– А вы…
– Не раздевалась. Не стойте. Верхний свет не включайте, только лампу на столе. Глазам больно.
Насте отчего-то неловко.
– Я пойду в отделение, – она говорит и убегает.
Наверное, решила, что мы со Смирновым старые любовники и мечтаем о встрече. Смешно. Хотя после утреннего спектакля многие так могли подумать. Стукнула закрывающаяся дверь. Нарочито громкие шаги.
– Вставай, Спящая красавица. Чай в постель заказывала?
– Смирнов, иди к черту.
– Я пошел.
Чувствую запах напитка с травами. Никак Леня расщедрился.
– Кружку на столе оставь.
– Вылезай. Уже шесть.
– Может, выйдешь?
– Я чего-то не видел?
Сажусь. Костюм на мне. Глаза закрываются. Собираю волосы. Ты дуешь мне на шею. Ежусь от холода. Стоп! Ты? Сзади раздается довольный смешок. Андрей его не видит. Все нормально. Совет устраивает представление для одного зрителя. Ладно.
Глаза окончательно открываются. Мужская рука держит прямо перед носом кружку с дымящимся чаем. Запах сладковатый, неожиданный среди зимы. Липа. Нет, не время для прогулок в прошлом. У меня Мальчик там. Бежать. Смотреть.
– Лон, не напрягайся, все нормально. Выпей чаю с сахаром. Михалыч поделился.
За кружкой все расплывается. Неприятно. Непонятно. То ли возраст, то ли глаза устали. По паспорту сорок два стукнуло. Бред.
Ползу в туалет. Спасибо администрации, душ могу принять.
– Андрюха, не жди.
– Ну уж нет. Возвращайся, мне поручили тебя накормить. Я там принес, – он машет в сторону стола.
Андрей не знает, что меня сутки тошнит после работы. Только пить могу. Как же шатает. Не завалиться бы.
– Лон, все хорошо?
– Ага. Когда поплохеет, услышишь.
Пусть сидит. Дверь плотно закрываю. Знаю, он не зайдет. Так, для порядка. Подхожу к зеркалу и пугаюсь.
На меня смотрит растрепанное страшилище с налитыми кровью глазами. Сколько раз обещала себе поставить увлажнитель воздуха. Хотя бы мокрое полотенце на батарею положила. Не положено, но очень уж сухо.
– Не знаю, кто ты, но я тебя нарисую, – обращаюсь к себе самой.
– Чего? – тут же раздается из-за двери.
Хм, Смирнов бдит, волнуется. Пустячок, а приятно. Умываюсь. Расчесываю темные волосы. Сегодня без мелкого беса, влажность невысокая. Седины нет, лет через пятнадцать появится. Глаза уставшие, обожаю красное с зеленым. Где-то у меня капли были. Ага, вот, нашла. Раз, два, свет не так режет. Теперь крем. Отлично, морщины вокруг глаз почти незаметны. На косметику сил нет. Хотя можно румяна наложить. Уже лучше. Хорошо, меня коллеги в Тени не видели. Горящие зеленые фонари «очей» и прекрасное до жути древнее изваяние.
Твое отражение появляется за моим плечом. Оно говорит:
– А раньше ты этого не делала.
Черт, баночка с кремом упала.
– Илон, грохнулась? – тут же реагирует Андрюха.
– Не дождешься, Смирнов! – отвечаю на автомате.
Я вижу тебя. Поворачиваюсь. Боюсь прижаться: ты исчезнешь, если попытаюсь тебя коснуться.
Ты сам обнимаешь меня:
– Здравствуй, Геля. Я скучал.
Чувствую силу твоих рук. То ли ты стал выше, то ли я усохла.
– Нет, забыла. Столько лет прошло, – ты отвечаешь моим мыслям. – Я ненадолго, Геля. Вернусь, когда будешь одна.
Машешь головой в сторону двери:
– Кто он?
– Друг. Товарищ по работе. Ревнуешь?
– Как? Я же мертвый!
Ты прислушиваешься к чему-то, потом улыбаешься:
– Правда, хороший друг.
За дверью не успокаивается Смирнов:
– Илона, ты что там говоришь? Не разобрать ничего. Тебе плохо?
– Все нормально. Сейчас выйду.
Ты разворачиваешь меня лицом к зеркалу:
– Посмотри на себя. Ты такая красивая. Знаешь, тебе идет этот странный костюм.
– Это хирургическая форма. Я ее на работе надеваю.
– Все, покидаю тебя ненадолго, – ты говоришь и исчезаешь.
Из зеркала на меня смотрит худощавая женщина слегка за тридцать. В больнице сплетничают про ботокс и филлеры. Пусть. Тело болит не так сильно, как раньше, но ощутимо. Быстро меняю костюм на свежий. Все.
Выхожу и натыкаюсь на другую мужскую грудь. Андрей выше тебя, ему я до подбородка едва достаю. Прислоняюсь к Смирнову. Голова уютно устраивается у него на плече, и мы стоим. Обнимаю Николаича, мне кажется, это ты. В прошлом никого не спасти, от этого еще горше сегодня.
– Лон, ты что? – Андрюха удивляется и бережно обхватывает меня.
Прихожу в себя:
– Руки! Предупреждаю, плохо будет.
– Да я что, я ничего.
Его ладони остаются на том же месте. Странное ощущение: от них идет тепло и нежность. Наверное, у людей так все и начинается.
Мы знакомы лет сто. Пришли вместе ординаторами. Он – в хирургию, я – в анестезиологию. Так и работаем. Ухаживать пытался. Замуж звал. В больнице чего только о нас не говорят. Ой, я на нем почти вишу. Опять придумает себе страсть неземную.
Мужики, они что видят? Симпатичную мордашку, подтянутую фигуру, длинные ноги. Все в наличии. Рабочий инструмент. Никто не наблюдает, как я себя ножом крошу. А для этого крепкое тело требуется, другое не выдержит. Это там, в Тени, мне всегда восемнадцать, здесь я старею. За собой ухаживать надо.
– Илон, – начинает Смирнов.
– М-м-м?
– Выпей чаю.
– Андрей, убери руки. Ничего тебе не светит.
– Да ты сама, – возмущается Андрюха. – Поешь, а? Кости торчат.
– Это ты когда заметил?
– Нечего по раздевалкам в одном белье шастать. Ну и под руками чувствую, – он легко проводит по спине ладонью.
– Ладно, – соглашаюсь и с трудом отклеиваюсь от него.
Бреду в сторону стола. Пошатывает от слабости, хватаюсь за спинку стула. Нехорошо. Завтра снова в бой. Моя война никогда не закончится.
Андрей садится напротив, пододвигает ко мне тарелку. Что там? Кусочек пирога. Интересно, кто пек. Пахнет вкусно, как от бабулиных творений.
Чай мерзко сладкий, не люблю такой. Но иначе нельзя, сил не будет. Пью. Смирнов, как Ядвига Карловна или моя мама, подпирает красивую голову рукой.
– А сам? – спрашиваю в перерыве между глотками.
– Я в это время суток предпочитаю виски. На худой конец – кофе.
– Все бы тебе шуточки, Андрей. Иди вари сам, – показываю на кофеварку.
– Ты будешь?
– Не-а. Пока только чай. И пирог бери. Я не могу.
– Спасибо, не откажусь.
Опять пустой на работу пришел. Да, без жены ему плохо. Что он там про Ольгу говорил?
– Илон, посмотри парня.
– А чего там? – я чувствую, у Мальчика все в порядке.
– Вроде бы нормально. Но мне так спокойней будет. И, это, Настя просила. Она раза три заходила, пока ты спала.
– Николаич, предупреждаю, тронешь девочку – убью.
– И не думал.
– Вот и хорошо.
Чай выпила. Силы прибавились. Встаю.
– Пошли, раз хотел посмотреть.
Голова кружится. Не так быстро, детка. Никогда столько сил не тратила. Аккуратней. Поднимаю глаза, Андрей с мольбой заглядывает в лицо.
– Илон, не понимаю, что происходит. Меня тянет к тебе, как в молодости. Когда я тебя первый раз увидел, ты была такая, – он подбирает слова, – неземная красавица.
Еще бы, Ядвига Карловна выправляла память людям и слегка перестаралась. Я раньше в этой больнице работала, еще кое-кто из стариков остался.
– Илона, сегодня там, – он показывает куда-то в сторону, – меня как огнем опалило. Я видел только тебя. Ты была, ну, знаешь, как на картинах рисуют: грозная богиня – вся в крови и пламени.
О-па, да, он попал вместе с Мальчиком. Совсем плохо. Не хочу вмешиваться в его чувства.
– Андрюша, стоп. Не тянет тебя. Ты мой единственный друг в этом мире, – я говорю правду. – Давай это прекрасное не опошлять ненужным сексом.
Надоело повторять вариации одних и тех же слов. Они превращаются в ритуальную формулу. Как этому немолодому дураку объяснить, что его зацепило Эффектом. Не дай бог, когда работаешь в Тени, рядом окажется такой индивидуум. В старину до изнасилований доходило, пока мы не научились справляться. Да и не надо мне.
Приглядываюсь. Ничего, через пару дней привычный Андрюха вернется. Характерологические особенности обострились, как говорят психологи.
– Сейчас, Андрей, на звонки отвечу, и идем.
Он не собирается уходить, ждет, пьет очередную чашку кофе. Включаю телефон. Двенадцать пропущенных. Все от матери. Никогда не звонит без дела. Набираю.
– Геля, привет, как ты?
– Мам, без предварительных ласк, – хриплю в трубку.
– Здорова?
Смирнов делает вид, что не слушает.
