В марте 1980 г. Сергею Зыкову и его супруге торжественно вручили дипломы об окончании института. Они стали инженерами, получили распределение в город Красноярск на знаменитый Красноярский машиностроительный завод и были счастливы.
Но Сергей Зыкин обиду не забыл и не простил. Как он нам, его сокурсникам, позднее рассказывал, злостная несправедливость должна быть наказана. Но не просто наказана, а сурово, без сантиментов.
Через день после получения диплома Сергей пришёл в здание факультета, позвонил в деканат и попросил передать В.Н. Свиридову, что его срочно просят прийти в лабораторию кафедры автоматики, расположенную в цокольном этаже здания факультета. Когда Свиридов через десять минут спустился из деканата в цокольный подвал, его там под лестницей поджидал Сергей. Три года занятий боксом не прошли даром. Вредный зам. декана был жестоко избит. Данное самому себе обещание Сергей выполнил. В этот же день Зыков с семьёй покинул общежитие и переехал в съёмную квартиру.
Вот такая опасная профессия под названием «заместитель декана факультета» существует в системе высшего образования.
Сирота
Человеческая жизнь состоит из всем известных периодов – детство, отрочество, юность, зрелость, старость. Через такие рубежи проходит и жизнь любого студента. Четвёртый курс – это настоящая студенческая зрелость. Ты преодолел суровые первые два курса, когда всё незнакомо, странно, жёстко. В течение первых двух лет ты учишься стойкости, твоё сознание привыкает к многовекторности, умению делать много, быстро соображать, что первично, что вторично, а что будет сделано потом, когда время появится. В процессе черчения ты обдумываешь, как сдавать математику, физику, химию, начерталку, будь она неладна. Закончив чертить, бежишь сломя голову сдавать, защищать, отрабатывать вышеперечисленные дисциплины, а ещё английский, зачёт по физкультуре. И везде надо успеть. Стойкие справляются, менее стойкие покидают нестройные ряды борцов за знания и жизненные перспективы. Так было, так есть и так будет всегда.
Андрей Сорокин, студент четвёртого курса старинного технического вуза, грустил. Середина семестра. До зачётов и экзаменов ещё далеко. Лекции и семинары проходили спокойно. Давили, как всегда, курсовые проекты, их надо делать, расслабляться нельзя, объём серьёзный, работы много. Андрей опоздал на первую пару. Шла лекция в большой аудитории для всего потока. Хотелось курить, сигареты кончились, в ожидании перерыва он грустил, перебирая в памяти свои долги по проектам. Предстояло много считать, чертить, а вот развлечений в ближайшей перспективе не просматривалось. Тяжёлые думы о жизни прервал весёлый голос его одногруппника Бориса Тумасова: «Андрей, привет! Ты чего такой мрачный сидишь?» Борис отличник, получает повышенную стипендию, ведёт большую общественную работу (председатель профсоюзного комитета курса). Умный, серьёзный, но иногда любит попить пива или портвейн с ребятами из своей группы. Словом, парень хороший, без выпендронов и зазнайства. «Привет, Боря», – ответил Андрей, пожимая приятелю руку. Здесь необходимо пояснение про курение. В семидесятых годах XX столетия курили везде и всюду. Курили в учреждениях, театрах, кафе и ресторанах, в институтах, в любых конторах. Кругом стояли большие и малые урны, в них и отправлялись окурки. В вузе, где происходили описываемые события, дым витал в воздухе по всем этажам. Урны стояли в вестибюлях, на всех этажах, рядом с большинством аудиторий. Около них кучковались студенты-курильщики. Преподаватели курили в своих кабинетах, на кафедрах, в лабораториях. Многие лекторы курили в процессе чтения лекции или семинара. Такое вот было время.
Закурив сигареты, разговор продолжился. «А ты где ходишь? Почему не на лекции?», – спросил Андрей. «Да тоже проспал. Зачитался вечером», – ответил Борис. Помолчали. «Слушай, Андрюха, а что ты сегодня делаешь после уроков?» – Борис весело посмотрел на собеседника (уроки – так студенты ещё с первого курса называли занятия в вузе. Памятуя о недавно оконченной школе). Андрей с той же непроходящей грустью взглянул на Бориса: «Домой еду. Денег нет, только на чай с булочкой. Почитаю что-нибудь. А что, есть какие-то предложения?» Борис затянулся табачным дымом и после короткой паузы спросил: «Как ты относишься к тому, чтобы сегодня прийти на заседание нашего профкома? Есть одна интересная идея». Андрей: «Могу, конечно, прийти, но зачем? В чём твоя идея?» Борис: «Сегодня на заседании профкома мы будем делить профсоюзные деньги для помощи малоимущим студентам. В приоритете, естественно, жители общежития, живущие вдали от дома, но могут быть и исключения. Я тебя представлю сиротой, живущим у злой тётки. Ну, со всеми вытекающими сложностями и проблемами твоей сиротской жизни. Ну как, согласен?» Андрей: «Я не артист, но сироту изобразить с унылой постной рожей, наверное, смогу. А сколько дадут этой материальной помощи сироте?» Борис: «Тридцать рублей. Получишь, сразу в главный корпус и в кассу. В приличный кабак нам с тобой хватит сходить пару раз». Андрей: «Ну что ж, давай попробуем. В кабаках я с осени не был, как кончились стройотрядные деньги».
На этом разговор прервался из-за окончания первой половины лекции и хлынувших на перерыв студентов.
После четвёртой пары Андрей, попив чаю с булкой в факультетском буфете, подошёл к профкому. Около двери стояли ещё четверо ребят с его курса, но Андрею незнакомых.
После десяти минут ожидания открылась дверь, и появившаяся в ней голова кого-то из профкомовских деятелей назвала его фамилию. Андрей робко зашёл, сделав, как и договаривались, грустную, даже печальную физиономию, остановился перед длинным столом, за котором заседали члены профкома. Во главе стола, покрытого зелёным сукном, восседал Борис.
«Товарищи, – бодро начал Борис. – Перед вами студент Сорокин. Он круглый сирота. Живёт у тётки. Тётка злая и нервная. Жить ему непросто. Предлагаю выделить ему материальную помощь в размере тридцати рублей. Кто за?» Уверенный, бестрепетный тон произнесённой короткой речи возымел нужное действие на сидящих за столом членов профкома. Все проголосовали единогласно. Секретарь собрания заполнила какой- то бланк, Борис его быстро подписал и поставил печать. Бланк вручили Андрею и попросили позвать в комнату следующего кандидата на матпомощь.
По заранее разработанному плану Андрей быстро зашагал в направлении кассы за получением денег, а получив их, стал ждать Бориса на выходе из института. Через час приятели встретились, а ещё через полчаса подъехали на такси к ресторану «Арагви», расположенного, как известно, на улице Горького (сейчас Тверская).
Вышеописанную нехитрую комбинацию друзья проделывали ещё дважды. К сиротству у нас всегда относились с пониманием и сочувствием.
Севастополь
Замечательный город Севастополь – древний, красивый, чистый и интересный. В нём живут и работают хорошие люди, но кроме них в этом городе базируется Черноморский флот Советского Союза, в котором много кораблей, складов и арсеналов оружия. Вот на этот самый чистый флот нашей родины и направили нас, пятикурсников МВТУ им. Баумана Н.Э., в июле 1979 года на третью производственную практику в расположение бригады ракетных катеров, что находится рядом со всем известным Херсонесом. Ехали мы весело, поездом, в плацкартных вагонах, с гитарами, пивом и вином. По прибытии в город-герой нас, около ста человек, на двух автобусах привезли в так называемый «Экипаж», где быстро, без лишних разговоров коротко подстригли, переодели в матросские робы, ужасные б/ушные ботинки (по прозвищу «гады»), заставили гражданскую одежду упаковать в чемоданы и пешком, через весь город, повели к месту проведения практики. Такого произвола мы никак не ожидали. Присяги верой и правдой служить Отечеству ещё не давали, являлись людьми вольными, любящими учиться, но не в робах, гадах и коротких стрижках.
Жара стояла июльская: +28°С. Привели всю нашу команду к голубым воротам с якорями и красными звёздами, открыли, закрыли на замок, повели на второй этаж квадратного светлого здания. Там заставили сдать чемоданы в специальную камеру хранения, позволив взять только предметы личной гигиены, носки и нижнее бельё. Никаких джинс, рубашек, футболок. Покормили вместе с моряками срочной службы довольно сносным обедом, затем построили и объявили: «Расположение воинской части не покидать. Подъём в 7:00, 8:00 – завтрак, 9:00 – занятия по изучению матчасти (ракетные комплексы, стоящие на вооружении ракетных катеров), 13:00 – обед, с 14:00 до 16:00 – комендантский час (отдых, сон), с 16:30 до 18:00 – занятия, 22:00 – отбой. Увольнение в город в выходные дни, по распорядку». Шок – не то слово. Лето. +28°С, за забором город, море, девушки, вкусное крымское вино, а мы здесь, как дураки, должны сидеть в дурацких синих робах, потеть, поглощать информацию о каких-то катерах? Первый вечер и ночь, а спали мы в огромном зале – казарме, прошли тихо. Койки железные, тумбочки, табуретки, два стола. Всё. На первом этаже этого здания жили так называемые «партизаны» – это взрослые мужики 30-36 лет и старше, призванные на сборы и переподготовку в течение месяца. Они у себя курили, играли в карты и шахматы, вид имели небритый, мятый, и действительно напоминали партизан.
На второй день после занятий, проводимых офицерами этой воинской части, обеда, послеобеденного отдыха первые смельчаки рванули в «самоход». Забор, отделявший нас от вольной жизни, упирался в море, где военные мудрецы намотали на бетонные блоки колючую проволоку, считая, что такую суровую преграду пройти невозможно. Но море ведь тёплое, ночи тёмные, а за забором музыка, жизнь и масса приятных соблазнов. Первоходцы просто заходили в море, держа в одной руке штаны от робы и деньги, не сданные вместе с чемоданом, заплывали метров на сто, обходили проволочную преграду, выходили на зазаборный пляж, обсыхали немного и шли в ближайший магазин. Вечером второго дня пребывания «за непроходимым забором» у нас появились вино и сигареты, гитара и молодость дополняли радость бытия. На третий день начались массовые заплывы за преграду, и военное начальство заволновалось. Были вызваны из городской гостиницы наши институтские кураторы, отлично отдыхавшие без нас, что отражалось на их сытых загорелых лицах.
Утром нас опять построили и в присутствии преподавателей принялись серьёзно ругать за «неправильное» поведение и нарушение воинской дисциплины. Приплели ещё, что мы своим скверным поведением разлагаем личный состав части и плохо влияем на живущих этажом ниже «партизан».
Стоящая в двухшереножном строю ватага студентов дружно начала вопить о нарушении прав и свобод личности, требовать ежедневного выхода в город и уважительного к себе отношения.
После короткого совещания командиры объявили, что нам в течение двух часов будет выдана парадная форма одежды, выписаны увольнительные, а после обеда мы сможем отправиться официально в город. Как сказали, так и сделали. Военные моряки слов на ветер не бросают. Всем выдали белый верх, чёрный низ (брюки-клёш), ремнями и бескозырками нас уже обеспечили раньше. В 15:00 мы все с официальными бумагами на руках отправились гулять и наслаждаться волей. Наша группа, в неё входило всего восемь человек, так как остальные юноши сумели как- то «откосить» от этой практики и не поехали в чудесный Крым, сразу направилась в сторону Херсонеса. Ребята из других групп быстро пропали из вида, растворились в городе.
План действий состоял из трёх незатейливых действий. Действие первое – ищем магазин и покупаем там местный напиток под названием «Кальвадос». Действие второе – с напитком, закуской и сигаретами идём на пляж. Купаемся, пьём вкусный местный бренд, загораем, играем в карты, а далее наступает третье действие – идём гулять, на танцы, искать девчонок и танцевать. Как спланировали, так и сделали. Купили что хотели, пришли на пляж, сбросили ненавистную жаркую форму и нырнули в море. Накупались, выпили, ещё искупались и сели играть в карты. Всё это действо происходило на городском пляже рядом с Херсонесом. Люди, окружавшие нас, с недоумением наблюдали, как военные моряки бросили как попало красивую морскую форму, к которой в этом городе относились все очень трепетно и уважительно, искупались, выпили много вина и сели играть в карты, куря сигареты и весело обсуждая предстоящий вечер. Для тогда закрытого города Севастополя – это явление означало верх цинизма, безобразия и распущенности. Мобильников в те годы ещё не изобрели, но кто-то из бдительных граждан, видимо, сбегал до телефона и сообщил куда следует. Мы наслаждались волей, солнцем и морем меньше часа. Нас окружил суровый военный патруль, потребовал документы и всех тут же арестовал. Пляж торжествовал. Бузотеры и осквернители «святой» военной формы схвачены и будут строго наказаны.
Патрульная машина доставила всю компанию в комендатуру, а там нас ждали соплеменники в большом количестве. В течение ещё двух часов почти все наши студенты сидели в одной большой камере. Степень опьянения у всех разная, кто как успел. Жарко: +28°С. Ближе к вечеру всех привезли в нашу часть и даже не ругали. Видимо, поняли свою ошибку.
На следующий день парадную форму, так нами опозоренную, у нас изъяли, выдали гражданскую одежду. И теперь каждый день после обеда мы уходили в город в джинсах и майках, но просьбу военных не пить слишком много уважали. Употребляли в меру.
А Севастополь всё-таки замечательный город!
Ушиб головы
Если вы когда-либо учились в серьёзном техническом институте (университете), то должны помнить, что такое зачётная неделя перед сессией. Без сданных зачётов вас не допустят к сессии, что равносильно отчислению за неуспеваемость. Никаких двоек. Просто недопуск к экзаменам – и всё, до свидания. Поэтому студенты всегда и во все времена стремились сдать зачёты всеми правдами и неправдами.
Андрей Трушин не успевал сдать последний зачёт, его уже дважды завернул преподаватель. Оставалась одна попытка, а до конца зачётной недели всего два дня. Приехав домой, что-то съел за ужином у мамы, закрылся в своей комнате. Мысли горькие и унылые заполнили весь мозг, но интуиция подсказывала: «Не сдавайся. Ищи выход. Думай». Провалявшись час на диване, позвонил однокласснику, другу и коллеге по институту Саньке Зотову, учились на одном потоке в разных группах. «Сань, привет. Пойдём прогуляемся, совет нужен». Саня ответил отказом от прогулки, но пригласил к себе пообщаться и обсудить проблемы. Андрей быстро оделся и через пятнадцать минут звонил в Санькину дверь. Открыла его мама, Лидия Ивановна, добрейшая женщина. Всегда, ещё со школы, хорошо относилась к Андрею. «Здравствуй, Андрюша, заходи. Давно тебя у нас не было. А почему такой хмурый?» Лидия Ивановна улыбалась и действительно была рада его видеть. Андрей: «Здравствуйте, Лидия Ивановна. Есть проблемы. Вот зашёл с Саней посоветоваться». Из своей комнаты вышел Саня, поприветствовал друга, и они уединились вдвоём.
Андрей коротко описал ситуацию. Саня всегда очень быстро соображал, учился хорошо в школе и в институте. Выслушав и оценив остроту проблемы, предложил единственный, по его мнению, вариант: «Надо переносить сессию. Вернее, зачётную неделю, дней на пять, семь. Иначе не выкрутишься. Ты, вот что, пойдём к маме, она же врач, если ты помнишь, должна помочь». Они направились на кухню, где Санькина мама пила чай и что-то читала. Саня быстро изложил надвигающуюся катастрофу и попросил маму помочь Андрею.
Лидия Ивановна улыбнулась, вздохнула и сказала: «Конечно, помогу. Ушиб головы тебя устроит? В твоей поликлинике с таким диагнозом тебе в освобождении отказать не посмеют». Андрей: «Конечно, устроит. Куда ехать?» Лидия Ивановна: «Приезжай завтра к 10:00 на Большую Пироговскую в “травмпункт”. Саша расскажет тебе, как доехать». Андрей: «Да, найду завтра, в 10:00 как штык буду».
Вернулись к Сане в комнату. Андрей: «Я всегда думал, что твоя мама терапевт». Саня: «Она хирург. Много лет работала заведующей отделением хирургии, а сейчас, говорит, устала и ушла в травмпункт».
На следующий день в 10:00 Андрей получил из рук Лидии Ивановны заветную справку с синими треугольными и круглыми печатями на серьёзном бланке травмпункта. Справка подтверждала падение и сильный ушиб головы. С этой замечательной справкой Андрей примчался в институтскую поликлинику, потому что только она давала справку об освобождении от учёбы. Отсидев очередь, состоящую из грустных «больных» студентов, вошёл в кабинет врача. Врач, изучив справку, спросил: «Как вы упали, где?» Андрей: «Да на катке. Упал на спину и сильно головой об лёд. Очень больно было». Врач внимательно осмотрел его голову, синяка и шишки не нашёл. «Скажите, после удара головой у вас были синие круги перед глазами? Вас тошнило?» Андрей: «Да, были. Большие и очень синие». Врач: «О, тогда у вас сотрясение мозга и вас надо срочно госпитализировать. Дело очень серьёзное». Андрей: «Ой, нет. Вы знаете, я ошибся. Круги были маленькие и совсем не тошнило. Так покачало немного, туда-сюда и всё». Врач: «Смотрите. С этим шутить нельзя, могут быть осложнения, гематома внутри головы. Последствия таких ударов бывают очень опасные». Сказав это, врач выдал ему освобождение на семь дней с обязательным постельным режимом, покоем и тишиной.
Андрей благодаря «ушибу головы» получил трудовой зачёт, допустился к сессии, сдал экзамены без хвостов и был счастлив.
Мордобой
Жизнь в нашей стране средины 70-х годов, ещё не достигшей стадии «развитого социализма», шла размеренно, по утверждённому партией и правительством порядку. Студенты, будучи неотъемлемой частью советского народа, также жили по определённым правилам и установкам. Одним из таких незыблемых правил являлась поездка студентов всех вузов после второго курса на «картошку». «Картошкой» тогда называлась работа в колхозном (совхозном) поле по сбору урожая морковки, капусты, свёклы и картошки. Выезжали на эти сельхозработы не только студенты, но и трудовые коллективы заводов, разнообразных НИИ, КБ, учреждений и даже школ. Делалось это по одной простой причине – нехватке рабочих рук для сбора урожая. Механизация труда отсутствовала, поэтому трудились все вручную, на коленях, согнувшись и в других разнообразных позах. Этот нелегкий труд, разумеется, не оплачивался и осуществлялся как шефская помощь города бедной уставшей деревне.
В социализме вообще люди много делали без оплаты их труда. Кроме картошки – это субботники и воскресники, сбор металлолома, ударный труд в пользу воюющего Вьетнама и многих других борцов за свободу.
Происходил сбор урожая всегда в сентябре, редко в начале октября. Наша группа не избежала этой весёлой участи и была направлена на сбор свеклы и морковки в Луховицкий район Подмосковья, рядом с живописным берегом реки Оки. На «картошку» поехала половина нашей группы, другая половина «откосила» от этой «забавы», прикрывшись справками о слабом здоровье и другими не менее ценными документами. Всего наша команда составила четырнадцать бойцов, готовых помогать родине собирать гниющий в земле урожай. Наш курс, около двухсот человек, привезли на автобусах и разместили в трёх длинных бараках, построенных, видимо, давно для таких как мы, сезонных сборщиков корнеплодов. Руководителями всей этой студенческой братии являлись преподаватели факультета и, естественно, партийно-комсомольские активисты. Погода стояла замечательная, тёплая с ласковым осенним солнышком. В первый же вечер пошли купаться на Оку, девочки налево, мальчики направо, потому как плавки и купальники никто не брал, купались голыми. Вода бодрила, но совсем ещё не остыла.
На следующий день утром, после завтрака, начальники повели всех в поле, обозначили «фронт работ», пожелали трудовых успехов и удалились, наверное, писать планы и отчёты. Свёкла в земле сидела крепко, вылезать не хотела, приходилось прилагать усилия, посылать добрые слова в её адрес, трудиться, короче говоря. После обеда наш любимый староста группы объявил нам интересное предложение, исходившее от высокого руководства. Так как среди нас не было девочек, группа небольшая и сплочённая, начальники предлагали отправить нас вместо свёклы на строительные работы для этого же совхоза. Проживание, питание, спец одежда, всё по строительным нормам и стандартам. Мы, естественно, с радостью согласились. Работать на стройке чего угодно гораздо интересней, чем весь день в позе «зю» ползать по полю. В этот же день быстро собрались, и к вечеру совхозный автобус доставил всю нашу бригаду к месту жительства и труда. Разместили в трёх строительных вагончиках, тёплых, с чистым бельём и двухъярусными кроватями. Утром выдали новые телогрейки, рукавицы, строительные тёплые шлемы и сапоги. Совхоз строит большой животноводческий комплекс. Часть объектов в стадии завершения, а некоторые ещё и не начинали строить. Нам поручили возводить пожарный резервуар для хранения воды. Предстояло делать кирпичную кладку в четыре ряда с плотной гидроизоляцией. В помощь определили строительный кран с симпатичной крановщицей. Получив мастерки и лопаты, начали работать. Кран подавал кирпич в поддонах и раствор для кладки. Работа закипела. На обед пошли пешком, около трёх километров. Потеряли много времени. Наш староста, он же теперь и бригадир, сходил к руководству совхоза, объяснил про потерю времени при перемещении пешком на обед, завтрак и ужин. Люди оказались адекватные, обеспечили нас автобусом, и мы, как сборная по хоккею, каждый день стали подъезжать к столовой, кормящей всех строителей, на персональном транспорте. Вот из-за этого автобуса и случилась история, ради которой я так долго описывал перемещения нашей студенческой бригады.
Прошло больше трёх недель с момента начала работ. Мы втянулись в трудовой ритм, закончили резервуар, и нас бросили на другие «горящие» объекты. Погода испортилась, сильно похолодало. Работали в телогрейках, свитерах и рукавицах. Грелись табаком, вечером чаем, спиртных напитков давно не употребляли из-за отсутствия денег.
В тот вечер автобус вёз нашу бригаду домой после ужина, почти стемнело. Шёл дождь, машина медленно ехала по деревенской дороге, мокрой, грязной, в ямах и колдобинах. До наших вагончиков оставалось около километра, когда автобус резко затормозил, и в свете фар мы увидели безобразную сцену – пьяный здоровенный мужик в кирзовых сапогах и расстёгнутой потёртой куртке бьёт кулаком по лицу женщину, может быть, тоже нетрезвую. Бил жестоко, грязно матерясь. Она вставала из жидкой дорожной грязи, а он опять её бил. Отвратительный мордобой вызвал праведный гнев у всех нас. Саша Чурсин, сидевший на первом от двери сидении, вдруг резко крикнул водителю: «Василич, открой». Двери автобуса со скрипом открылись, Саша ловко спрыгнул в грязь, подбежал к пьяному мужику и врезал ему в челюсть. Мужик рухнул как подкошенный, женщина истошно завопила: «Убивают! Помогите!», – и бросилась поднимать любимого из дорожной грязи. Саша быстро вернулся, двери закрылись, и мы оставили пьяную парочку разбираться дальше между собой. Приехав домой и обсудив произошедшее, поняли, что Саша молодец, защитил женщину, но влез зря, так как на Руси известно: «Милые бранятся, только тешатся», такая вот у нас, русских, забава – браниться, драться, а потом обниматься и пылко любить друг друга. Покурив, поворчав на лихие обстоятельства, легли спать. Утром опять работа, обед, ужин, после которого добыли водку через знакомых строителей, в долг, устроили вкусный вечер с выпивкой, преферансом, разговорами «за жизнь» и её прекрасную перспективу. Ближе к 22:00, в самый разгар весёлых посиделок в наш вагончик, где собралась почти вся бригада, вдруг грубо постучали. Я, так как сидел на прикупе – кто играет в преферанс, знает, что это такое, – вышел в тамбур изучить источник стука. Открыл дверной засов, повернул ручку и увидел три страшные небритые физиономии, одна из которых, быстро поднявшись по ступенькам вагончика, грубо пихнула меня в грудь и направила на моё, хоть и нетрезвое, но вполне ещё интеллигентное, лицо обрез двухстволки. Жуть. Спас Володя Фокин, вышедший в этот момент в тамбур и быстро оценивший лихую ситуацию.
Тут надо немного отступить от повествования «боевого» сюжета и рассказать коротко про Володю Фокина. Вова, в отличие от нас, школьников, поступивших в институт сразу после школы, отслужил в армии (ВДВ), год ещё учился на рабфаке, курсах для армейцев, и поэтому был старше нас на четыре года. Именно он спас нас, и, прежде всего, Сашу Чурсина, от большой беды. Так вот, Вова Фокин, увидев эти небритые лица и меня, отлетевшего в тамбурный угол, быстро сообразил, что делать. «Мужики, в чём проблема?» – первый его вопрос. Мужики, изрядно пьяные, у одного, толкнувшего меня, обрез, у второго просто двустволка, громко рявкнули: «Где этот чёрный с бородой? Давай его нам. Убивать будем». Володя, умница, слушая мужиков, тихо приоткрыл дверь в вагончик, чтобы все сидящие внутри, слышали этот диалог и принимали адекватные решения, анализируя последствия разговора с владельцами заряженных стволов. Я прочухался после толчка в грудь, встал и стал громко объяснять пьяным дядькам, что мы весьма мирные студенты и злодеев с чёрной бородой в своих рядах не держим. Все блондины, ну, или, как исключение, шатены. Дядьки не поверили и потребовали произвести осмотр жилого помещения.
Володя открыл дверь и пригласил сомневающихся мужиков внутрь, ознакомиться с присутствующими мирными гражданами и осмотреть помещение на предмет наличия спрятавшегося «под лавкой» злодея. Они вошли, внимательно разглядели притихших студентов, заглянули под кровати, но «бородатого чёрного с бородой» не нашли. Натащив нам грязными сапогами кучу грязи, молча ушли.
Саша Чурсин сразу, когда только услышал первые звуки от «пьяных мстителей», в одних носках выпрыгнул в узкое окно вагончика и убежал в сторону стройки, где его найти в темноте было совершенно невозможно.
Больше «мстители» к нам не приходили. Так закончилась эта история с мордобоем, справедливой мужской защитой униженной женщины и ночным общением с обиженными тружениками села.
Театралы
Театральная жизнь столицы в средине 70-х годов двадцатого столетия кипела и искрилась. Попасть в ведущие театры можно было по большому блату, по организованному распределению билетов для работников серьёзных учреждений, либо, если вы простой народ, отстояв очередь у театральной кассы с ночи до утра. Пятая часть всех театральных билетов «уходила» в аппарат правительства, на Старую Площадь (ЦК КПСС), КГБ, МВД. Большая часть, 30-40%, направлялась в трудовые коллективы столицы для поощрения передовиков производства и трудовой интеллигенции. Оставшаяся четверть шла в свободную продажу через кассы театров. Студенты московских вузов являлись частью простого народа, желавшие не только зрелищ, но пищи духовной, высокой, питающей ум, душу и сердце.
Как всем известно, лишних денег у студентов, живущих в общежитиях, не водилось, а прикоснуться к высокому искусству очень хотелось. К тому же, в отличие от москвичей, все они приехали в столицу из разных городов и городишек нашей необъятной родины, посетить её главные театры им судьба давала возможность только в студенческие годы, а после завершения учёбы большинству из них предстояло жить, работать, творить и созидать далеко за пределами столицы. Остаться в Москве – шанс редкий. Вот и стремились эти ребята за пять лет учёбы посмотреть и узнать как можно больше великого искусства.
Бюджетных способов попасть в ведущие театры на знаковых артистов существовало несколько. Первый, самый простой, это с ночи занять очередь, одеться тепло, с термосом и закуской, стоять упорно до открытия кассы. В руки тогда давали только четыре билета. Эти билеты, если театр входил в пятёрку лучших, с успехом менялись на билеты в другие театры этой же «весовой» категории. Если имел билеты в Таганку на спектакль с участием В. Высоцкого, то они легко менялись на Ленком, Современник, МХАТ Большой, Малый, Вахтангова, Сатиру, Маяковку и любые другие более мелкого уровня.
Второй способ, более сложный, но легальный и часто используемый, осуществлялся с помощью устройства на работу в вышеперечисленные театры сторожем, грузчиком, рабочим сцены и т.д. Способ хороший, но студентов в городе много, а театров мало. Попасть в них на работу сложно, да и работа в них часто не только вечерняя, но и дневная. Совмещать учёбу на дневном отделении в серьёзном вузе с такой работой удавалось единицам, но тем не менее на это шли. Крутились, вертелись и всё успевали.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71113894&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
