говорила, что на самом деле Лос-Анджелес – большая деревня, и все мало-мальски значительные жители города находятся на виду. Поколебавшись, я решила связаться с ней.
– Лина, привет, ты можешь сейчас разговаривать? Тут такое дело… э… Короче, меня на Сансет[6 - На бульваре Сансет.] подрезал какой-то придурок на «ламборгини». Цвет бирюзовый, номер я не успела разглядеть…
– Какой именно бирюзовый? Они разные бывают.
– Ну такой, блестящий. Пижонский. Шикарный. Есть такие оттенки, в которые красят машины, чтобы все вокруг лопнули от зависти. Ну вот это такой оттенок и есть.
– Короче, ты, наверное, имеешь в виду бирюзовый глянцевый хром. А модель? Что насчет модели?
– Модель не скажу, потому что я в них не разбираюсь. Водителю столько же, сколько мне или тебе. То есть мне так показалось, потому что разглядеть было сложно, он промчался, как…
– Поняла. Сочувствую.
– Есть версии о том, кто это мог быть?
– Ну тут не так много вариантов, на самом деле, – протянула Лина. – Похоже, это был Трой Белкомб. Но связываться с ним я не советую. Ты не пострадала? Машина в порядке?
– Машина в порядке, – заверила я ее, ничуть не покривив душой. – Лина, кто он такой?
– Он? – Моя собеседница скептически хмыкнула. – Сын своего отца. Его папаша – голливудский продюсер.
– Господи, а я-то думала, он под мостом ночует. Ну надо же!
Лина хихикнула. Она решила, что я так выражаю свой сарказм, но я-то сказала чистую правду.
– В общем, понятно, – продолжала я, немного раздосадованная тем, что дала такого маху. – Дом в Беверли-Хиллз…
– Не только, у них свой остров, и самолеты, и чего только нет. Но Трой действительно придурок, тут ты угадала. Если что, постарайся держаться от него подальше.
– Он где-то учится или работает? На студии, может быть?
– Чтобы Трой где-то работал? Я тебя умоляю. Учится он у нас. То есть числится. Его отец – донор университета.
– Числится – в смысле, не ходит на занятия, что ли?
– М-м, когда как. Вообще он мог бы нормально учиться, но он не хочет. Отец терпит все его выкрутасы, потому что мать умерла от рака. Большая трагедия, понимаешь? Поэтому мальчик ни в чем не знает отказа… Кстати, ты не забыла, что должна нам заметку для спортивного отдела?
Я заверила ее, что я ничего не забыла, и окончила разговор.
Итак, я решила сделать доброе дело и купила сэндвич человеку, чей отец имел свой собственный остров и командовал грезами и иллюзиями всего мира. Мой поступок был в высшей степени нелеп – и в то же время, думая о нем, я не могла удержаться от смеха. Нашла кого облагодетельствовать – нарочно не придумаешь!
В университет я приехала в приподнятом настроении. Но уже через несколько минут все перевернулось, и мой прежний мир исчез.
Глава третья
Трой. Сэндвич и неоновая фея
Как почувствовать себя королем Лос-Анджелеса? Да проще простого: ехать по бульвару Сансет на своем «ламборгини». Поверьте моему опыту, этого вполне достаточно.
Итак, я катил в своей бирюзовой машинке, а солнце восходило над городом, заливая пальмы и здания золотистым сиянием. Не то чтобы я торопился в университет, но мне стало не хватать ребят из команды, в которой я тренировался.
Утром я покидал мяч в своем личном спортзале, но это было все же не то. И я решил, так сказать, напомнить о себе.
– Трой, у нас впереди небольшая пробка, – объявил мой навигатор нежным голосом.
Я застонал и покачал головой.
– Серьезно? Обязательно надо было устроить ее именно сейчас? – пробормотал я себе под нос.
Я ненавижу пробки. Хуже них только разглагольствования старой ведьмы Мерриуэйзер о том, какой Шекспир великий и несравненный писатель. Хотя нет, вру – есть еще парочка профессоров, которые способны отравить существование хуже, чем эта стерва.
Свернув с шоссе, я почувствовал нечто вроде облегчения. Мелькнула мысль – а может, ну ее на фиг, эту тренировку. Может, вообще не стоит ехать в университет сегодня.
К тому же, вырулив на соседнюю улицу, я заметил маленькое уютное кафе. Мне показалось, что внутри почти никого нет, а раз так, можно войти и перехватить что-нибудь. После утренней тренировки было нелишне подкрепить свои силы.
Я припарковал «ламборгини» и заглушил двигатель. Когда я вышел из машины, меня охватило чувство раздражения. Почему я должен бороться с пробками? Почему я вообще должен тратить свое время на какой-то дурацкий объезд?
На мгновение мне захотелось развернуться и уйти, но со мной часто так бывает. Меня то и дело кидает в крайности по самым пустяковым поводам.
«В конце концов, я могу просто выпить кофе… Или вообще ничего не брать, если мне не понравится обстановка», – решил я.
Я толкнул дверь и вошел.
За столиками сидели какие-то унылые типы, один из которых что-то бубнил в свой сотовый. За стойкой расположилась кассирша с синими волосами и лицом, на котором застыла профессиональная любезность. Напротив стояла девица в серебристых джинсовых шортах, веселом полосатом топе и неоново-зеленых кроссовках. Наряд ее гармонично довершал оранжевый рюкзак.
В следующее мгновение я увидел ее глаза и растерялся. Редко так бывает, что видишь человека, который прямо-таки излучает позитив, если вложить в это понятие все разом: доброжелательность, спокойствие, уверенность в себе, самодостаточность, счастье, наконец.
Вообще у нее были обыкновенные серые глаза, и даже красавицей она мне не показалась, так что не надо думать, что я был сражен наповал или что-то в этом роде. А потом я увидел ее улыбку.
Она улыбалась мне. По-настоящему улыбалась. И по какой-то причине я почувствовал себя идиотом.
Почему она мне улыбалась? Она подумала, что я забавный? Или просто из вежливости? Или она знала, кто я такой, и пыталась загодя расположить меня к себе?
Очень трудно быть сыном знаменитого продюсера, потому что люди – почти все люди – смотрят на тебя как на возможную ступеньку в своей карьере. И они старательно не замечают, что единственная карьера, которая им светит, это раскладывание товаров в супермаркете и помощь пожилым покупательницам, которые сами не знают, чего хотят.
В следующее мгновение фея в неоновых кроссовках повернулась к кассирше и заговорила.
Первые слова я не запомнил, а затем я услышал нечто, что поразило меня не то что до глубины души, а до самых печенок.
– Можно мне еще сэндвич? То есть не мне, а ему. Самый дорогой, какой у вас есть в меню. Я заплачу.
Я подошел к стойке. Чего ради она решила платить за меня? Я всю эту закусочную могу купить, вместе с соседними магазинами, и даже не поморщусь.
– Вы? Заплатите за меня? – машинально переспросил я.
– Ну да, – отозвалась она, пожимая плечами, – а что?
– Нет, погодите, – начал я.
И тут до меня дошло. Она, кажется, решила, что я – как загадочно выражаются некоторые журналисты, лишь бы не произносить слово «нищий» – «нахожусь в сложных жизненных обстоятельствах».
Нет, этого не может быть!
Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Нет, вы поймите: стоило надевать драные джинсы за пару штук баксов и майку, которая тоже не с сэйла, чтобы тебя приняли за черт знает кого. За бродягу, за бездомного, за…
Но тут я увидел себя в зеркале возле стойки и понял, что – ну, в общем, некоторые основания для того, чтобы ошибиться на мой счет, у серебристо-зеленой мисс были.
