Гёте сильно закашлялся:
– Извини! Кажется, я заболел… В последнее время чувствую себя плохо…
– Спасибо тебе, Вольфганг. Я в долгу не останусь… Да, кашель у тебя не хороший. Это туберкулёз…
– А что это такое? Странное название болезни. Никогда не слышал. Откуда ты это взял?
– Ну, я же, как ты сказал, предсказатель… Термин «туберкулёз» введут в обиход ваши немецкие врачи только после 1839 года. Сегодня на дворе всего лишь 1757 год. Сейчас это всюду называют «чахоткой»…
При свете свечи было видно, как заблестели глаза у Гёте:
– Да ты случайно не средневековый доктор Фауст? Этим магом бредит до сих пор вся Германия… Интересно, что ты ещё обо мне рассказать можешь?
– А то, что скоро тебе учёбу бросить придётся. По состоянию здоровья. И ты отправишься к отцу во Франкфурт, что тебе совсем не хочется делать. А уроки гравирования на меди нужно немедленно прекратить. Вдыхание ядовитых паров приведёт тебя к припадку кровохаркания. Вредно для тебя также обильное употребление пива и кофе… У тебя уже появился нарыв на шее. Кожное проявление чахотки…
Гёте удивлённо взглянул на Триона, потом схватился за шею:
– Да! У меня там припухло… Ты меня неприятно удивил, русский вещатель! Поскольку сам начал – продолжай. Что ты знаешь обо мне ещё?
– Ты, Вольфганг, влюблен по уши в дочь трактирщика Анну-Катерину Шёнкопф. Ты называешь её ласково Анхен. Ты её бешено ревнуешь к другим. От одного её вида приходишь в возбуждение. А когда её целуешь, у тебя начинается непроизвольное семяизвержение.
Гёте всплеснул руками:
– Боже мой! И это тебе известно! Да всего-то один раз случилось… Не сдержался. Она действительно хороша. Сдобная булочка в юбочке… Да ты её сегодня увидишь. Пойдём, спустимся вниз, у неё и отужинаем! Ах, да! Сначала идём к хозяину! Он подыщет тебе комнату на ночь. Не думал, не гадал, что с провидцем встречусь…
Внутри Триона встрепенулся Глеб:
«Откуда ты выкопал эту ахинею про преждевременное семяизвержение?..».
Трион улыбнулся про себя:
«Это не ахинея! Это исторический факт. Было у него такое по молодости лет. Да что ты, Глебушка, забеспокоился? Он же сам признал это только-что… У нас с тобой мозг один. Подключайся к моему когнитивному порталу, изучай биографию и творчество Гёте. Может быть, актуализируешь какую-то важную информацию, на которую я не обратил внимания».
«Ты же сказал, чтобы я не вмешивался в твои дела…».
«Извини! Это я вспылил, погорячился после удара по голове…. Мы, по-видимому, при падении ещё и стукнулись лбом. Сотрясли слегка мозговую дольку, ответственную за эмоцию. А вот „второй план“ как раз в затылочной части находится, где твоё „Я“ сейчас пребывает – рядом с сегментом, ответственным за ориентацию в пространстве и зрение. Наши отцы-создатели не изменили ничего существенного в структуре мозга. Скопировали человеческую природу. За исключением памяти, пожалуй… Спасибо, однако, за то, что хоть её улучшили. Если потомки научатся совершенствовать человеческую память, проблема обучения и образования будет решена раз и навсегда. Зачем Всевышний запрограммировал человека с дырявой памятью? Эх! Лучше бы меня в будущее закинули!»
«Нас никто не закидывал. Мы сами „закинулись“…Ты начал влюбляться. Без разрешения руководителя эксперимента имел намерения апробировать детородный инструмент, не задумываясь о последствиях… Задумал кататься на машине…».
«Не руководствуйся нижней чакрой! Я как-то по особому был влюблён в Сабрину, как Гёте в Кэтхен! Я не экспериментальный кролик! В меня заложено всё „нечуждое“ человеческое! Так… Мне надо успокоиться… Хорошо, что я не чувствую себя Гётевским гомункулом в реторте из „Фауста“…».
«Не отставай от Гёте! И под ноги себе смотри, Гомункул! Тут ступеньки. Не ровен час, ещё разобьёмся».
«Гомункул разбился сознательно! Ему не хватало любви – значит, ему недоставало свободы!»
«Зато у тебя её предостаточно!»
«Глебушка, ты не дерзи! Вопрос о достаточности спорный. О свободе поговорим на досуге! И не забывай, кто из нас первый в нашем мозговом пространстве! Сейчас нужно думать о необходимости. Свобода и осознание необходимости – это как ни крути, разные вещи. Это ж надо было „Мавру“ такую чепуху сформулировать… До рождения главного основоположника остаётся ровно 61 год… Однако я становлюсь болтливым! Это всё последствия удара по голове!»
Тяжёлые мысли
Гёте уладил дело с размещением русского студента в гостинице. Глебу предоставили небольшую комнатушку на первом этаже. «Сдобную булочку в юбочке» увидеть не довелось. Ссылаясь на позднее время, хозяин организовал сухой ужин с бутербродами. Скромную немецкую еду принесли на подносе в номер.
Трион погрустнел:
– Что и требовалось доказать!
Глеб удивился:
– О чём это ты? О пище что ли?
Трион продолжил внутренний диалог:
– Нет, Глебушка, не о пище! Мрачные мысли прилетели в мою черепную коробку… Похоже нас уже никогда больше возвращать в 21-й век не будут. Мы находимся в прошлом вот уже год с лишним. Последняя попытка возвратить нас была предпринята сегодня. Чем она закончилась, ты знаешь. Если время нашего пребывания здесь, исчисляется годом, то там, на родине наших отцов-создателей, оно составляет, если я не ошибаюсь… Подожди, сейчас прокручу все заложенные во мне телепортационные расчёты… Там течение времени должно измеряться минимум пропорцией один к двадцати… Хотя это неточно. Это значит, что там прошло двадцать с лишним лет! Маловероятно, что наши отцы-создатели ещё живы… А нашей любимой Сабрине сейчас где-то сорок пять лет!
Глеб вмешался в размышления Триона:
– Насколько я понимаю, нас телепортировали квантовым способом?..
Трион удивился:
– Ой ли? Ты полагаешь, что нас сканировали вплоть до субатомных частиц, а потом собрали здесь с помощью той же машины времени? Нет! Это происходило иначе. Нас заслали через четвёртое измерение, не расчленяя на кванты. Если даже у них остался наш скан… Не забывай, что машина времени, по всей вероятности, приказала долго жить. Пусть даже они восстановят старый вариант, в лучшем случае они продолжат эксперимент и запустят второго Триона – нашего двойника. А мы пройдём в отчётах, как неудачный эксперимент! В худшем случае – о возвращении речи вестись не будет.
Глеба данное рассуждение возмутило:
– Не должно такого быть! Сабрина не позволит… Пока она жива, она будет пытаться вернуть нас!
Трион съязвил:
– Эх ты, человекоподобный! Блажен, кто верует… А кто такая Сабрина? Пойдёт ли она по стопам отца? Допустят ли её до экспериментов? Вопросов, Глебушка, больше, чем ответов. Мы с тобой пребываем сейчас в информационном вакууме. Мы продукт прошлого. Будущее нам не подвластно… Хотя прошедшее настоящее мы ещё удерживаем за хвост. Надо подумать, что делать дальше. А пока предлагаю, отключить когнитивную систему на период сна. Биоробот тоже должен отдыхать! Мы с тобой не холодная машина какая-то… Голова трещит… Что-то мне дурно… Не знаю, как ты, а я, кажется, теряю сознание…
Небытие
Утром Гёте проснулся от стука в дверь. На пороге комнаты стоял хозяин гостиницы:
– Ваш гость не открывает… Горничная не могла к нему войти. Как это понимать? Вчера я краем уха слышал Ваш разговор. У него, кажется, были проблемы… Ранение в голову или что-то… Нужно было сообщить в полицию. Боюсь, нас ожидают неприятности.
Однако кастеляну удалось довольно скоро открыть запасным ключом дверь в номер «русского гостя». Гёте и хозяин отеля обнаружили его лежащим в беспамятстве на полу рядом с кроватью.
Гёте был встревожен: «Не хватало мне неприятностей на свою голову»:
– Его вчера по дороге сюда ударили по голове. Кто-то напал на него сзади. Оглушили и забрали деньги. Я решил помочь ему. Я даже не знаю его имени. Он был в себе и чувствовал себя вполне здоровым. Конечно, это последствия удара. Надо вызвать лекаря. Я оплачу.
Хозяин отеля недовольно пробурчал:
– Не только лекаря, но и полицию.
Через полчаса прибыли полицейский и лекарь. Каждый вынес свой вердикт:
– Полная потеря сознания. Требуется серьёзное лечение, иначе он отдаст Богу душу. Его необходимо срочно доставить в амбуланц!
– При нем нет документа, удостоверяющего личность.
– Он из России. Нужно оповестить русское представительство!
***
Прибывший в монастырскую больницу лейпцигский представитель русского чрезвычайного посланника в Дрездене князя А. М. Белосельского увидев закутанного в дерюгу больного, бредившего на немецком языке, сначала усомнился в его «русскости». Когда сопровождающие его люди, осмотрели студенческий мундир, лежащий в изголовье больного, они предположили, что это, должно быть, питомец гофмейстера Бокума, наставника русских студентов в Лейпциге. Однако майор Бокум, явившийся по приказу доверенного лица князя, заявил, что видит этого «студента» в первый раз, и что таковой в его списках не должен значиться. Хотя, что касается мундира, то в таких серых суконках на самом деле «щеголяют» только русские студенты.
Когда больной заговорил в бреду на русском языке, сомнения у присутствующих улетучились. Монах, ухаживающий в отделении за больными, сообщил, что господин, доставивший сюда больного, сказал, что это, по-видимому, какой-то странствующий студент, ему не знакомый, который намеревался поступить на учёбу в Лейпцигский университет, но которого ограбили уличные бандиты, ударив его чем-то тяжёлым по голове, когда тот пешком добирался до отеля. Монах поведал – господин сообщил также, что пострадавший в начале был в себе, и ничто не предвещало беды; однако утром его нашли в беспамятстве, лежащим на полу. Монах также уточнил, что богатый господин заплатил за уход и пребывание больного в монастырском лазарете на неделю вперёд и сделал это исключительно из соображений милосердия.
В ходе разбирательств представитель русского посланника понял, что немецкая полиция не захотела вникать в суть дела и «сплавила» пострадавшего на поруки российских соотечественников. Соотечественники, однако, не торопились и решили дождаться выздоровления «русского студента», а потом, после проведения процедуры опознания, в случае подтверждения предположений, переправить его в Россию.
Монах, присматривавший за больными, не отходил от безымянного русского. Он знал, что в таком состоянии больной долго не протянет. Отвары трав, прописанные ему лекарем, не помогали. Монаху было искренне жаль несчастного. Ухаживая за ним, монах замечал, как постепенно слабеет тело больного, как тот иногда лежит молча с открытыми глазами, но не реагирует на движение руки около своего лица. В минуты бреда больной как будто разговаривал с близким ему человеком. Отрывочные фразы бредившего были для монаха непонятны, даже тогда, когда произносились на немецком языке. Тщательно выговариваемые слова обладали какой-то невероятной притягательностью, так что монах не мог не выслушивать и силился понять, о ком и о чём идёт речь:
– Предел жизни… Мы с тобой не подлежим восстановлению… Отцы предупреждали… Шестое чувство было ослаблено в нас изначально. Недоработка… Существенная.
– Мы созданы как инструмент, а не как субъектная личность! Не успел я очеловечиться… Не могу прийти в себя, после того как вышел… Что значит «потерял сознание»? Как можно потерять то, что не принадлежит нам, ни тебе, ни мне? «Мне пришла мысль в голову» – как изволите это понимать? Нет своих мыслей? Тогда приходят они откуда?
– У человека рождающегося нет личного прошлого, как у нас с тобой. Прошлое, которое у нас в голове, оно не наше, не личностное. Оно чужое… и искусственное.
Однако, когда больной выдавил из себя фразу «Кто он, который ведёт меня? Это он говорит моими устами. Я выполняю его волю…», церковный прислужник всё понял и невольно выкрикнул:
– Бог нас ведёт! Бог говорит в нас!
От громких слов монаха больной вздрогнул и очнулся:
– Где я?..
Глаза монаха засияли. На лице его расплылась блаженная улыбка:
– Раб божий, ты в монастырской больнице. Бог милостив! Возрадуйся!
Он размочил ломоть хлеба в тёплой воде и начал кормить больного, приговаривая:
– Ты свой хлеб ещё не весь съел! Тебе ещё жить да жить. Бог не принял твою душу. Божью милость надо заслужить.
Больной принимал пищу с трудом. Он всё время молчал. Потом погрузился в глубокий сон.
Замужество
Работы по восстановлению «машины времени» (МВ) завершились месяц назад. Однако новые конструкторы медлили с её запуском. Старший научный сотрудник, Михаил Захаров, уже известный специалист в области биоинженерии, телепортации, в одном из отделов лаборатории которого работала Сабрина, не спешил докладывать начальству о результатах.
Сабрина ушла в работу с головой, вникала во все тонкости создания биоробототехники по сохранившимся старым, «отцовским» разработкам. М. Захаров сосредоточился на проблеме обнаружения телепортированного объекта в пространстве прошлого и создание условий для его возвращения. Он утверждал, что в биоструктуре Триона механизмы телепортивной связи могли быть повреждены в результате аварии и последующей неуправляемой телепортации. И если структура обратной связи не самовосстановится, то надежды на возвращение Триона, даже если он будет обнаружен телепортатором, маловероятны. Уповать на случайности не приходится.
Через год машину времени всё-таки запустили в обновлённом варианте. Было предпринято несколько попыток телепортации Триона, но всё безрезультатно. М. Захаров оказался прав. Можно было и не торопиться с запуском и рапортовать об успехах. Требуются существенные доработки. Необходимо научить машину времени объединять временные параметры, сводить разные временные эпохи к единой точке, что, по мнению М. Захарова, обеспечит линейное соприкосновение исходного и целевого пространств, и обеспечит переход субстанции в её исходное пространственно-временное состояние. При этом не обязательно, что сохранится прежний интеллект телепортируемого биоробота. Скорее всего, опыт, накопленный биороботом в период его неуправляемого перемещения в пространстве прошлого или даже будущего, сохранится. Хотя полная ассимиляция с изначальным интеллектом и не нужна. Во всяком случае – для науки. Что касается физической интериоризации, то здесь очень много проблем. Нужно знать, не произошли ли у биоробота какие-либо сдвиги на генетическом уровне во время его случайного, непланового путешествия в пространстве и времени вне настоящего. Работа затруднялась и тем, что финансирование лаборатории существенно сократили. Кроме того, государственные проекты были переориентированы на военные нужды.
Через два года Сабрина вышла замуж за разведённого Михаила Захарова. Бывшая жена покинула его «без слёз, без жертв, без муки». «Ты уже давно женат на своей науке. Ничто более не связывает нас. Детей у нас нет. Гуд бай, мой мальчик, гуд бай, мой миленький!».
Сабрина не мучала себя вопросом, почему она вышла замуж за Михаила. По любви? – Нет. Скорее – по симпатии. К тому же её подталкивал извечный женский страх, о котором когда-то ей говорила бабушка Еля – «остаться в девках на всю жизнь» или довольствоваться случайными связями. Ни то, ни другое её не устраивало. В конце концов, симпатия со временем перерастёт в любовь.
Незадолго до смерти бабушка Еля открыла Сабрине ещё одну семейную тайну. Это была даже не тайна, а сомнение:
– Ты, наверное, заметила, что твой отец ни капельки не походит на меня. Сначала мне показалось, когда в роддоме его принесли на первое кормление, что он вылитый Григорий. Потом это сходство улетучилось.
– Бабуля! Если у тебя есть сомнения, давай проведём генетическую экспертизу. Это сегодня делается просто.
– Нет-нет! Не хочу травмировать твоего отца подозрениями. Да и к чему это? Что, мне от этого станет лучше?
– Эх, бабуля-бабуля… Отец об этом и не узнает. Пробы слюны возьмут у тебя и у меня.
– А, это даст достоверный результат?
– Конечно! Куда ещё достовернее?
