Я не поверил в то, что слышу. Счастье-то какое!
– Значит, не выгонят, – облегченно вздохнул. – Что точно повториться? – доспросил я, придя в себя.
– И драки, и вход в женское общежитие.
Успокоенный, что остаюсь, теперь я мог безнаказанно горячиться от негодования, что хотели наказать за помощь девушкам.
– Твари глупые! – вскричал я. – Мы помогали девчонкам! А они… Дебилы!
Мы стояли и возмущались.
– Да я от этого нагалендского козла получил больше, чем сам дал, а они меня отослать… -не успокаивался я, ибо волнами находил ужас вероятности того, что меня могли прогнать за мои благородные поступки. А значит – ни за что. А я ведь такой хороший.
Мне стыдно было перед сестрой за драку. Раз меня могли выкинуть, значит я полный дурак. Я как в детстве боялся признаться и не знал, как рассказать. Тем более я вроде как пошел на поводу у Зафара и встрял в дурацкую ссору.
Опять толпой мы собрались куда-то в Агре. Зафар обещал сводить в интернет, а потом пойти в кино. Встречались как всегда у ворот в женское общежитие.
Когда все собрались и оставалось подождать еще кого-то, я объявил:
– А мы вчера с Зафаром подрались.
Со страхом перед выговором от сестры и с долей бравадства, что я сильный и склочный мужик, говорил. Девушки вылупили глаза.
– Когда вчера? Где? Кто? С кем? Ты с Зафаром?! За что?
Я вкратце поведал о случившемся и об утреннем визите. Наташино лицо посерьезнело, но было подозрительно спокойно, каменно. Она молчала, затаив гнев, который обрушит на мою нерадивую голову чуть только мы останемся наедине.
Точно, думает, как я и предполагал. Будет страмить, когда никого рядом не станет.
Когда подоспел Зафар, все набросились с расспросами и на него. Он с неохотой отвечал, слал матерные проклятия в адрес всех этих админитративных, гадких нагаландцев…
– Зафар, так нельзя, тебя могут выгнать, – гнусявила Мадина.
Юлька тоже взвизгнула:
– И Сашку ни за что выгонят! Вы уж больше не деритесь , не лезте никуда!
Пока все перекинулись на Зафара, сестра шепнула сквозь зубы:
– Ну и на фиг ты полез? Только на курорт приехали, ты все мог испортить.
– И что? Уехал бы, ты бы одна развлекалась, – тем не менее я походил на мокрого съежившегося кота.
– Как будто мне весело будет после такого здесь. Вроде да, заступился за Зафара. Но он же нервный. Постарайся больше не учавствовать в таком дерьме.
На этот распекательство и закончилось. Оказались ее укоры менее страшными, чем ожидал. И все же, хотя я знал, что она права, я не мог найти ответа на вопрос: как бы я поступил вновь, если б все повторилось. Стоять поодаль и знать, что человек, который разделил с тобой свой обед, в беде, если даже и по своей вине. Оставь я его, как бы он относился ко мне потом. Не как брат и товарищ.
И снова воцарила беспечная веселость.
7
После обеда, забрав только одну коробку у Викаса в интернет кафе (вторая лежала высоко на шкафу, Викас был занят и пообещал отдать потом), мы с жадностью ее разодрали и нашли слезливые письма наших соотечественниц.
«…слава Богу мы здесь выжили! И чтобы вы выжили в этом аду, оставляем вам в помощь эти вещи. Кстати, Хариш отменный козел, директор порядочная сука. Единственный честный человек, которому можно верить в Агре – Викас. Пишите нам, если что…»
У меня чуть слезы не брызнули из глаз. Одна из девчонок Оля была из Электроуглей. Мы эту остановку постоянно минуем. Это ж почти соседка. Как тесен мир.
Из вещей оставили себе с Зафаром вилки, тарелки, паловник, несколько вешалок, сломанный кипятильник. А все медикаменты, дамскую сумочку, остальные вешалки – штук пятьдесят – и еще всякой всячины вечером отдали девчонкам.
– Делитесь.
Конечно, я не был в восторге от идеи направиться в киношку в Багван Тогиче, там где мост, где мы делаем пересадки. И по телеку посмотреть можно. Что зря деньги переводить. Но компашка же. Да и какой смысл смотреть индийские фильмы, если ты и так уже в Индии. Словно бы и кино вокруг тебя.
По дороге в рикше жарко спорили на какой фильм едем. Зафар выступал в одиночку за приключенческий «Накша» (карта), девчонки ратовали за любовную мелодраму. Большинством так и пошли на «Диль дию» (Влюбленный). Я молчал, ибо не хотел смотреть ни то, ни другое. Наташе тоже было все равно, наверняка, ее как всегда вообще душила жаба.
Когда наша группа протолкалась к кинотеатру, у билетной кассы выстроилась солидная очередь.
– Ну вот, ждать придется, – послышалось унылое среди нас.
Но окошечко неожиданно ожило: оттуда высунулась рука и поманила нас к себе.
Нам без очереди продали билеты и мы все загикали, радуясь своему особому положению иностранца-господина всея Индия.
Я сел с Таней хохлушкой. Вблизи от ее полных грудей и колен в светлых джинсах я ощутил волнение. Уж не закадрить ли мне ее сейчас в темноте, пока так интимно близко. Пока не видать отчетливо ее высокого лысого лба, как у Шалтай-болтая, который ее совсем не красил. Она вроде девчонка неплохая и задница мне у нее безумно нравилась. Хоть на ней бы не женился.
Взади по-волчьи горели зрачки оголожалых дикарей и я передумал.
Пока шел фильм, мы трое русских постоянно вопили через головы друг друга: «Зафар, что он сказал? Мадин, что она ответила?» Они то ухмылялись нашему незнанию, то на ползала выкрикивали перевод, стараясь перекричать голоса с экрана.
Динарка то и дело восторженно охала и попискивала:
– Какой милашка, какой джанечка! – про главного героя, бесшейного небритого кубарика, который делает вид , что накачался.
Всякий раз мое лицо от ее возгласов перекашивалось, потому что эти восторги должны были идти исключительно в мой адрес. Но эта Динарка бесстыдно кричала на все стороны, что обожает этих индийских мальчиков:
– Вот бы целый самолет их в мой город выгрузить!
Что они все только нашли в них?
С тех пор я сильно невзлюбил этого актера. Эмрана Хашми. Словно он был мой личный соперник. И я в воображении представлял, как он идет в обнимку с Динаркой, небрежно держит ее за талию. А она, дурында, тает, думает, что он искренне ее любит. Любить искренне мог только я. И почему Динарка этого не замечает? Каждый раз я пытаюсь привлечь ее внимание и не устаю делать ей комплименты. Пока результата ноль.
Фильм был глуповат, примитивен, даже с обеденным театральным перерывом, в котором наша компашка накупила приторных бесвкусных пирожных с колой. Мы с сестрой только понадкусали по-дружески предложенные сласти и этим обошлись.
Титры вместе с задорным клипом еще шли, а освещенный зал почти опустел. Зафар и Динарка встали и начали под музыку артистично кривляться. Я позавидовал их непосредственности и живости. Я не такой смелый. Я приревновал ее к Зафару. Мне показалось так гармонично они смотрятся, вместе танцуя, но я все еще надеялся на Динарку. Когда-то она должна образумиться. Я замечал, что не на шутку могу увлечься ею.
Одичалые худосочные парни из трущоб, а их был полный зал, остановились и стали глазеть на них, образовав затор в проходе.
– Смотрите, смотрите! – и я залился смехом. – Эти мартышки не на экран смотрят, а на вас! Вот где увидели представление.
Мне хватило нескольких дней, чтобы проникнуться малодушным ницшеанским презрением к дикой толпе и признать их примитивными туземцами, животными о двух ногах без мозгов и души.
Мы сгрудились боязливым стадцем у полицейской будки. Вокруг столпились худые полунагие, некрасивые мужчины, парни, дети. Все грязные, потные, с тупым любопытством. Мне было жутко неловко под их пристальными взглядами.
Я задумался над происходящим. Мы с сестрой оказались в далекой стране, одни, в незнакомой компании, все эти Мадины, Тани, Зафары, в сущности, нам чужие люди; знаем из хинди жалких три слова, из традиции крохи, из географии беспомощные остатки. Как далеко представлялась мне Россия, дом, родные. Нас упекли непонятно куда за заборы в дикое общество на целых восемь месяцев. Меня приводили в тихую панику волчьи глаза бронзовых накаченных мужичков с этажа. И сейчас эти, стаей окружившей нас… Я чуть не грыз локти. В моем маленьком мирке не могла разместиться целая страна. Поэтому нам хватало и Агры для освоения. Я бы даже сказал одного Кандари, чтобы переполнится эмоциями. Возможно, мы – мелкие трусливые людишки. А тут еще, не зная толком ничего, намылиться в какой-то Фатхехкри.
– Ну что они все смотрят? – психовала Мадина. – Как будто белых не видели.
Мне стало смешно. Ведь таджики в России считаются за средний сорт. И за черных.
Чтобы победить смятение и отогнать туземную стаю, я направил на них объектив камеры. Сделал снимки со вспышкой, но показалось, они еще любопытнее уплотнились. А тут еще попрошайки прицепились.
Не выдержав атаки этих трех нищих детей с матерью, Зафар, стиснув зубы, порылся в заднем кармане брюк и сунул им две рупии.
– Все, давайте! – махнул рукой. – Идите.
Те, взглянув на столь малую сумму, алчно зажглись сыграть на великодушии или брезгливости белых. И опять ринулись теребить грузинок, Юлю, Таню. Делали щенячьи глаза, показывали рукой на рот, другой на пустой живот. Те взвизгивали и отпрыгивали в сторону.
– Мамочки! – это от Юли. – Она меня тронула!
– Уходи! – царственно отстраняла Ия нищенку.
Той наоборот их реакция казалась забавной.
Я боялся как бы ко мне не пристали. Отказывать не люблю. Никто не любит. И не умею. А это прямо-таки высасывает все силы. Опять нашла черная тень. Как же выжить здесь? Хоть носа не высовывай из хостела.
Появился служащий из санстхана.
– Джи, скажите как добраться до Фатехпур сикри? – спрашивали студенты.
Он задумчиво пожевал бетель. И, оттягивая губу, пряча за ней коричневую гадость, он начал объяснять. Вид, правда, был такой, словно он и не знает точно.
Мы сели в две рикши и покатили до Багвана. Пересели там на другие и ехали весьма долго. По автобусам, постоянно отъезжающим и прибывающим, я понял, что мы на автостанции.
Мы выгреблись и расплатились. Походили по лавчонкам, покупали съестное. На пробу взяли зеленые апельсины, которые тут называются мосамби.
Автобус до Фатехпура был грязный, старый. Попарно расселись. Я запрыгнул сзади с Динарой.
Зафар все-таки не удержался и надавал пинков несмышленым детям. Потом схватился за ушибленную ногу и застонал:
– Ай, Саш, я себе всю ногу отшиб.
– А, это тебе, чтоб не злился, Зафарчик, – засмеялась Юлька.
Гид радостно ощерился. Правильно, мол, если пристали, надо наказать проказников. А затем вывел нас из стен мечети и указал вдаль.
– Смотрите, там стоит башня, – он разжевывал слова, чтобы мы понимали его хинди. – В ее стены пристроены настоящие бивни слонов. Башня выглядит как колючка. Многие уже вышибали, чтоб продать. И там еще есть заброшенные руины. Хотите посмотреть?
Я подскочил на месте.
– Конечно! Пошли, а? – обратился я ко всем.
Юля захныкала:
– Нет, я не хочу. Я на каблуках. У меня уже ноги болят. Я по камням не дойду. Все туфли испорчу.
Мадина тоже захныкала:
– Ой, от жары дышать тяжело. Ее и так отсюда видно. Туда и идти очень далеко.
Сошлись на половине. До башни не пойдем. Только до руин. На их фоне щелкнемся и обратно.
И мы лезли через колючки, скакали по камням. Навстречу нам толкались нерадивые бычки, и снова Юля визжала:
– Ой, как бы не забодали.
На мгновение привстали и желтый гид начал что-то рассказывать, показывая руками.
Я сел на корточки, располагаясь с Динаркой.
– О, у байсаба такое же красивое тело, как у Шакрукх Кхана! – громко восхитился коричнезубый гид, становясь на изготовку с фотоаппаратом.
Я довольно улыбнулся. Покосился на Динару. Надеюсь, она слышала. Компания на это вся отреагировала многозвучно. Кто поморщился, кто хихикнул.
После сессии мы двинулись дальше.
Я, оправдывая похвалу, хотел выглядеть героем, посему бежал независимо поодаль, скоча рискованно по огромным булыжникам. С одного на другой. Навстречу попался еще один мальчишка-пастух с коровами. Девчонки с визгами разбежались, ибо казалось, что животные изволят пободаться. Но это показалось.
Спустились к крепостным руинам. Зашли внутрь. Человеческие фекалии, бутылки, непристойные надписи. Побродили по мрачным коридорам. Встали в проемах окон до пола. Одолела жуть, потому что сразу начинался обрыв. Сорвись и тебе не жить. У меня всегда была боязнь высоты. В ладонях колит.
Пока все фоткались у обрыва, мы с сестрой отлучились.
– Наташ, – прошептал я. – Отлить хочу.
– Я тоже. Но не буду. А ты, что тебе, прислонился, отвернулся и все.
– Ага, а если кто увидит? Динарка там.
– Да пока ты болтаешь, уже успел бы.
Терпеть больше не хотелось.
Я быстренько встал к стене. Зажурчал. Послышались приближающиеся голоса.
– Ай, блин! – я волновался, а во мне влаги еще оставалось.
Наконец финиш. Я поспешил и забрызгал штаны (а они светлые) и сандалии.
– Смотри, – показал Наташе себя.
