– Понравилась?
– Я ей не верю.
– Не веришь? – удивился Люхтер. – А как же гранатомет?
– Ну, подумай, Феликс, зачем нам с тобой гранатомет? – Никита, казалось, был искренне раздосадован несмышленостью своего компаньона. – Это же военная хитрость. Пускай готовятся к указанному сроку – через три дня.
– А ты… ты хочешь сделать все раньше?
– Завтра вечером, товарищ по оружию, завтра же вечером. А сегодня мы с тобой посетим ресторан господина Цзун Гоу и сделаем кое-какие секретные приготовления.
Паспорт на имя Люхтера с российской визой, билет на ночной рейс из Ларнаки в Москву и даже накладные усы а-ля Феликс Люхтер – все было готово. Зачем же откладывать?
В гостиничном номере Никита велел переводчику раздеться до трусов и аккуратно с помощью скотча закрепил на его теле разные необходимые вещи, а именно: два тщательно запаянных полиэтиленовых пакета с бензином, приспособление наподобие пулеметной ленты, в карманчиках которой помещались небольшие картонные цилиндрики с пиротехнической начинкой, и отдельно – четыре патрона покрупнее, предназначенные для основательного фейерверка. Все это без каких-либо проблем они нашли в универсальном магазине.
– Удобно? – заботливо спрашивал Никита.
– Ну, почему нельзя пронести это в карманах? – возражал Люхтер. – Ладно, я понимаю, бензин в карман не вместится, но эти штуки для фейерверка?..
– Не бубни, Феликс! Доверься мне. Ты ж меня уважаешь?
Когда с экипировкой было покончено, оказалось, что под легким летним пиджаком ничего не заметно, что, собственно, и требовалось.
У входа в ресторан господина Цзун Гоу толпились охранники в красных пиджаках, а сам вход был оформлен в виде трех декоративных арок, окрашенных ярко-красным лаком. Было известно, что в эти арки искусно встроены чувствительные металлодетекторы… Люхтера пропустили беспрепятственно, а Никита Фомин в ответ на вежливый вопрос охранника предъявил ему дезодорант в аэрозольной упаковке. Рослый китаец пожал плечами и сделал разрешающий жест.
Они выбрали удобный столик у стены. Справа от них, за китайским “шведским столом”, располагалось возвышение для оркестра, а напротив, как раз над служебным проходом, выступали два балкончика, предназначенные, очевидно, для особо важных посетителей. По левую сторону тянулась решетчатая стеклянная перегородка, отделяющая основное помещение ресторана от уличной террасы. Оркестр, надо сказать, был совершенно европейским, звучали песни на английском, иногда греческие мелодии, но в паузах, когда оркестранты отдыхали, транслировалась тихая китайская музыка. Меню представляло собою солидную книгу в кожаном переплете, десятки страниц на разных языках. Предлагались блюда итальянской, французской, турецкой, конечно же, китайской, и даже русской кухни, и только “шведский стол” состоял исключительно из китайских кушаний, таких как свиной желудок в кунжутовом масле, древесные грибы, хрустящие лягушиные лапки и прочее.
Зал был заполнен чуть более, чем наполовину, что для такого города как Ларнака не ахти какой показатель. Однако еще не вечер, народ потихоньку подтягивался. К тому моменту, когда они освоились с меню и сделали заказ, на балкончике справа появилась пара – седовласый мужчина с осанкой военного и молодая дама в белом платье и белой шляпе с широкими полями. Дама откровенно уставилась на Никиту и улыбнулась ему, тот автоматически улыбнулся в ответ, показал, на что он способен.
В это время две молоденькие официантки с цветами в волосах стали выставлять на центральную, вращающуюся часть стола, заказанные Феликсом закуски и графинчик с рисовой водкой. Никита потянулся за мисочкой, в которой плавало что-то похожее на капусту, это оказался молочный суп с ананасом, понятно было что есть его надо маленькой фарфоровой ложкой. Все прочее предполагалось есть палочками, но для тех диковинных уродов, которые не умеют палочками, принесли ножи и вилки. Опытный Люхтер от ножа и вилки отказался, а зря. В руках Никиты и нож, и вилка, и даже фарфоровая ложечка могли бы стать серьезным оружием, и запасной комплект – глядишь и пригодился бы.
– Уточка, томленная в пиве, – бархатным голосом сказал Феликс, – рекомендую! – и тут же, изменившись в лице, добавил. – Смотри! На балконе!
На втором балкончике появился знакомый по фотоснимкам господин Цзун Гоу. Он рассеянно смотрел в зал и слушал наклонившегося к нему официанта. Вокруг застыли телохранители – шесть, нет, семь крепких тренированных бойцов. Но что удивительно, рядом с господином Цзун Гоу сидел другой китаец, как две капли воды похожий на него. И к этому второму китайцу в симметричной вежливой позе склонился другой официант.
– Двойник! – возбужденно прошептал переводчик, едва только обслуживавшие их с Никитой девушки с поклонами отошли от стола. – Что будем делать?
– Ху из них ху – не разобрать. Китайцы вообще все друг на друга похожи, – меланхолично заметил Никита. – Придется делать двойную работу. Премиальные заплатят, как думаешь, товарищ по оружию?
Феликс привычным жестом протер очки.
– Никита, – сказал он, вздохнув, – я вообще-то хотел у тебя спросить. Ты это… Ты не думаешь, что тебя могут напарить?
– Как это? – удивился Фомин.
– Как? Да очень просто! Я имею в виду оставшиеся 75 тысяч.
– Могут не заплатить?
– Не только, – осторожно сказал Люхтер. – От них можно ждать всего. Это очень опасные люди. Я их знаю.
– Спасибо, Феликс!
– Я просто хотел предупредить…
– Ты настоящий друг! Давай-ка выпьем с тобой за дружбу!
Закусок наставили чертову уйму, и сколько не закусывай, меньше как будто и не становится. А вот рисовая водка – испаряется она, что ли? Еще немного, и друзья прикончат уже третий графинчик!
В зале между тем возникло оживление. Элегантный седой господин с балкона танцевал со своей спутницей в длинном белом платье. Звучало аргентинское танго. Дама запрокидывала голову чуть не до пола, ее распустившиеся, выбившиеся из-под шляпки волосы прямо-таки касались паркета. Мужчина демонстрировал ловкие, экономные движения фокусника, его сильные руки подхватывали и вращали белоснежную даму. Это было загляденье!
Пользуясь тем, что всеобщее внимание сосредоточено на этой паре, Никита неожиданно привстал, наклонился к удивленно обернувшемуся к нему Феликсу и, захватив его шею, резко сжал ее. Затем осторожно уложил отключившегося переводчика лицом в тарелку, перевернув при этом фужер с остатками водки. Изображая беспомощное недоумение, он стал трясти товарища, пытаясь вроде бы привести его в чувство. Краем глаза Никита заметил спешащего к нему на помощь верзилу-китайца в красном пиджаке с эмблемой ресторана. Тогда, зажав между пальцами зубочистку, Фомин незаметно проткнул ею оба секретных пакета с бензином. На штанах несчастного Феликса проступило огромное мокрое пятно.
– Пи-пи, – извиняющимся тоном сказал Никита подоспевшему охраннику и обильно побрызгал пятно своим дезодорантом. Запах бензина ощущался, но не вполне отчетливо. – Извините, не понимаю, как это могло получиться, – пробормотал он тщательно отрепетированную фразу на английском, – водка…
Китаец попытался приподнять Люхтера, при этом красный пиджак его распахнулся, и Фомин с удовлетворением засек мелькнувшую под мышкой рукоятку пистолета. К их столу подоспел еще один охранник.
Танго закончилось, и все вокруг зааплодировали замечательной паре. Китайцы потащили не способного даже передвигать ногами Люхтера к служебному проходу, ноги несчастного волочились по полу, за ним тянулся мокрый след.
Фомин чиркнул зажигалкой, огонь помчался вслед за Люхтером, и в следующее мгновение в центре ресторанного зала вспыхнул факел. Дико завизжал пришедший в себя Люхтер, которого растерявшиеся китайцы уронили на пол. Посетители, едва начавшие новый танец, остановились, оркестр перестал играть. Объятый пламенем человек катался по полу, потом попытался встать на колени. В это время начали взрываться закрепленные на его теле пиротехнические патроны, и сразу же зал наполнился женскими воплями и криками на разных языках. Слыша хлопки и не понимая, кто и откуда стреляет, охранники, выхватив стволы, беспомощно озирались, одни посетители бросились к выходу, другие пытались спрятаться под столами.
Никита Фомин действовал молниеносно и четко, так, как если бы эта сцена была им тщательно отрепетирована. В два прыжка он настиг охранников, волочивших Люхтера. Справиться с ними было делом секунды, тем более, что оба были заняты – один пытался загасить свои вспыхнувшие брюки, другой же, с похвальной поспешностью достав пистолет и держа его высоко над головой, пытался подступиться к Люхтеру, которому никто уже не мог помочь. Мгновение – и оба китайца вырублены, а в каждой руке Фомина оказалось по стволу. Это были пистолеты системы “Вальтер”, отличные машины. С двух рук, быстро перемещаясь по залу, Фомин открыл огонь. Он стрелял на опережение в тех более расторопных охранников, которые умудрились обнажить свои пушки, одновременно успевая посылать заряд за зарядом в сторону балкона. В Фомина тоже стреляли, но попасть в него было трудно, тем более, что разбегающиеся посетители служили ему отличным прикрытием. Наконец, не видя вблизи способных оказать сопротивление ресторанных секьюрити, Никита сосредоточил огонь из обоих своих стволов на балконе.
Телохранители Цзун Гоу, несомненно, обладали опытом действий в скоротечных перестрелках. И хотя благодаря внезапности Никите удалось сразу же вывести из строя троих из них, оставшиеся четверо функционировали вполне согласованно и грамотно. Один прижимал к столу, прикрывая собой намеченного к устранению китайца, и при этом, не целясь, шмалял в зал из многозарядного прибора типа “Узи”; похоже его нимало не заботили потери среди посетителей ресторана. (Никите, если честно, тоже было на них наплевать, единственное, о чем он думал, это как бы не расстрелять прежде времени весь боекомплект). Два других телохранителя пытались оттащить вглубь, подальше от края балкона второго китайца, который сполз на пол и, уцепившись обеими руками за балясину ограждения, всячески мешал своим спасителям, проявляя под воздействием ужаса невиданную цепкость. Четвертый телохранитель стоял во весь рост, являя собою отличную мишень, тем не менее, он был самым опасным. Он держал двумя руками свой ствол, что-то вроде тяжелого армейского “Кольта”, и, явно выделив мечущегося по залу Никиту Фомина в качестве цели, методично посылал в него пулю за пулей.
Первым делом Никита обезвредил именно его выстрелом в верхнюю часть груди; возможно, этот четвертый телохранитель носил бронежилет, но, судя по тому, как он завалился, Никита попал в незащищенное место. Еще две тяжелые пули из “Вальтера” угодили в бойца с “Узи” и опрокинули его навзничь. Господин Цзун Гоу (или его копия) приподнял голову от стола и тотчас же получил пулю в средину лба. Затем, играючи, Фомин всадил два заряда в лежащего на полу китайца-двойника, создав дополнительные трудности телохранителям, которые пытались его оттащить. А в следующий миг Никите повезло. Эти двое все-таки приподняли китайца так, что открылось его лицо с выражением ужаса и боли. Никита выстрелил из обоих стволов и попал. Мысленно он поставил себе высший балл за стрельбу. Теперь оставалось немногое – выбраться отсюда живым и здоровым.
У входа уже маячили новые секьюрити в красных пиджаках. Фомин всегда знал, что китайцев много, но не настолько же! Эти у входа, конечно, слабые противники, однако не стоит искушать судьбу. Тем более, еще в первый раз осматривая ресторан, Фомин наметил себе другой путь отхода. Приходилось перемещаться не самым удобным образом, поскольку два уцелевших телохранителя теперь вовсю колбасили по нему с балкона, а они были нехилыми стрелками. Пританцовывая, Никита с обеих рук ответил по балкону и, оттолкнувшись, бросился всей своей массой на стеклянную перегородку. Вслед за ним в образовавшийся проем метнулось несколько обезумевших посетителей.
Несмотря на то, что от начала представления со стрельбой в ресторане прошло не более двух минут, ко входу уже подъезжали машины “скорой помощи” и полиции. С трудом Никита отцепился от участливых зрителей, которые явно посчитали его одним из пострадавших.
Знакомую, взятую на прокат «Мазду», он обнаружил неподалеку, сразу за террасой. За рулем сидел один из парней Ибрагима, другие его люди, по логике, должны были ошиваться внутри, на площадке для игр, чтобы своими глазами оценить результаты блестящей операции. Водитель мог обозревать вход в китайский ресторан, и сейчас, видя там непонятное оживление, пытался понять, что же такое происходит. Фомин незаметно подошел сзади и плюхнулся на пассажирское сидение.
– Ну, что, чучело, кто за кем должен присматривать, не знаешь?
Водитель, как выяснилось, понимал по-русски, и даже умел произносить отдельные слова.
– Не убивай меня! – произнес он, со страхом глядя на Никиту.
– Дело в шляпе! Где мои деньги?
– У меня их нет… у нас их нет…
– И не было! – догадался Фомин.
– Не убивай меня, Аллахом прошу!
– Поехали отсюда!
Через два квартала Никита попросил остановить машину. Он просто ударил незадачливого водилу, и тот вырубился – кратковременная потеря сознания, до потери пульса еще далеко.
Времени было в обрез, приходилось считаться и с возможностью преследования. Никита наметил себе сменить по меньшей мере два такси, прежде чем доберется до аэропорта Ларнаки.
4
16 декабря 1998 года, среда
Чашка кофе стоила здесь целое состояние. Приходилось думать об этом, ведь он, Никита Фомин, уже не миллионер. Того немногого, что ему удалось привезти с собой с Кипра, надолго не хватит. Тем более, что это уже четвертая чашка кофе за сегодня. Неполезно.
Три первые Никита выпил утром, когда, изображая ленивого бездельника, караулил своего бывшего компаньона Замараева. Почти полтора часа просидел он у окна в кафе на Мясницкой, прежде чем, наконец, узрел его, жизнерадостного жирного кота, Александра Вазгеновича Замараева. Тот беспечно прошел в каких-нибудь двадцати метрах от Никиты, даже не взглянул в его сторону. Можно поспорить, Замараеву и не снилось, что Никита давно уже в Москве.
Еще в мае прилетел он прямо с солнечного Кипра. Там, в Ларнаке, Фомин купил билет на имя Феликса Люхтера и с его же паспортом без проблем прибыл в столицу. Пришлось только на всякий случай наклеить рыжие усы да, проходя паспортный контроль, надеть дымчатые очки в тяжелой черной оправе.
Все это время он ждал Замараева, того не было в городе. И только накануне он вернулся, выделяясь тропическим загаром на фоне бледных, не отдохнувших москвичей.
За полгода Никита сменил несколько мест обитания, а на прошлой неделе поселился в скромной гостинице “Измайлово”, в корпусе “Бета”. Сюда, в маленькое кафе на 25-м этаже он забрел просто потому, что дело было вечером, делать было нечего. И, очевидно, не одному ему. Столы в этом кафе были выстроены двумя рядами вдоль стен, посредине оставался проход, который вел к высокой стойке бара. За нею виднелась голова хозяйки заведения с неестественно белыми волосами и рядом – повернутый к посетителям экран телевизора “Самсунг”. За столиками, лицом к стойке, похожие на школьников за партами, располагались исключительно мужчины, и все они смотрели телевизор. Хотя смотреть, если по-честному, не на что. Показывали вялую передачу о театральных событиях в Москве. Героем передачи был могучий мужик с чувственным красным ртом и каким-то несерьезным конским хвостиком на затылке.
– Если постараться в двух словах, – высокомерно глядя на ведущего, говорил герой передачи, – то эта трагедия Уильяма Шекспира описывает противостояние двух шотландских кланов – Макбетов и Макдуфов.
– Поклонники Шекспира едва ли скажут вам спасибо, – продолжал ведущий, словно не замечая высокомерной иронии собеседника. – Вы новаторски ставите пьесу сразу на шести площадках, которые можно наблюдать из зала, но, согласитесь, ни один самый прилежный зритель не сумеет охватить всего, поскольку совершенно разные эпизоды разворачиваются у вас одновременно.
– Верно, я сознательно использую эффект наложений. Зритель не может воспринять все это как некую последовательность сценических действий – и хорошо, и не надо! Представим себе среднестатистического телезрителя, который сейчас смотрит нашу передачу, – сказал здоровяк, тыча с экрана указательным пальцем и в упор глядя на этого воображаемого зрителя холодными светлыми глазами. – Он сидит перед экраном, в руках у него пульт. Разве это не справедливо, дать ему возможность произвольно щелкать пультом, перескакивать с одной программы на другую? И он имеет такую возможность. В итоге он смотрит не наше с вами интервью, не, скажем, новости, которые дают по другому каналу. Зритель смотрит микс, мешанину, рагу. Автору любой передачи ничего не остается, как принять эти правила игры. И что же из этого следует? А вот что – если вы дорожите какой-то своей мыслью, идеей или мизансценой, возвращаясь к театру, просто повторите ее несколько раз на разные лады…
Никиту Фомина нисколько не занимали рассуждения модного, как можно было догадаться, режиссера Эрнеста Дукатиса. Интересно было другое. Слева и справа от этого самовлюбленного дяди скромно сидели, кто бы вы думали, старые друзья Фомина – Серега Данилов и Полина Филатова, те самые, которые…
Стоило кому-либо из них открыть рот, как увлеченный собою режиссер Дукатис тут же перебивал их, и оператор показывал только его, заполняя его лицом весь экран. Похоже, Дукатис и не подозревал, что кому-то, например, Никите Фомину, могут быть интересны именно эти двое.
Задумавшись, Никита не сразу заметил, что в проходе рядом с ним остановилось существо женского пола на длинных стройных ногах. Подняв взгляд кверху, Никита убедился, что существо рассматривает его и автоматически улыбнулся своей необыкновенной улыбкой, похожей на фотовспышку.
– Не хотите ли хорошо провести время?
Девушка выглядела юной и немного усталой. У нее были странные груди, плоские и длинные, похожие на заячьи уши; она безо всякого стеснения демонстрировала их под совершенно прозрачной черной блузкой.
– Провести время? – переспросил Фомин. – Но время – деньги. Это, наверное, очень дорого?
– За вечер сто баксов.
– Ну что вы! Мне это не по карману. Вот если бы вы смогли меня полюбить?.. – мечтательно произнес Фомин, снова показывая свои ослепительные белые зубы.
– Нет, не смогу, – серьезно ответила девушка.
– Ну почему? – продолжая дурачиться, настаивал Никита.
– Потому что у вас глаза убийцы.
– Ну, ладно, присаживайтесь, – сказал Никита. – Вас как зовут?
– Надя.
– А я Феликс.
– Красивое имя.
– И редкое. Так вы готовы рискнуть, несмотря на то что у меня такие глаза?
Надя пожала плечами, словно бы говоря, что она на работе и выбирать не приходится.
В одноместном номере Никиты были полосатые серо-красные обои, окрашенная черным лаком мебель, даже ковер на полу. Все довольно прилично, и, если взять за уровень отсчета 1972-й год, то даже очень прилично, не намного хуже, чем в голландской тюрьме. Кресло, правда, имелось только одно. Никита усадил в него гостью, сам сел на кровать и включил допотопный “Рубин”.
– Вопрос, который я хотел бы задать именно вам, Сергей, – заговорил ведущий театральной передачи, проступившей на экране, – не относится впрямую к тому, о чем мы здесь беседовали, но я, все-таки, очень хотел бы вас об этом спросить… Уверен, ни один из среднестатистических телезрителей, о которых так замечательно рассказывал здесь Эрнест Ромуальдович, не станет переключаться с нашего телеканала на что бы то ни было.
Сергей Данилов поощрительно улыбнулся.
– Скажите, Сергей, почему этот зловещий Гербалайф выбрал именно вас? Почему он звонит именно вам?
– А почему?.. С чего вы взяли? – было видно, что Сергей Данилов не ожидал такого вопроса.
– Поверьте, у нас есть свои источники информации, – объяснил ведущий, очень довольный произведенным эффектом, – вполне надежные источники. Заметьте, я не прошу вас подтвердить либо опровергнуть сам факт ваших бесед с Гербалайфом, это условимся считать делом известным. Я просто пытаюсь понять, ну почему именно вы? Только не уверяйте меня, что телефон вашей фирмы, не будем упоминать ее названия в эфире, печатается во всех изданиях и Гербалайф наткнулся на него совсем случайно.
– Я на минуточку в ванную, приведу себя в порядок, – сказала Надя. Никита кивнул ей и снова уставился на экран.
Ведущий обернулся к Полине.
– А вы верите в такую случайность?
– Я знаю Сережу давно, – сказала Полина. – Мне кажется, он притягивает к себе проблемы, знаете, встречаются такие люди… может быть, дело в этом?
– А что думает наш достойный мэтр?
– Вообще не понимаю, о чем это вы, – грубо отрезал Дукатис.
Надя вышла из ванной совершенно голая и встала перед телевизором, заслоняя изображение. Волосы у нее на лобке были начисто сбриты.
– Может быть, выключить звук? – спросила она. – Ты нервничаешь, Феликс?
Никита проследил ее взгляд и до него дошло, что все это время, наблюдая на экране за своими старыми знакомыми, он, Никита Фомин, обеими руками комкал вафельное полотенце, превратив его в подобие тряпичного мячика.
Глава четвертая. Несколько дней из жизни пиарщика Любкина
1
