Тишина снова опустилась на комнату, оставляя Ирину с её тревожными мыслями. Ирина пыталась обдумать ситуацию, понять, что могло пойти не так. В её голове вертелись мысли о том, что Клык, который едва держался на ногах, смог найти в себе силы уйти. И что будет, если он вернется?
После того как Вальтер и Ирина обсудили возможное возвращение Клыка, Ирина почувствовала себя обязанной сделать все возможное, чтобы обеспечить свою с сыном безопасность на ночь. Её решимость укрепилась, и, несмотря на усталость, которая давила на её плечи, она поднялась, немного шатаясь от напряжения и усталости дня. Сначала она взяла один из старых, покрытых пылью стульев, которые они нашли в одном из офисов. Она тяжело подняла его и аккуратно подперла им ручку двери, затем проверила, насколько надежно он стоит. Но ей показалось, что этого мало. В комнате была небольшой деревянный шкаф, которой она тоже решила использовать для усиления баррикады. С силой, которую она едва нашла в себе, Ирина пододвинула шкаф к двери.
Все это время Вальтер наблюдал за её действиями, не вмешиваясь. Он казался погруженным в свои мысли или, возможно, решал, что его помощь может показаться ей чрезмерной. Ирина же, завершив свои приготовления, глубоко выдохнула. Она ощутила прилив усталости, который мгновенно окутал её после напряженной активности.
Тогда она незаметно для Вальтера достала нож, который нашла ранее на заправке и который она считала необходимым держать при себе на случай непредвиденных обстоятельств. Проверив, что Вальтер занят своими делами, Ирина спрятала нож в спальном мешке, где она планировала спать. Это давало ей чувство некоторой уверенности и контроля над ситуацией.
Закончив все подготовки, Ирина легла на спальный мешок. Усталость быстро взяла своё, и, несмотря на тревогу и напряжение, которые все еще колебали воздух, она быстро уснула. Её сон был тревожным, наполненным тенями и шорохами ночи, но усталость от долгого дня настолько перевесила, что она смогла отключиться от реальности хотя бы на несколько часов.
Глава 4: Новые союзники
Внезапно проснувшись, Ирина оказалась в полной темноте, в том самом офисном помещении, где они заночевали. Стены казались бесконечными, а пространство вокруг нее полным пустоты и молчания. Ирина стояла посреди комнаты, чувствуя, как холод от пола проникает сквозь подошвы ее обуви. Она осматривалась вокруг, но темнота была настолько густой, что казалось, она может ее осязать. В ее голове звучал один единственный вопрос, который перекрывал все остальные звуки: «Где Даниил?»
– Даниил! Даниил! – несколько раз крикнула она, но ее голос звучал глухо и беспомощно, словно звуки распространялись под водой. Ответа не последовало, лишь эхо ее собственного голоса медленно угасало в тишине. Ирина, охваченная паникой, подбежала к двери. Оттолкнув ее с силой, она выбежала в длинный темный коридор. В ее голове зародилась мысль, что Вальтер мог что-то сделать, что-то ужасное. «Неужели Вальтер мог украсть моего ребенка?» – мелькнула мысль.
Она побежала по коридору, ее шаги отдавались глухими ударами по полу. Каждый шаг приближал ее к лестничной площадке, месту, которое казалось ей последней надеждой найти сына. Когда Ирина добралась до лестничной площадки, она остановилась перед подсвеченными цифрами, которые показывали этаж. Цифры перед ее глазами казались искаженными и переливались, словно живые. Они менялись, искажались, уходили из вида, но наконец она смогла разглядеть – 17. «Как это возможно? Мы же остановились на 12 этаже…» – думала она, моргая, стараясь зафиксировать взгляд на цифрах, которые теперь казались ей чем-то невозможным. Не найдя на лестнице следов Даниила, она решила спуститься обратно на двенадцатый этаж, надеясь, что это всего лишь злой трюк ее взвинченного сознания.
Она мчалась вниз по лестнице, сердце бешено колотилось в груди, словно пытаясь вырваться наружу. Каждый прыжок через ступеньки был как вызов самой судьбе, отражение её внутреннего состояния – смесь адреналина и страха, который заставлял её двигаться всё быстрее и быстрее. Она перепрыгивала через три, четыре, иногда пять ступеней, её движения были быстры и решительны, как у олимпийского чемпиона. Лестничные пролеты сменяли друг друга в бесконечном стремлении к спасению сына. Каждый этаж, который она пролетала мимо, приближал её к цели, но в то же время напоминал о том, как далеко она может быть от Даниила. Достигнув двенадцатого этажа, Ирина со всей силы распахнула дверь. Она ударилась об стену, но удивительно, звука удара не последовало. Не останавливаясь, чтобы размышлять над этим странным явлением, она бросилась к офису менеджера крупного звена, где они ранее устроились на ночь.
Перед дверью офиса Ирина попыталась её открыть, но что-то мешало. Ощущение, что дверь была заблокирована или заклинила, только усилило её панику. В отчаянии и полной безысходности она отошла на шаг назад, разогналась и с криком влетела в дверь, ударив её плечом. Удар был настолько сильным, что, казалось, должен был пробить дверь насквозь. Но дверь не поддалась. Ирина, чьё сердце колотилось от отчаяния и страха, собрала в себе все силы для ещё одной попытки преодолеть препятствие. Она отступила на несколько шагов назад, взглянула на дверь с решимостью, присущей только матери, спасающей своего ребенка, и снова ринулась вперёд. На этот раз она нацелилась чуть ниже, чтобы удар был более эффективен.
Со всей мощи ударив другим плечом, Ирина почувствовала, как дверь наконец поддалась. С грохотом что-то отлетело в сторону – это был стул, который она использовала в качестве баррикады. Удовлетворение от преодоления препятствия быстро сменилось новым всплеском адреналина.
Она забежала в комнату, и её сердце на мгновение остановилось. В ночной темноте, освещаемой лишь слабыми отблесками звездное неба, возле окна стоял мужчина. Он был повернут спиной к Ирине, и в его руках крепко держал что-то, что напоминало сверток. Тишина в комнате была нарушена лишь слабым шорохом деревьев за окном, пока не раздался тихий, узнаваемый звук: угуканье, за которым последовал плач младенца. Это было похоже на звук, который мог издавать только Даниил.
– Даниил! – вскричала Ирина, голос её был наполнен ужасом и мольбой. Эмоции захлестнули её, в глазах застыли слезы. На мгновение она замерла, не веря своим глазам и ушам.
Мужчина медленно повернулся к ней. В свете, пробивающемся сквозь жалюзи, его лицо было нечетким, создавая вокруг его фигуры зловещую ауру. В руках он всё ещё держал сверток, и Ирина могла ясно видеть, как маленькие ручки младенца шевелились в ткани. Обстановка обострилась до предела, когда она, наконец, увидела лицо мужчины, стоявшего у окна с её сыном. В свете, проникающем через щели жалюзи, она узнала его – это был Клык. Его лицо было изможденным, впалые глаза горели безумным светом, а худое лицо делало его похожим на призрака из самых страшных сказок.
Внезапно Клык расхохотался, но его смех звучал жутко и болезненно. Из небольшой, едва заметной дыры в центре его лба потекла кровь, образуя красные ручейки, стекающие по его лицу. «Посмотри, что ты со мной сделала, это всё ты», – кричал он, голос его был полон обвинения и боли. Распахнув руки в жесте, словно пытаясь объяснить своё состояние, он создал вокруг себя ауру отчаяния и безумия.
В этот критический момент, когда Клык продолжал обвинять Ирину, маленький Даниил начал выскальзывать из его рук, как будто был всего лишь куклой в руках судьбы. Ирина, движимая инстинктом матери, мгновенно бросилась вперёд, чтобы поймать своего сына. Её движения были молниеносными и точными, словно вратарь, метнувшийся защищать ворота от неотвратимого удара.
Сердце её колотилось, когда она, наконец, схватила Даниила в свои руки, удерживая его от падения. В этот момент напряжение достигло апогея, и она внезапно проснулась. Ирина лежала в своем спальном мешке, весь лоб был в холодном поту, а дыхание было тяжелым и прерывистым, словно она действительно пробежала марафон. Она медленно успокаивалась, глубоко дыша, стараясь восстановить свой пульс и успокоить нервы. Даниил спал рядом, спокойно и невозмутимо, в его мирных чертах не было и следа ужасов, которые только что преследовали Ирину в её сне. Она нежно прикоснулась к его руке, убедившись, что он в безопасности, что все это был лишь сон, и позволила себе еще на мгновение закрыть глаза, пытаясь отделить ночные видения от реальности.
***
Рассвет начал пробиваться сквозь пыльные окна убежища, где Ирина и её маленький сын Даниил провели ночь. Утренний свет, мягко окутывал комнату, раскрашивая серые стены в оттенки золота и алых переливов. В этом тихом и спокойном моменте, едва нарушаемом уличными звуками раннего утра, Ирина медленно пробуждалась от последних остатков сна. Звук веселого воркования Даниила, который уже проснулся и активно давал понять, что готов к новому дню, стал для Ирины милым будильником. Малыш, в свои девять месяцев, не говорил еще слов, но его ясные, полные ожидания звуки были так же понятны, как и любые слова. Он был готов к утреннему кормлению, а его энергия и бодрость мгновенно заразили Ирину.
Проснувшись, Ирина посмотрела на свои наручные часы, которые оставались на полу рядом с её спальным местом. Они показывали 6:45 утра. Резко сев в постели, Ирина огляделась вокруг. Вальтер сидел на стуле у окна, повернувшись спиной к ним. Он напряженно что-то наблюдал за пределами их временного убежища, его фигура выглядела как скульптура, неподвижная и сосредоточенная. На мгновение Ирина подумала о том, что такое бдение требует огромного терпения и самообладания.
Когда Вальтер почувствовал взгляд Ирины, он обернулся и кивнул ей, делая знак, что все в порядке и она может спокойно уделить время сыну. Его жест был незаметен, но Ирина поняла его сразу: "Корми ребенка, я не буду смотреть".
Она аккуратно вытащила Даниила из спального мешка, где он уже начал нетерпеливо вертеться, пытаясь привлечь её внимание. Малыш сразу же улегся в её объятиях, готовый к утреннему кормлению. Они устроились поудобнее прямо на расстеленном спальном мешке, который служил им кроватью на эту ночь. Ирина осторожно поддерживала Даниила, пока он с аппетитом принялся за утреннюю трапезу. После того как Ирина покормила Даниила, она решила не одевать его полностью, чтобы малышу было комфортнее в спальном мешке. Внутреннее тепло после кормления было важно для его уюта, поэтому она осторожно завернула его в легкое одеяло, оставив вокруг свободное пространство для воздуха и игры с любимыми игрушками
Ирина, удостоверившись, что сын накормлен и обласкан, обратила свое внимание на свой завтрак. Она аккуратно достала из рюкзака пару круглых хлебцов, которые она принесла из своей квартиры. Завтрак был скудным: к хлебу прибавилась небольшая банка консервированных овощей, которую она открыла с помощью многофункционального армейского ножа. Ирина размышляла о том, что придется экономить каждый кусок пищи. Они не знали, как долго им предстоит еще идти и что их ждет впереди. Каждая калория была на счету, и она должна была распределять свои запасы так, чтобы хватило на максимально возможное время.
Она медленно жевала хлебцы, размышляя о своем положении. Вальтер все еще сидел у окна, взирая на улицу, где утренний свет начал распространяться по пустынным улицам. Его постоянное бдение было для Ирины напоминанием о постоянной угрозе, подстерегающей их на каждом шагу.
Закончив с завтраком, Ирина тщательно убрала остатки еды обратно в рюкзак, затем осторожно подняла взгляд на Вальтера. Он казался сосредоточенным, его глаза не отрывались от какой-то точки на улице. Она подошла к окну, стараясь не шуметь, чтобы не мешать Вальтеру, и посмотрела на улицу, стараясь увидеть то, что так привлекло его внимание. Улицы были пусты, только редкие порывы ветра поднимали в воздух пыль и мусор. Все было спокойно, но это спокойствие было обманчиво – Ирина чувствовала это каждой клеткой своего тела.
Ирина приблизилась к окну, осторожно обходя играющего в игрушку Даниила, чтобы не случайно не задеть его. Вид из окна двенадцатого этажа был впечатляющим и одновременно мрачным. Он открывал панораму на московский туберкулезный диспансер, расположенный на некотором расстоянии от здания, в котором они временно обосновались. Между их укрытием и диспансером простирался небольшой сквер, который когда-то, вероятно, был зелёным и ухоженным, но теперь казался заброшенным и переполненным мусором.
Справа от сквера располагалась четырёхполосная дорога, которая превратилась в хаотичный музей забытых автомобилей и другой техники. Остовы машин, искореженные и оставленные, напоминали о прошедших бедствиях. Вся дорога была усыпана мусором, обломками и разбитым стеклом, что создавало впечатление мрачного пейзажа. Переводя взгляд с дороги на диспансер, Ирина почувствовала, как холодок пробежал по её спине. Мрачные, пустые окна здания смотрели на неё, словно бездушные глаза, свидетельствуя о тяжёлых временах, когда это место было полно жизни и суеты. Теперь же оно, казалось, забытым и покинутым, как и многие другие учреждения в городе.
В этот момент Вальтер, который продолжал наблюдать за окрестностями, тихо протянул руку и указал на одну точку у самой южной стены забора, который обрамлял диспансер. Приглядевшись, Ирина заметила фигуру мужчины пенсионного возраста. Он был одет в белую кепку, клетчатую рубашку и серые брюки. Мужчина казался необычным в этом заброшенном месте; он тянул за собой тележку, видимо, загруженную провиантом или другими необходимыми предметами.
Мужчина, который тянул за собой тележку, шагал вдоль железного забора московского туберкулезного диспансера, осторожно, словно каждый его шаг мог пробудить нежелательное внимание. Он шел медленно, его походка была взвешенной и предостерегающей, при каждом шаге он оглядывался, будто ожидал увидеть что-то или кого-то из теней, тянущихся вслед за ним. В этом углу города, где царила тишина, разбавленная лишь шорохом ветра, который перекатывал пустые банки и бумаги по асфальту, каждый звук звучал как грозовой раскат. Подойдя к большим металлическим воротам учреждения, мужчина остановился, словно устав от долгого пути. Он присел на свою большую сумку, которая видимо служила ему не только кладовой, но и средством для отдыха. Из внутреннего кармана своей потрепанной клетчатой рубашки он извлек флягу. Фляга выглядела поношенной, словно пережила не одно десятилетие. Мужчина осторожно открыл её, и сделал пару маленьких, едва заметных глотков, явно экономя воду, которая стала столь ценным ресурсом.
Ирина, наблюдавшая за этим из окна, чувствовала смесь сочувствия и осторожности. Она видела в этом человеке не просто старика, идущего по опустевшему городу, но символ стойкости и выживания. Вальтер, стоявший рядом, следил за действиями мужчины с таким же интересом.
– Возможно, он идёт к Затону, – шепотом поделился он своими мыслями с Ириной, но его голос был настолько тих, что едва достиг её ушей.
Они продолжали наблюдать, как старик после короткого отдыха медленно поднялся, взял в руки ручку тележки и продолжил свой путь вдоль забора диспансера, исчезая в тени, отбрасываемой старыми деревьями сквера. Старик, медленно продвигаясь вдоль забора туберкулезного диспансера, внезапно остановился. Его внимание привлек неожиданный шум, исходивший из северного крыла здания. На мгновение он прислушался, пытаясь определить, что именно вызвало этот звук. В тишине утреннего города, разбавленной лишь звуками далекого ветра, каждый шорох мог быть источником угрозы.
Смотря в направлении северного крыла, мужчина заметил что-то, что заставило его сердце замереть в тревоге. Не думая о последствиях, он резко оставил свою тележку с провиантом и побежал вдоль забора. Его движения были неуклюжими и медленными, соответствующими его возрасту, но в них читалась отчаянная попытка уйти от грозящей опасности. Именно в этот момент из центрального входа и северного крыла диспансера выбежала группа мужчин. Их было четверо, и на первый взгляд, они выглядели как персонажи из фильмов – одеты в разношерстные лохмотья, с красным раскрасом на открытых участках тел и лицах, украшенных тремя вертикальными линиями на каждой щеке. В руках у них были примитивные оружия: копья и топоры, созданные из подручных материалов.
Двое из нападающих использовали старую металлическую бочку в качестве трамплина, чтобы перепрыгнуть через забор, демонстрируя удивительную ловкость и скорость. Остальная пара вышли из центрального входа, отрезав путь старику к возможному отступлению. Ирина, наблюдавшая за этой сценой из окна, не смогла сдержать восклицание. Сердце у неё ушло в пятки при виде такого явного проявления агрессии. Ирина, сжимая руку на груди от внезапного ужаса, не могла отвести взгляд от окна. Сцена, разворачивающаяся на улице, напоминала кошмар, который она не могла контролировать.
– Они загоняют его как животное! – воскликнула она, с трудом подбирая слова, которые могли бы выразить всю глубину её чувств.
– Тихо, не шуми, – резко отрезал Вальтер, взглянув на неё с суровым предостережением. Он правильно понимал, что любой лишний звук может привлечь внимание нападавших и поставить под угрозу их безопасность. Но даже его шепот не мог скрыть беспокойство, отраженное в его глазах.
Ирина проглотила комок в горле, но не могла отвести взгляд от трагедии на улице. Старик, понимая, что ему некуда бежать, решил испытать удачу, пересекая четырехполосную дорогу. Он забежал за разбитую легковую машину, пытаясь найти мгновенное укрытие и отдышаться. На мгновение показалось, что он сможет ускользнуть от своих преследователей. Однако один из нападавших, обладая звериной ловкостью и скоростью, сделал несколько мощных прыжков и догнал несчастного. С бесчеловечной точностью и холодностью он вонзил копье в спину старика, точно в район печени. Звук пронзительного крика от боли разрезал воздух, заставляя Ирину содрогнуться. Старик упал на живот, его тело судорожно дергалось в агонии.
Остальные нападавшие, словно стервятники, окружили его, издавая радостные и торжественные вопли. В их действиях не было ни капли сочувствия или милосердия. Они подхватили старика за руки и ноги и потащили его обратно к центральному входу диспансера. Жертва была еще жива, его измученное лицо извивалось в попытках вырваться, но его силы быстро покидали его, оставляя его на растерзание своим мучителям.
Ирина, прижав руки к рту, чтобы сдержать крик, смотрела на эту сцену с ощущением полной беспомощности и отчаяния. Вальтер тем временем продолжал вглядываться в сцену с пристальным вниманием, его глаза не отрывались от дороги, где только что разыгралась трагедия. Напряжение в комнате стало осязаемым, и воздух наполнился тяжелым предчувствием дальнейших событий.
Ирина, ощущая слабость в коленях, медленно отошла от окна. Впечатления от ужасающей сцены на улице ещё долго не покидали её сознание. Её дыхание было прерывистым, а в глазах стояли слёзы – физическое проявление внутренней борьбы с тем, что она только что стала свидетельницей. Всё её тело дрожало от напряжения и адреналина, отпускающего её после моментов острой тревоги. Она потянулась к бутылке воды, которую она оставила на полу рядом с местом, где они устроились на ночлег. Её руки тряслись, когда она открыла крышку и сделала несколько больших глотков, пытаясь утолить внезапную жажду и успокоить сухость во рту. Вода слегка остудила её пересохшее горло, но не смогла сразу утолить её жажду.
После нескольких мгновений, потративших на то, чтобы немного собраться с силами, Ирина посмотрела на Даниила. Маленький мальчик, неведомый о жестокости мира за пределами их временного убежища, мирно играл на спальном мешке. Он увлечённо соединял цветные блоки, его любимые игрушки, которые она взяла с собой из их квартиры. Его беззаботное поведение и сосредоточенное выражение лица служили Ирине напоминанием о том, почему она должна продолжать бороться и защищать этот маленький островок невинности. С облегчением, что хотя бы его маленький мир оставался нетронутым, Ирина опустилась рядом с сыном на спальный мешок. Она позволила себе на мгновение отвлечься от своих тревог, наблюдая, как его маленькие пальцы уверенно выбирали и соединяли кубики. В каждом его движении была такая концентрация и задор, что Ирина на мгновение забыла о хаосе, который царил вне их временного убежища.
***
После небольшого отдыха и попыток привести свои мысли в порядок, Ирина снова обратила внимание на Вальтера, который продолжал неотрывно следить за происходящим за окном. Она заметила, как он тщательно выбирал позицию для наблюдения, стараясь минимизировать своё присутствие у окна. Вальтер встал так, что его фигура едва заметно выделялась на фоне стены – он прижался к левой стене, делая все возможное, чтобы его силуэт не выдавал их присутствие возможным наблюдателям с улицы.
Ирина внимательно посмотрела на Вальтера. Он был высоким мужчиной, его рост достигал примерно ста восьмидесяти пяти сантиметров. Его фигура была подтянутой и выражала хорошую физическую подготовку, что, несомненно, помогало ему непростых условиях выживания. Вальтер имел коротко стриженые светлые волосы, уложенные таким образом, что они формировали что-то вроде площадки на верхней части его головы – строгий и практичный стиль, который требовал минимум ухода. Он был одет в просторные черные брюки и легкие армейские кроссовки, которые были идеально подходящими для длительных пеших переходов и походных условий. Верхняя часть его одежды состояла из легкой куртки цвета хаки, которая не стесняла движений и позволяла ему оставаться незаметным в городской местности. Его глаза были ярко-зеленого цвета, что придавало его взгляду особую пронзительность, особенно когда он сосредоточенно наблюдал за окружающей обстановкой. На вид Вальтеру было что-то между тридцатью пятью и сорока годами, но жизнь в постапокалиптическом мире придавала его чертам особую закаленность, которая заставляла его выглядеть мудрее своих лет. Его взгляд, иногда устремленный вдаль, казался загадочным и многозначительным, словно он мог видеть больше, чем остальные.
Ирина сидела, обхватив колени руками, и смотрела в окно, где только что разыгралась страшная сцена. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь иногда шумом ветра. Она почувствовала, что не может больше держать в себе вопросы, которые копились в её голове с момента их появления в этом месте.
– Кто эти люди, Вальтер? Почему они так жестоки? – спросила Ирина, не отрывая взгляда от стекла, за которым свет начал тускнеть, когда солнце зашло за облака.
Вальтер, который все это время стоявший у окна, повернулся к ней. Он медленно подошел и присел рядом, его лицо было серьезным, и в его глазах читалась усталость.
– Это Дикие, Ирина. Их называют дикими, дикарями, индейцами. Это фанатики, контролирующие северные районы и центр города. Они верят, что через жестокость и кровопролитие могут очистить мир от всего дурного, что было до катастрофы. У них есть лидер, который… как бы это сказать… манипулирует ими, используя свои убеждения.
Ирина вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, как человек мог дойти до такого.
– Но почему? Как можно верить в такое… и делать такие ужасные вещи? – её голос дрожал от волнения и страха перед неизвестностью, которая теперь казалась ещё более мрачной.
Вальтер вздохнул, выбирая слова:
– Когда мир рушится, Ирина, люди и¬щут ответы, они ищут смысл. Дикие нашли его в своих убеждениях. Они думают, что могут перестроить мир с нуля, создать что-то новое и чистое. Но их методы… Они ужасны. Они не видят ценности в жизн¬¬ях тех, кто не разделяет их взгляды.
Вальтер медленно подошёл к окну, задумчиво глядя на улицы, по которым только что прокатилась волна насилия. Он обернулся к Ирине, видя, как внимательно она его слушает, ждет продолжения. Перед тем как продолжить, он на мгновение задумался, словно взвешивая каждое слово, которое собирался сказать.
– Дикие действуют небольшими группами, как саранча. Их группы проводят рейды по всей Москве. Они постоянно перемещаются, а их основное убежище, насколько мне известно, находится где-то в пределах Садового кольца. Та территория – их основная база, и она буквально кишит ими, – Вальтер сделал паузу, заглядывая в глаза Ирине, чтобы убедиться, что она понимает всю серьёзность ситуации. – Они жестоки в своих методах. Дикие верят, что через кровь и смерть можно добиться очищения мира. Их жертвы обычно не остаются в живых – их убивают на месте в ходе ритуалов, которые они называют 'очищениями'. Это своего рода жертвоприношения, которые, по их убеждениям, должны принести им благословение от их богов или духов, – его голос был тихим и сдержанным, но в каждом слове чувствовалась тяжесть.
Ирина молча и завороженно слушала.
– Однако есть и те, кого они не трогают сразу. Это обычно подростки и молодые женщины. Их не убивают, а уводят на север. Я слышал, что там у диких есть другие лагеря, где этих несчастных «обрабатывают» – промывают мозги, делают из них новых бойцов, – он вздохнул, видя ужас в глазах Ирины. – Это часть их стратегии выживания и расширения влияния. Они хотят не только укрепить свои ряды, но и создать новое поколение Диких, которые будут продолжать их дело, – Вальтер опустил взгляд, словно ему было тяжело говорить о таких вещах. Ирина, слушая его, чувствовала, как в ней растет отвращение и страх перед этими людьми. Она понимала, что мир, в котором они живут, куда более жестокий и опасный, чем она могла представить.
Ирина с трудом нашла слова, чтобы продолжить, её волнение было ощутимым:
– Как люди могли опуститься до этого? Как? – её голос дрожал от эмоций, и она махнула рукой, словно пытаясь охватить весь ужас ситуации, который развернулся перед ними за последние месяцы. – Как можно низвергнуть свои принципы, человеколюбие, доброту… По твоему описанию выходит, что они не люди даже, а звери.
Вальтер смотрел на неё с пониманием и сочувствием. Он знал, что эти вопросы мучают каждого, кто сталкивается с новым порядком.
– В условиях хаоса и разрушения люди теряют рассудок, – начал он, выбирая слова осторожно – И когда мир пал и пали старые лидеры, появились новые. Закон сохранения энергии никто не отменял. Их новый лидер, с помощью ложных проповедей и ложной религии, смог обмануть огромное количество людей – людей, которые не понимали, что происходит, и ждали защиты и крова. Этот лидер, он использовал страх, неопределенность и отчаяние людей, чтобы заручиться их поддержкой. Он предложил им простое решение сложных проблем – врага, которого можно обвинить во всех бедах. Это старый и очень эффективный прием. Так появляются фанатики. Они начинают верить, что делают правильное дело, очищая мир от недостойных. И чем дольше они находятся под влиянием таких идей, тем сложнее им вернуться к реальности. – закончил свою мысль Вальтер.
***
Они продолжали разговаривать весь день, обсуждая планы и возможные маршруты, которые могли бы помочь им избежать встречи с Дикими. Вальтер, который теперь представился как Максим, показал себя знающим и осторожным человеком. Он поделился с Ириной своими соображениями о том, что проходить днём мимо туберкулезного диспансера было слишком рискованно.
– Дикие, похоже, основали там своё логово. Они проводят рейды по ближайшим районам и, судя по всему, контролируют большую часть территории вокруг, – тихо сказал Максим, внимательно поглядывая в окно, откуда открывался вид на пустующие улицы. – Мы не можем рисковать. Лучше подождем здесь до заката, когда у нас будет больше шансов пройти незамеченными.
Максим неспешно раскладывал перед Ириной карту Москвы, показывая маршруты и места, которые все еще считались относительно безопасными для выживших. Он рассказывал о том, что в столице оставалось лишь несколько таких мест, где собирались те, кто не покинул город после катастрофы или просто не погиб. Одим из таких мест был Нагатинский Затон – полуостров в Южном округе Москвы, образованный в прошлом веке в результате устройства Нагатинского спрямления русла Москвы-реки. Этот район оказался одним из немногих, кто смог сохранить своё общественное устройство в условиях постапокалиптического хаоса. Несмотря на все разрушения, которые принёс новый мир, в жилых домах Затона до сих пор проживали люди – беженцы, переселенцы и одиночки, которые не покинули столицу в поисках убежища или не примкнули к дикарям, охватившим остальные районы города.
Это место стало неким центром, местом куда стекались выжившие со всей Москвы. Затон был относительно безопасен, поскольку его жители сумели организовать эффективную самооборону. Торговцы и ремесленники находили здесь своё прибежище, предлагая товары и услуги, которые в новых условиях становились на вес золота. Небольшие магазины и рыночные площадки возникали по углам улиц, обеспечивая обитателей не только необходимыми товарами, но и чувством сообщества и взаимопомощи.
Жители Нагатинского Затона, понимая острую необходимость защиты от внешних угроз в постапокалиптической Москве, предприняли масштабные меры для обустройства своего убежища. Они построили монументальную стену, используя всё, что могло пригодиться: остовы автомобилей, строительные материалы, обломки зданий; часть стены они построили даже из бетонных панелей, предназначенных для строительства домой и найденных на строительных площадках. Стена протянулась от берега Москвы-реки, пересекая Кленовый бульвар и замыкаясь на другом конце полуострова, эффективно отрезая его от остальной части Москвы. Это инженерное сооружение не только служило защитным барьером, но и стало символом общей воли и решимости жителей Затона сохранить свою автономию и безопасность.
Особое внимание было уделено укреплению и блокировке подземных путей – метрополитена, который всегда оставался потенциальной угрозой вторжения. Станция метро Кленовый бульвар была полностью заблокирована, превращена в непреодолимую преграду для любого, кто попытался бы использовать метро в качестве маршрута для нападения. Нагатинский бульвар также был частично перекрыт, при этом его подземные пространства адаптировали под складские помещения, где хранились запасы провизии, медикаменты и другие ценные ресурсы, необходимые для поддержания жизни сообщества.
Эти меры предосторожности были приняты не на пустом месте. После катастрофы, когда город оказался разорван на части, многие районы Москвы погрузились в анархию и хаос. Нагатинский Затон, в отличие от многих других мест, сумел избежать полного разрушения и стал пристанищем для тех, кто искал спасения от насилия и беззакония, царивших в городе. Создание такого рода укреплений стало жизненно необходимым шагом для защиты его жителей. Со временем, за стенами Затона сложилась своя уникальная структура общества. Люди занимались не только защитой своего дома, но и пытались возродить некоторые аспекты нормальной жизни: открыли небольшие мастерские, восстановили элементы инфраструктуры, развернули кустарное производство и даже организовали обменные пункты с другими выжившими группами.
Ещё Максим рассказал Ирине немного о себе, создавая тем самым мостик доверия между ними. По профессии он был пожарным, человеком, привыкшим к ежедневным рискам и спасению жизней. Когда произошла катастрофа, которую он называл моментом, когда "мир сдвинулся с места", цитируя фразу из произведений своего любимого автора, Максим принял решение остаться в Москве. Он чувствовал, что его навыки и способности могут помочь тем, кто пережил крах привычного порядка.
До наступления катастрофы Максим так же был активным членом байкерского клуба "Архангелы". Этот клуб был не просто хобби для него; это было место, где он находил друзей, поддержку, а порой и утешение. "Архангелы" собрали вокруг себя людей, разделяющих любовь к мотоциклам и дороге, но и сплотившихся настолько, что могли рассчитывать друг на друга в любой жизненной ситуации.
Когда мир вокруг начал рушиться, именно благодаря своему клубу Максим смог найти силы и ресурсы для защиты своего района. "Архангелы", превратившие свою страсть к свободе и дороге в защиту своих домов, стали одними из первых организаторов обороны Нагатинского Затона. Их навыки, умения быстро мобилизоваться и способность действовать решительно помогли укрепить район, предотвратив множество попыток мародерства и нападений. Архангелы стали не просто байкерским клубом, а настоящей опорой для выживших в Нагатинском Затоне. Эта группа была одной из первых, кто начал восстанавливать порядок из хаоса, который охватил Москву. Помимо традиционных для байкеров кулаков и умения держаться в седле, Архангелы располагали и весьма значительным боевым арсеналом, который они смогли собрать, обыскав местные оружейные магазины в первые дни после катастрофы.
Этот арсенал включал в себя всё от пистолетов до ружей и редких экземпляров полуавтоматического оружия, которые они умело использовали для защиты своей новой территории. Архангелы не просто охраняли жителей Затона, они активно участвовали в патрулировании улиц, обеспечивая безопасность и порядок в этом временном убежище, которое быстро стало своего рода миниатюрным государством. Сформированный из трёх лидеров клуба, трёх гражданских лиц и одного бывшего военного, Совет сообщества Затона занимался не только непосредственной обороной и контролем территории, но и планированием будущего всего сообщества. Эти лидеры были избраны общим голосованием и представляли интересы всех жителей, стремясь к созданию устойчивой и самодостаточной среды для жизни. Совет был своего рода парламентом, решающим важнейшие вопросы от распределения ресурсов до стратегий взаимодействия с другими группами выживших.
В своей работе Совет опирался на принципы справедливости и общей пользы, стараясь максимально демократично учитывать мнения всех членов сообщества. Встречи Совета проходили в одном из наиболее крупных зданий Затона, которое было адаптировано под нужды управления и служило не только как место для собраний, но и как символ нового порядка. Жизнь в Затоне, несмотря на все трудности, начала постепенно налаживаться. Архангелы обеспечивали защиту, Совет занимался планированием, а жители, вдохновлённые примером своих защитников и управленцев, принимали активное участие в жизни своего маленького государства, вкладывая труд в восстановление нормальной, мирной жизни.
Лицо Максима на мгновение потемнело, и он немного поник, вспоминая события, происходившие спустя полгода после катастрофы. Это было время, когда Москву заполонили они – толпы дикарей, или индейцев, как их ещё называют, сотрясавшие город своей жестокостью и беззаконием. Они нападали маленькими, но многочисленными группами, убивали и оскверняли трупы мирных граждан, устраивали засады на байкеров. Хотя дикари предпочитали оружие ближнего боя, их численное преимущество и беспощадность делали их опасными противниками.
Максим рассказывал, как в один из дней, когда нападение было особенно жестоким, Затон едва отбился от них. Община тогда находилась на грани, каждый человек, способный держать в руках оружие, встал на защиту своего дома. Отчаянные и исступленные, жители Затона смогли всё-таки достроить стену, которая в последующие месяцы стала главной линией обороны. По периметру и на соседних зданиях было размещено большое количество снайперов, чьи глаза не постоянно сканировали окрестности, всегда готовых отразить любую угрозу.
Когда Ирина задала Максиму вопрос о Клыке, его реакция была мгновенной и эмоциональной. В его глазах мелькнуло недоверие, а лицо, обычно такое непроницаемое, выразило шок и озадаченность:
– Клык тоже был байкером? Если вы такие благородные, то ради кого или чего он убил пожилую женщину в том доме, где я жила? – спросила она, чувствуя, как её собственное сердце сжимается от боли при воспоминании о трагедии.
Максим, словно потеряв дар речи от неожиданности этого вопроса, опешил и на мгновение замер. После короткой паузы, в течение которой он, казалось, пытался собрать мысли, его лицо стало серьезным, и он вздохнул глубоко.
– Ты уверена в этом? Я… я не могу поверить, что Клык мог совершить такое. Это не похоже на него, но есть кое-что, о чем мне нужно рассказать, – начал он, его голос был тихим и слегка дрожал.
Затем Максим, собравшись с духом, решил рассказать Ирине всю историю последних дней, которые они провели вместе с Клыком до того, как пути их разошлись.
Глава 5. Ночь страха
После катастрофы, когда связь между различными выжившими группами стала редкостью, у Максима и Клыка появилась конкретная миссия. Командование байкерского клуба "Архангелы", которое временно взяло на себя функции координации действий многих выживших, поручило им проверить обстановку на станции метро Юго-Западная. Там, по последним данным, была обоснована небольшая община людей, которые в последнее время перестали выходить на связь посредством автономных радиостанций.
Согласно плану, Максим и Клык должны были добраться до станции на своих мотоциклах, что позволяло быстро преодолевать значительные расстояния по разрушенному городу. Отправившись ранним утром, они несли с собой не только запасы еды и воды, но и медицинские припасы, вдруг община нуждалась в помощи. Дорога была трудной. Улицы Москвы были покрыты обломками, перевернутыми автомобилями и другими следами катастрофы, что существенно замедляло их продвижение. Вдобавок, повсюду таилась угроза нападения от дикарей или других враждебно настроенных групп.
По прибытии на место Максим и Клык обнаружили, что станция метро была укреплена: входы забаррикадированы. Но когда они спустились к вестибюлю станции метро Юго-Западная, их ожидал ужасающий спектакль разрушения и смерти. В полумраке станции, слабо освещенной только мощными лучами их фонариков, они обнаружили следы жестокой бойни. По всему пространству станции были разбросаны тела – не менее сотни человек. Жертвы бойни лежали в хаотичном порядке, создавая пугающую картину массового насилия. Некоторым были перерезаны горла с такой жестокостью, что головы едва держались на лоскутах кожи. У других отсутствовали конечности или были выколоты глаза, добавляя ещё больше ужаса к общей картине. Очевидно, что это было дело рук дикарей, их ужасающий и жестокий почерк был узнаваем.
Стены вестибюля были заляпаны кровью, которая частично засохла, образуя темные коричневые разводы, но в некоторых местах она все еще казалась свежей, словно кто-то пытался отчаянно добраться до выхода, оставляя за собой кровавые следы рук. В углах станции виднелись кучи одежды и личных вещей, которые, по всей видимости, были брошены в спешке и панике. Некоторые из тел были повешены на импровизированных виселицах, созданных из порванных кусков одежды и проводов. Тела висели, покачиваясь при каждом порыве ветра, который проникал в станцию через тоннели метро. Сцена напоминала мрачную картину апокалипсиса. Следы сопротивления были видны повсюду: сломанные и разбросанные предметы, перевернутые скамейки и разбитые экраны информационных табло. Многие тела были одеты в пижамы или ночные сорочки, что указывало на то, что нападение дикарей произошло внезапно, посреди ночи, когда жители общины спали. Максим и Клык остановились как вкопанные, подавленные масштабом трагедии. Воздух был пропитан запахом смерти и железа.
После нескольких минут шока и безуспешных попыток найти выживших, Максим и Клык решили вернуться к своим мотоциклам. Надежда найти кого-то еще живого меркла с каждой проходящей минутой, и обстановка становилась все более опасной с учетом того, что могли вернуться дикари. Поднявшись на поверхность, они оказались перед неожиданной и угрожающей картиной. У их мотоциклов, припаркованных у входа в метро, стояла стайка дикарей – пять человек, каждый вооруженный оружием ближнего боя. Эти фигуры, увешанные лохмотьями и раскрашенные кровавыми узорами на лицах, создавали впечатление первобытной и жестокой угрозы. Максим и Клык замерли, осознавая, что попали в ловушку.
Этот небольшой отряд вряд ли мог быть ответственен за массовое убийство в метро, скорее всего, они занимались рейдом по ближайшим домам. Возможно, шум мотоциклов привлек внимание дикарей, которые решили проверить, не остались ли в районе другие выжившие. Максим и Клык обменялись взглядами, понимая, что шансы на бесконфликтное урегулирование ситуации крайне малы. Они медленно отошли назад, стараясь не делать резких движений, однако дикари заметили их. Один из дикарей, крупный мужчина с крупными мускулами и лицом, испещренным шрамами, прошипел что-то невнятное и сделал шаг вперед.
Максим, держа руку на рукояти своего ножа, шепнул Клыку: «Готовься к худшему». Клык кивнул, плотно сжимая ручку своего молотка. Они понимали, что каждая следующая минута может стать для них последней. Отступление было бы равносильно смерти, поэтому они медленно начали двигаться к своим мотоциклам, надеясь хоть как-то использовать их как укрытие или средство для отступления.
Когда Максим и Клык осторожно двигались в сторону своих мотоциклов, крупный дикарь демонстрировал удивительную ловкость и скорость. В три мощных прыжка он преодолел расстояние, разделяющее их, и достиг мотоциклов. Его действия были быстрыми и точными: два уверенных удара топора точно нашли свои цели – бензобаки каждого из мотоциклов. Металл со звоном проломился под ударами, и бензин начал стремительно вытекать на землю, образуя лужи под пыльными колесами байков. Дикарь зарычал, гордясь своими действиями, и перекинул топор с одной руки в другую, словно оценивая его вес и боевые качества. С мрачным выражением лица, которое казалось еще более зловещим из-за воинственной раскраски, он медленно направился обратно к Максиму и Клыку. Его глаза блестели жестокостью и агрессией, отражая безразличие к жизни и судьбе тех, кто теперь стоял перед ним без шансов на бегство.
За ним последовали и остальные дикари, которые двигались как единое мрачное целое. Их движения были менее стремительны, но не менее угрожающие. Каждый из них крепко держал в руках холодное оружие – топоры и копья, которые служили не просто инструментами ужаса, но и символами их варварской силы и власти. Их одежда, составленная из различных лохмотьев, пестрела пятнами крови и грязи, а лица раскрашены были в страшные узоры, что придавало им вид древних шаманов или воинов из забытых эпох.
