– Похороны, наверное, завтра, да? Получается, вчера он погиб и это первый день, сегодня второй и завтра похороны?
– Ты меня спрашиваешь? – удивилась Мирослава. – Я никогда в жизни не была на похоронах и никогда не пойду!
– Ну круть! Я думала, ты меня поддержишь!
– Нет, Лесь, я даже к двум своим бабушкам не ходила. И к Богдану твоему точно не пойду.
– Понятно. Ладно, пока.
Олеся отключила телефон и опять расплакалась. Вот что за жизнь такая? Родители отказали, единственная подруга – тоже.
Под эти несправедливые мысли Олеся заснула, а проснулась уже после обеда от сообщения Андрея.
Многие начинают мстить раньше, чем их успели обидеть
Богдан открыл глаза и еще раз внимательно посмотрел на женщину.
Точно, тогда в коридоре была она и ее не впустили в палату. Она плакала, просила доктора спасти мужа.
Богдан снова открыл пудреницу и поднес к глазам.
Да, без всяких сомнений на него смотрел Геннадий Вячеславович Горячев. Это лицо он часто видел в корпоративных журналах и в электронных письмах, когда их руководитель рассылал отчеты или поздравлял с праздниками. В самом конце письма всегда была визитка: должность и небольшое фото.
Геннадий Вячеславович слыл жестким, если не сказать жестоким человеком, правда, за глаза. В офисе предпочитали говорить, что он сложный и принципиальный.
– Геночка, – рядом сидевшая женщина взяла его за руку.
Захотелось резко отбросить ее ладонь, но Богдан сдержался. Он уже понял, что его каким-то образом перенесло в тело Горячева, только вот что делать дальше, он пока не знал.
Богдан прикрыл глаза. Все же так думалось легче.
Если он сейчас начнет говорить, что он – это не он и что его затянуло в чужое тело, пока дух Геннадия Вячеславовича бродил по коридору в поисках сигарет, то его, Богдана, примут за умалишенного. Ну а кто поверит в эту чушь?
Он непроизвольно издал тяжелый вздох, и рядом сидевшая женщина вскочила:
– Геночка, больно? Я позову доктора?
– Все нормально, – прорычал Богдан.
Да, голос у него как у медведя. Да и сам он был похож на этого зверя: тучный, огромный, весь волосатый. В офисе много шутили по этому поводу и обзывали генерального директора кто Винни Пухом, кто Гризли.
И что теперь Богдану делать?
Он вдруг резко поднялся на кровати, когда представил, что то же самое могло произойти с его телом. Вдруг они поменялись телами с этим Геннадием? И он лежит в соседней палате? И где Олеся? Если он попал в аварию, значит, и она могла пострадать?
Валентина испуганно смотрела на супруга.
– Гена, у тебя была клиническая смерть, – тихо произнесла она. – Понимаешь?
– Что я должен понимать? – огрызнулся Богдан.
Эта женщина, хоть и была милой, но все равно его раздражала. Ему бы спокойней было, если бы она ушла и он находился в палате один.
– Что тебе нельзя сейчас волноваться. Тебе провели вчера срочную операцию.
– Какую?
– Стентирование.
– Это что еще за хрень?
Странно, но разговаривал он с женщиной легко и даже с таким говором, как это делал Геннадий Вячеславович.
– У тебя была непроходимость какой-то артерии, а стентирование расширяет просвет. Это мне Женя объяснил.
– Иди домой, – тихо сказал Богдан, прилег и закрыл глаза.
– И не надейся!
Ладно, все же она жена этого Геннадия. Богдан хоть и смутно, но помнил краткую биографию генерального директора: тот женился на дочери банкира, у них есть дочь, он ее даже видел совсем недавно – приезжала на мотоцикле. Такая симпатичная, с короткой стрижкой, больше на пацана похожа. Сам Богдан окончил тот же ВУЗ и даже тот же факультет, что и Геннадий Вячеславович, – Московского авиационно-технического института имени Циолковского по специальности инженер-механик летательных аппаратов. Потом он работал где-то на металлургическом предприятии и параллельно стал генеральным директором горно-обогатительного комбината.
На фотографиях Богдан видел его в обнимку с самыми влиятельными миллиардерами страны. Уж точно у этого Геннадия и самого капитал в несколько миллиардов.
Богдан криво улыбнулся. Ну хоть что-то хорошее. Теперь осталось узнать, что с его телом и где оно. И как Олеся.
Он прислушался к шуму в коридоре и не открывая глаз спросил:
– Где мой телефон?
Женщина зашуршала чем-то, и, когда Богдан открыл глаза, она протянула ему айфон.
Богдан покрутил его. Вторая рука была занята капельницей, да и пароля он не знал. Он протянул телефон и попросил Валентину:
– Разблокируй.
Она испуганно на него посмотрела:
– Я не знаю пароль.
«Хорошие отношения между супругами, ничего не скажешь», – подумал Богдан. Впрочем, такие же, как были и у него в семье. Пароль от телефона Олеси он не знал. Пару раз попытался просто взять его в руки, но жена возмутилась и сказала, что это личное, а лезть в личное неприлично.
– Так он от лица может разблокироваться, – посоветовала Ваалентина.
Богдан вспомнил, что в новых айфонах есть такая функция, у Олеси она тоже была. Ее папочка почти сразу раскошелился на новый телефон, а Богдан пользовался старым самсунгом. Олеся его за это называла лохом. Впрочем, не только за это.
Он поднес телефон к лицу, и на экране высветилась фотография девушки. Богдан сразу узнал в ней дочь Геннадия Вячеславовича. Вот бы еще вспомнить, как ее зовут…
– Выйди из палаты, – пробасил Богдан.
Он сам удивился, как четко отдал приказ. Видимо, где-то в подсознании у него отложились воспоминания, как несколько раз Геннадий Вячеславович отчитывал нерадивых сотрудников. К счастью, его приказ и тут сработал и женщина кротко кивнула и вышла из палаты.
Номер Олеси он помнил наизусть. С трудом набрав кнопки на скользком экране, он поднес телефон к уху. Лишь бы она подняла! Лишь бы она была жива и здорова!
– Але! – буркнула в трубку Олеся.
Богдан так обрадовался, что услышал ее голос, что растерялся. Захлопал ртом, в глазах появились слезы, в горле пересохло. Его Олеся жива!
– Але! Вас не слышно!
Богдан кашлянул:
– Добрый день. Это Олеся?
– Да, а вы кто? – спросила девушка. – Если из полиции, то я ничего не помню, я еще вчера вашим парням сказала. Из меня свидетель никакой, я не слежу за дорогой.
– Из полиции? – не понял Богдан. – Нет, я по другому поводу. Могу я поговорить с Богданом Тимофеевым? Все утро звоню ему, но он не поднимает. Он на работу сегодня не вышел, – быстро нашел, что сказать он.
Олеся выдохнула в трубку:
– Богдан вчера погиб в аварии.
– Как погиб? – не сдержался от вопроса мужчина.
– Потерял управление и врезался в грузовик. Там вчера было жуткое месиво. Два грузовика и дюжина автомобилей.
– И кто виноват? – спросил Богдан в надежде, что не он.
– Полиция это выясняет.
– Понятно. Но вы говорите, что он врезался в грузовик?
– Да я откуда помню такие нюансы? Может, вы все-таки из полиции? – возмутилась Олеся.
– Нет. Когда похороны?
– На третьи сутки, как у всех примерных православных!
В трубке послушался один короткий гудок, и она отключилась.
Богдан откинулся на подушку. То, что Олеся жива это замечательно и судя по бодрому говору – не пострадала. А вот то, что виновником аварии является он – ужасно. Жуткое месиво? Неужели из-за него погибли люди?
Дверь в палату резко распахнулась, и в помещение ворвалась девушка с короткой стрижкой. Она подбежала к кровати, на которой лежал Богдан, и схватила больного в охапку, тихо причитая под нос:
– Вот что ты творишь, а? Решил меня тут одну оставить? А как я буду без тебя жить, не подумал?
Она отстранилась и взяла лицо Богдана в теплые ладони:
– Плохой мальчик! Очень плохой!
И, не заметив его удивления, снова прильнула, почти легла на грудь и прошептала:
– Эх, папка, папка…
От девушки пахло мятой и какими-то лесными ягодами, на ее руках звенели браслеты, а сама она была худенькая, как тростиночка. Богдан по-отцовски положил на нее широкую ладонь и погладил по спине.
– Ты же знаешь, как я тебя лю? Правда? – девушка подняла на него темно-зеленые глаза.
– И я тебя лю! – ответил Богдан, и его глаза увлажнились.
Лучшая месть человеку – это доказать, что ты можешь без него
Олеся взяла в руки телефон и увидела сообщение от Андрея.
Пробежав глазами по тексту, она вскочила с дивана.
Андрей все организовал, но совсем не так, как она ожидала. В сообщении было время, адрес, где состоится панихида, и адрес столовой, где потом будет организованы поминки. Она моментально набрала его:
– Хованское кладбище? Ты шутишь? – закричала Олеся.
– А ты какое хотела? Ваганьковское? А могилку между Есениным и Высоцким? – видимо, Андрею было смешно, он даже хихикнул в трубку. – Или мне надо было выбить место Богдану на Красной площади рядом со Сталиным?
Олеся была так шокирована, что бросила трубку, а через несколько секунд не сдержалась и послала любовнику сообщение: «Урод! Ненавижу!»
Она всякое могла ожидать, но то, что он пожалеет денег на похороны! Нет, это уже перебор.
Можно было бы, конечно, позвонить отцу и попросить его выбить место на другом, более солидном кладбище, но за это она должна будет приходить к ним, улыбаться, выслушивать нравоучения. Нет, ей точно сейчас не до этого.
Заказав из соседней пиццерии пиццу, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, она взяла записную книжку Богдана и прошлась по его знакомым. Когда курьер принес еду и она съела пару кусков, настроение чуть улучшилось, и Олеся принялась обзванивать друзей покойного мужа. Все выражали соболезнования, а когда она сообщала, где и когда он будет похоронен, почти все говорили, что это рабочий день и они постараются прийти, но не обещают.
Эти равнодушные люди разозлили Олесю еще больше, чем место захоронения покойного мужа, и, когда она поняла, что почти никто не придет, от бессилия расплакалась.
Успокоилась она только спустя час, но все равно на глаза периодически накатывали слезы, когда она вспоминала последний день Богдана.
