За эти десять лет не было никакой новой жизни из всех пяти. Каждая из них была ужаснее предыдущей. Конечно, за столько времени я отпустила маму и папу, и смирилась с их уходом, но первые три года мне давались очень тяжело… В десять лет, хотя, как казалось, прошло три года, и я должна была все забыть и привыкнуть, но это не случилось, я хотела покончить с собой. И это продолжалось долгое время… До пятнадцати. В пятнадцать меня все же повезли в психушку. Это было решением бабушки, которая не находила себе место. У нее было больное сердце, и она каждый раз, видя то, как я вредила себе, теряла сознание. А потом ее терпение лопнуло, и бабушка сказала Лили, чтобы та повела меня к психотерапевту.
Я до сих пор прохожу терапию. В школах, которых я была, узнавав про это, все считали меня психованной сукой, которая неуравновешенная, хотя поводов так думать я не давала. Просто кто-то распространял слух, а остальные верили в него и всей школой смеялись с меня. Однако в этот раз я не позволю этого. Страдать будет каждый, кто решит посмеяться с меня.
Лили и бабушка очень волновались за меня все это время и старались поддерживать. Лили разговаривала со мной по вечерам, как это делала бы мама. Она успокаивала меня, когда я плакала ей в плечо и жаловалась на то, что никто не хочет со мной дружить. А тетя просто гладила меня по спине и говорила, что когда-то они повзрослеют и поймут, как низко пали.
Курс этой психотерапии был и есть до одного места. Да, я каждую неделю хожу на приемы к одной женщине и рассказываю о проблемах, а она делится советами и тому подобным, думая, что мне это помогает. Ни черта. Не помогает. Я каждый день пью таблетки. Бабушка сказала, что они необходимы, чтобы я больше не хотела покончить с собой. Однако и они мне не помогали. Мне не помогало ничего.
Единственная причина, по которой я все же таки держусь – это моя семья. У бабушки больное сердце – она точно это не переживет, схватит инфаркт. Лили… Она такая хорошая тетя, самая лучшая. Она буквально заменила мне маму. Она тоже тяжело оправится после моей смерти. Ну, и еще… Родители, которые смотрят на меня сверху. Они вряд ли простят мне это, вряд ли будут рады такому поступку. Уверена, они хотели бы, чтобы у меня был другой исход: хорошая, счастливая жизнь, а не смерть в подростковом возрасте.
Поэтому я держусь. Сдерживаю себя в порывах злости и обиды. Возможно, все-таки сеансы психотерапии и курс лечения помогают мне в этом – помогают сдерживаться.
Я захожу на маленькую белую кухню, где уже стоит бабушка. Она поворачивается на звук моих шаркающих ног и улыбается, переворачивая яйцо на сковородке. Я отодвигаю белый стул и сажусь за стол, параллельно смотря на то, как светает за окном.
– Готова, Лаура? – спрашивает бабушка.
– К “новой жизни”? – со смешком спрашиваю я.
– Ну, так говорит Лили. А я просто скажу к новой школе.
– И в том, и в том варианте, мой ответ «нет». Ты же знаешь, это будет очередной ужас.
– Ну не будь такой категоричной, девочка моя. Может, ты найдешь себе друзей в этой школе. Все-таки тут уже взрослые дети будут. Одиннадцатый класс… Не думаю, что кто-то будет себя вести, как те дети.
Я же была настроена наоборот – была почти уверена, что и тут травли мне не избежать. Очередная «новая жизнь», которая окажется ужасом. Очередные жалкие люди, которые решат смеяться надо мной. Люди, которые будут издеваться надо мной.
– Гномик, ты уже встала, – заходя на кухню, говорит Лили, и я поворачиваю голову, чтобы сказать ей «доброе утро». – Тебе дать денег для первого дня? Может, купишь что-то.
– Нет, Лили, не нужно! – отвечаю я.
– Ну почему?
Потому что, ты итак достаточно сделала для меня. Но, конечно, я этого вслух не скажу.
– Не нужно. Я не буду там есть. Обычно в школах плохо кормят.
– Ну, это в тех, которых ты была. А это, как мне сказали, самая лучшая школа. Даже считается почти престижной…
– Престижной, и как же ты меня туда устроила, Лили?! Заплатила?!
Тетя молчала и тогда я сжала кулаки. Мне было так обидно. Обидно оттого, что она постоянно тратиться на меня, хотя не должна, я не ее ребенок. А я даже помочь ей не могу… Не могу отблагодарить.
– Не платила я! У меня там работает знакомая, которая будет твоей классной руководительницей… Я с ней договорилась. Платить мне ей не нужно. Это услуга за услугу. В какой-то момент я ей помогла сильно, теперь она мне.
– Лили, зачем мне престижная?! Я же не из тех кровей, чтобы учиться в таких королевствах.
– Что значит – не из тех кровей, а? Ты у меня красивая, умная девочка, которая ничем не хуже остальных.
Это была правда. Лили работает и прекрасно одевает меня. А я стараюсь выбирать что-то самое дешевое, просто потому что мне неудобно. Это слишком…
– Они еще больше будут надо мной издеваться.
Бабушка выложила яйцо на тарелку и поставила ее передо мной, а затем вмешалась:
– Прекрати, Лаура! Ты такая же, как и все. Не строй из себя уродину или бомжиху.
Бабушка у меня особенная. И хорошая, и любящая, и та, которую легко вывести из себя.
– Я говорю, как есть, ба. Эти богачи теперь будут травить меня из-за того, что я не из их голубых кровей, что у меня не такое состояние, как у них.
– Ну все, милая, хватит нагнетать, – ласково говорит Лили, гладя меня по щеке.
Я выдыхаю и накалываю на вилку яичницу. С одной стороны, я боюсь своих новых одноклассников, ведь правда, хрен угадаешь, какие гниды попадутся мне тут. С другой стороны… Я твердо решила, что смогу постоять за себя. Хотя, каждый раз, как я это делала – меня выгоняли из школы. В этот раз будет по-другому. Надеюсь, что в этот раз будет по-другому.
Мам, как там у тебя дела? Пап, ты бы защитил меня, да? Обещаю, я скоро к вам зайду. Поговорю с вами.
Когда мне по-настоящему бывает плохо, когда я снова хочу порезаться глубже – не просто, чтобы отвлечься и забыться, а для того, чтобы перестать чувствовать все, чтобы покончить со всем, – я всегда прихожу к ним на могилы. Всегда сажусь на землю, плюю на то, что буду вся грязная, и разговариваю. Иногда засиживаюсь до того, что на небе сверкают звезды.
После завтрака я пошла в ванную, чтобы почистить зубы, а после стала краситься. Попробую что-то новое. Прежде я никогда не красилась никуда. Да-да, как это в семнадцать лет не краситься, но мне это правда не нужно было – было все равно. А сейчас же решила преобразить свой, скажем так, лук! Типа быть крутой. Сделать вид уверенной в себе девушке, которая будет ставить всех на место.
Первое правило уверенности в себе: сделай вид, что ты уверенна, – и потом привыкнешь к этому. Второе правило: полюби себя. Но как это сделать, когда от всех подряд ты слышала то, какая ты жирная, какая ты уродливая, какая ты мразь и что тебе место в гробу.
Детки бывают слишком жестоки.
Детки бывают настолько жестоки, что доводят до суицида.
Но и бывают другие – те, которые спасают тебя. Те, которые помогут выбраться со дна. Но где же мне таких найти?
Натягивая юбку – школьную форму, которая была в этой престижной школе, – я повернула голову на открывающую дверь. В проеме стояла Лили, которая с улыбкой смотрела на меня. Любовалась. Как когда-то делала мама. Я ловила иногда себя на мысли, что Лили – ее точная копия. Хотя, да, Лаура, это не удивительно, они ведь сестры… И иногда мне хотелось думать, что Лили на самом деле моя мама, что никакого убийства не было, а папа просто целыми днями на работе, но он жив. А потом хваталась за реальность, как тонущий человек за круг, возвращаясь в реальность. Я хваталась за реальность, чтобы не сойти с ума, ибо тогда я на самом деле лягу в психушку.
– Ты у меня такая красивая, Лаура.
– Спасибо, – застенчиво ответила я тете, разглаживая на себе блузку.
– И такая взрослая уже. Одиннадцатый класс. А я тебя помню такой малышкой… Прямо гномиком-гномиком.
– А сейчас я великан?
Мой рост все еще остается маленьким. Сто шестьдесят сантиметров.
– Нет, ты по-прежнему мой гномик, только чуть взрослее, женственнее. Ну все, я вызову тебе такси!
– Не нужно, Лили, я пешком. Утренняя пробежка.
– Ты же не знаешь, где это находится. Я тебе не показывала.
– Я думаю, что разберусь. Тем более есть гугл карты.
Не хочу, чтобы она тратила на меня деньги. Как-нибудь найду.
– Ну смотри мне, если что звони, я объясню, ладно?
– Ладно! – шустро выбегая из комнаты, я целую ее в щеку и быстро обуваюсь. Забрасываю рюкзак на плечо и выбегаю из квартиры, попрощавшись со всеми.
Ну, что ж, Лаура… Пусть этот день будет не таким ужасным.
***
В сентябре утром все еще тепло, поэтому я иду с коротким рукавом и в юбке, и мне не холодно. Наверное, все же было опрометчиво идти туда, куда не знаешь. Нужно было в этот раз, в этот последний раз, попросить Лили вызвать такси. Ибо я уже потерялась. Я вбила в гугл картах название своей новой школы и пыталась идти по навигатору, однако это все же было тяжело. Нужно было идти прямо, как показывал телефон, но рядом были лишь дворы, гаражи и куда идти я выбирала наугад.
Я бы пошла не туда и снова потерялась, если бы не громкие звуки откуда-то. Я шла на них. А это, как оказалось, кто-то говорил в микрофон. Приветствовали всех учащихся, всех выпускников в этом году и всех первоклашек. Я поняла, что это из моей школы и бежала туда со всех ног, даже наплевала на юбку, которая задиралась к верху, наплевала на каблуки, на которых я выворачивала свои ноги. Плевала на все, лишь бы успеть и не налажать в первый же день.
Проводилась линейка на школьном футбольном поле, чтобы все дети поместились. Осталось найти ряд, в которой стоит мой учитель. Рядом с каждой толпой стоял столбик с флагом и цифрой с буквой. Мне нужен одиннадцатый «А». Нашла. Бегу к ним. На меня смотрят много людей, ведь я единственная, кто опоздал. Супер. Первое впечатление наверняка хорошее!
– Ты Лаура Хилл, да? – мило улыбнувшись, спросила светлая женщина. По всей видимости – моя новая классная руководительница.
Я киваю и встаю в шеренгу. Чувствую на себе взгляды. Пока что не осуждающие. Просто рассматривают меня, как новый объект. Но я уже напряжена. Я старалась подойти поближе, потому что ничего не видела, но кто-то толкнул меня плечом, и я оказалась в самом конце. Сзади, где ничего не видно. Это было неприятно.
Все-таки я была права: везде одинаковые люди, которые захотят унизить друг друга. И иногда мне кажется, что мне действительно не место в этом мире. Как же я хочу вернуться в детство, когда мама меня водила в садик, где у меня было куча друзей, которым я по-настоящему была интересна! Как же хочу вернуться в то время, где у меня все было хорошо… А с семи лет начался мой личный кошмар, который продолжается по сей день, и я не знаю, закончится ли он когда-нибудь. Обрету ли я когда-нибудь счастье?
Директор школы что-то долго рассказывал, играла торжественная мелодия, а после классная руководительница сказала всем идти в класс, а сама ушла. И даже не учла того факта, что я не знаю эту школу. Опять на меня наплевали.
Сцепив руки в замок, я нахмурила взгляд, выдохнула и решила, что справлюсь. Хватит быть маленькой девочкой, пора повзрослеть Лаура. Я шла за всеми. Шла за своими одноклассниками, ведь им точно известно, куда идти.
Школа была красивая, видно, что престижная. Ученики были все такие… Нарядные… Видно, что богатые. У всех последние модели айфонов, наращённые ресницы, ногти. Дорогие браслетики и сережки. Я на их фоне чувствовала себя мышью. Но думать так о себе больше не позволю никому.
В школьном коридоре было шумно. В одной стороне кто-то разговаривал, а в другой… Кто-то громко смеялся. Я шла сквозь толпу, желая узнать, на что же там уставились. Проталкивалась сильнее, ведь толпа была большой. Но вскоре я была у эпицентра.
У стены, возле шкафчиков стояла девушка. Средней длины русые волосы, ярко-карие хрустальные глаза и поджатые тонкие губы, в которых вонзаются зубы. Она сжимает свои руки в кулаки, мнет свою юбку, поправляет волосы… Отводит взгляд от обидчиков.
Сейчас в ней я увидела себя. Мне стало больно и обидно. Но одновременно к этим чувствам добавилось чувство злости, гнева. Она беспомощно жалась в стенку. Только сейчас я обратила внимание на блондинистого парня с широким разворотом плеч, который стоял перед ней. Все вокруг смеются. Он издевается над ней?! Да как они вообще смеют?
– Эй, что ты делаешь?! – я прошла вперед, остановившись перед гогочущей толпой и парнем-обидчиком. – Тебе смешно?! Тебе приятно издеваться над девушкой?!
Он был гораздо выше и сильнее меня, и я должна была бы сейчас трястись от страха, как делала это раньше, но сейчас я настолько зла, что совершенно не обращаю на это внимание. Не обращаю внимание на то, что он сейчас с легкостью может что-то сделать мне…
– Я ничего не делаю, – его грубый голос разогнал по позвоночнику мурашки.
– Я же видела! Ты стоишь перед ней и издеваешься, а все смеются.
– Ты кто вообще? – его скептический взгляд бродил по моему лицу, не опускаясь ниже. Он смотрел только в мои глаза.
– Наша новенькая, – ответила какая-то девушка, которая раннее смеялась. Моя одноклассница. Я ее уже видела на линейке.
– Не суй свой нос, куда не надо, новенькая, – прыснул со злостью он. – И не говори то, в чем ты не уверена. Ясно?
– Не диктуй мне правила, – ответила я с гордо поднятым носом. Я подошла ближе. Мы были слишком близко, что я буквально слышала, как по его венам бежит кровь.
– Ты слишком много говоришь своим ротиком.
– А что мне делать? Смотреть на то, как какой-то ублюдок обижает невинную девушку и позволяет толпе наблюдать и высмеивать ее? Неужели вы все такие гадкие? Что вы вообще за люди?! – прокричала я с горечью. Блондин хотел открыть рот и что-то сказать, но замолк и сжал скулы от злости.
А после я взяла девушку, что стояла сзади меня, за руку и повела ее сквозь толпу в свободный коридор. Русая девушка тяжело дышала и вытирала ладонями свои слезы, которые катились и катились по щекам.
Мне было больно так, словно это надо мной издевались. Меня будто вернуло в прошлое. Почему здесь все такие же? Почему так тяжело быть нормальными?!
Толпа стала рассасываться. Я смотрела назад и видела на себе взгляд серых глаз того блондина. Не хочу это признавать, но он смазливый парень. Такой, по которому текут все школьницы. Типичный красавчик. Наверное, именно поэтому большинство девушек стояли сейчас в толпе и смеялись от его выходки. Какие же все мерзкие. Его серые глаза напоминают сгустившиеся тучи над штормом. Красивые платиновые волосы были не длинными и не короткими, зачесанные назад. Однако в большинстве случаев такие красавцы оказываются подонками. И я в этом уже убедилась. Он именно такой.
– Я Лаура, – решаюсь сказать ей, пока она стоит передо мной с опущенным взглядом.
– Элиза. Спасибо тебе. Ты… Очень смелая, если помогла мне.
– Стараюсь быть такой. Не могу смотреть на такие выходки каких-то ошибок природы. Кто он вообще?
– Популярный парень. Но он не считает себя таким. Он вообще сам по себе.
– Нашелся мне, звезда района.
Девушка рассмеялась. Впервые она улыбнулась. Мне стало теплее на душе от осознания того, что она больше не плачет.
– Спасибо тебе, Лаура, правда. Большое спасибо.
– За это не благодарят. Я просто была в таких ситуациях. И пообещала самой себе, что больше не буду это терпеть. Ни на себе, ни на других.
– Ты молодец, храбрая. Но это было зря.
– Почему это? – не поняла я.
– Ты теперь тоже будешь в их списке.
– В каком списке?
– У них есть список «травленных». И в этом списке теперь и ты, похоже… Потому что вступилась за меня. Они будут и тебя травить.
– Пусть только попробуют. Я долго терпела. Больше не собираюсь. И тебе не позволю.
– Все же ты смелая. Я буду верить в тебя, Лаура.
Иногда не страшно заступиться за человека, когда понимаешь, что он хороший и нуждается в этом. Не страшно показать свою силу и дать отпор гнидам, которые привыкли, что им все сходит с рук. Папа бы очень гордился мной. Он всегда говорил: «Если можешь – помоги. Не бойся помогать, милая. Бойся сидеть в стороне, сложа руки. Запомни, помогать – не стыдно, стыдно – не помочь. И вообще, в любой ситуации лучше сразу вмазать, помнишь, как я учил?». Я всегда смеялась с его слов и лишь теперь понимаю, насколько он был прав. Мама же всегда говорила иначе: «Применение силы – это показатель слабости. Все можно решить словами, Гномик». Но мне же больше подходила тактика папы. С такими мразями говорить нет смысла. Иногда один хорошо поставленный удар – лучше тысячи слов.
– Нам нужно в актовый зал, – опомнилась Элиза.
– Куда? Разве нам нужно не в класс?
– Нет, в актовый. Там всегда проходит продолжение линейки. Рассказывают все организационные моменты и все-все-все.
