– Даже спрашивать не буду, откуда ты все знаешь, – хмыкнул я, отодвигая ее стройную фигуру в сторонку, чтобы не мешала.
И сосредоточился на замке. Взялся одной рукой за шпильку, другой за невидимку и стал медленно прокручивать под нервное сопение моей Арины.
– Ты бы в коридор лучше смотрела, – посоветовал я. – А если нас с поличным загребут?
– Скажем, что в порыве страсти этаж перепутали. – Я только в тот момент заметил, насколько она была бледна, и что руки ее дрожат.
И хотел бы подумать, что это из-за моей непосредственной близости, но…
– Ага. И решили собственный номер шпилькой и невидимкой взломать. Логично. Чей номер хоть?
– Одного плохого человека. Это все, что ты должен знать, – задрала она носик повыше.
– Так, может, давай ему просто морду набьем? – радостно предложил я.
– Просто откройте эту дверь, и все. Я заберу свое, и разойдемся!
– Ага, разойдемся, конечно! Я тут стараюсь, и снова даже не поцелуешь? Родионовна, ты…
– Лифт! – пискнула она.
– Твою мать! – вытаскивая «отмычки» из замков, выругался я.
Поднялся, схватил ее за руку и повел в конец коридора, к балкону, как раз в момент, когда четверо сворачивали к нам из-за угла.
Пришлось использовать старый как мир трюк: хватать училку, прижимать к стене, закрывая своим телом, и целовать.
Я, когда ее губ своими коснулся, почувствовал себя, как тот впечатлительный голубь во время свободного полета. Забыл, кто я, как меня зовут и что предположительно через пару дней буду красоваться на всех постерах под набившим оскомину заголовком «Их разыскивает полиция». Интересно, в обезьяннике можно как-то договориться, чтобы нас в одну камеру закрыли? Любые деньги бы отдал за такую возможность.
Прохладные пальчики Родионовна легли на мою шею ударом двести двадцати вольт, меня подбросило на месте, а чей-то глумливый голос («Во дают! До номера дойдите») вызвал приступ острого раздражения.
Я молча показал придурку средний палец, ни на секунду не отрываясь от сладких как мед губ училки. И словно воочию слышал, как скрипит, отъезжая, моя крыша, когда проник языком в ее ротик, сплетаясь с ее язычком.
И пусть меня потом убьют, расчленят и ограбят – умру счастливым! И очень возбужденным.
Настолько, что когда крохотные кулачки уперлись мне в грудь, я не понял, чего от меня хотят, ибо уже почти достиг нирваны.
Когда меня стали толкать сильнее, напрягся и попытался вспомнить, какой за окном год.
Как назло, ни одна мысль в голове не задерживалась, а дикий стояк как бы намекал, что нужно быть настойчивее.
Но когда острые коготки впились в шею, стал что-то подозревать.
– Что? – с трудом оторвался я от нее, только в тот момент осознавая, что ладони мои без моего ведома уже забрались под ее кофточку и вовсю исследовали ее тело, подбираясь к груди.
Взгляд рассерженной фурии быстро спустил с небес на землю, так что я в какой-то момент снова приготовился получать по лицу.
Арина дышала с трудом, пока я пыхтел как паровоз, мечтая о ведерке со льдом. А лучше – ванне. Ее губы припухли, а щечки вместо землистых стали почти пунцовыми.
– Вы совсем обалдели? – налетела она на меня.
– Я тебя спасал, – с трудом протолкнул я воздух в грудь, чтобы ответить.
– Спасибо, конечно, но совестью нужно иногда пользоваться.
– У меня нет совести, – честно признался я. – Пойдем отсюда.
– Барсов, я должна попасть в тот номер.
– Родионовна, тот перец только что зашел в номер напротив. Думаешь, он тебя не спалит? Да что там в том номере такого, что ты готова вора-медвежатник из себя изображать?!
– Мне очень надо. Правда, Ринат! – взмолилась она.
Правильно классики говорили: все проблемы в жизни из-за женщин. Потому что они нам мозг и кое-что еще в крендель заворачивают так, что мы готовы идти даже на преступления ради одной улыбки любимой.
– Надо – будет. А сейчас пойдем, Сонька Золотая Ручка, а то попалишься.
– Ринат!
– Что? Достану я тебе цветочек аленький, обещаю. А сейчас пойдем, а то, судя по твоему настроению, ты зубами собралась замок отгрызать. Пожалей зубки, стоматологи нынче дорогие, много воровать придется, а это дополнительный срок. Что там у тебя в этом номере? Любимый томик Ницше? Редкое издание немецкого эротического словаря? Запчасти от ядерной бомбы?
– Паспорт! – топнула она ножкой.
Нижняя губа Родионовны задрожала, а я мгновенно пришел в себя:
– Быстро ко мне в номер!
Схватил Арину за руку и потащил за собой на верхний этаж.
– Барсов, не вмешивайтесь, пожалуйста! – По дороге пыталась она призвать меня к здравомыслию.
– Родионовна, мы с тобой вдвоем номер взламывали, может, перейдем уже на ты?..
Глава 3
Арина
Боже, боже, боже!.. Ну почему в этой гостинице я встретила именно его? Я уже и думать забыла о своем бывшем студенте, а он взял и появился, как черт из табакерки. Плохо! Это очень-очень плохо!
Ринат Барсов вел меня по лестнице, напрочь игнорируя мои робкие попытки вырваться. Его мне сейчас только для полного счастья не хватало!
Мы поднялись на наш этаж, я попыталась свернуть к своему номеру, но меня перехватили за талию и волоком затащили в логово этого нахала.
Сам же нахал встал так, чтобы я точно не сбежала, скрестил руки на груди и смотрел своим фирменным взглядом, от которого у многих могли бы подогнуться колени, но не у меня. Мои и так дрожали – впрочем, как и руки и все остальные части тела.
– Не стесняйся, подельница. Входи, чувствуй себя как дома, – хищно ухмыляясь, он приглашающе махнул рукой.
– Барсов, я, наверное, к себе пойду. Уверена, ты очень занят.
– Я свободен, Родионовна. До пятницы я только твой, – он нахально мне подмигнул, сделал шаг вперед, заставляя продвигаться вглубь номера.
Подумал и огорошил:
– А где очки? Ты очки в универ всегда носила.
– У меня стопроцентное зрение, я их для солидности носила. И чтобы такие нахалы, как ты, внимания не обращали.
– А я, значит, разглядел красоту, – удовлетворенно заметил он. – Чай? Кофе? Спиртное? Или ты перед делами не пьешь?
– Прекрати издеваться немедленно! – топнула я ногой, отходя все дальше от входной двери.
– Раз пошли на дело я и Рабинович, – издевательски пропел Барсов. – Рассказывай, что за ебанат натрия стырил твой паспорт?
– Барсов, я впечатлена вашими познаниями в химии, но все же я сама решу свои проблемы, ладно?
– Прохладно. Я уже твой подельник, срок нам вместе по-любому мотать за попытку проникновения в чужой номер, так что завязаны мы надолго, Родионовна. А если еще раз сама поцелуешь – я всю вину на себя возьму, мамой клянусь.
Я смутилась и, кажется, покраснела, вспоминая, с какой страстью он целовал меня там, в коридоре. Стыдно было даже себе признаваться, но на мгновение я забыла, что пару секунд назад мы лезли в чужой номер, а мое тело отреагировало на его поцелуи не так, как подобает приличной женщине в компании главного хулигана университета.
Не вовремя это все! Очень не вовремя! У меня слишком много проблем, а Ринат – не тот человек, с которым мне бы хотелось своими проблемами поделиться.
– Барсов! Прекратите цирк немедленно! – потребовала я. – Уж точно не вам переживать о сроке. Отец отмажет, даже если вы все номера в этой гостинице обчистите.
– Не отмажет, все! Бизнес отжали, денег нет. Что ты так смотришь? Я теперь скромный таксист.
– Скромный? – иронично уточнила я.
– Ладно, просто таксист, – послал он мне лучезарную улыбку.
Подошел к столику и щелкнул кнопкой чайника.
– И что ты делаешь в гостинице? Зачем номер снял?
– Квартиры тоже нету, – развел он руками, – вот, перебиваюсь случайными ночевками – душ там принять, зубы почистить. Говорю же – фирму дядька мой у отца отжал, нас с голой жо… пардон, мадемуазель, – оставил нас без средств к существованию. Батя уехал с мамой к бабушке жить, а я тут вот удачно переночевать заехал, тебя встретил. Я скучал, Арина, – другим тоном закончил он.
– Как оставил? Ты серьезно? Твой отец же…
– Ну вот так вышло. Так что не мажор я больше, а обычный таксист. Но тебе готов помочь по старой памяти. Денег нет, зато фантазия осталась, и мотивация есть. За поцелуй, а лучше два, я тебе что хочешь украду. Так кто удерживает в заложниках твой паспорт?
Я сканировала Рината взглядом, силясь понять, врет он или говорит правду. А этот засранец хлопал ресницами и улыбался, всем видом показывая, что такой замечательный и улыбчивый парень врать не будет.
– Я очень тебе сочувствую, – аккуратно садясь в кресло, призналась я.
– Я справлюсь, не волнуйся, – легко махнул он рукой, – не все еще потеряно, но если вдруг увидишь меня где-то у метро, просящего милостыню, – уж не пройди мимо. Но я кручусь как белка в колесе, видишь, даже телефон не продал.
Он достал из кармана дорогой мобильник, нахмурился, отправил кому-то сообщение и пояснил:
– Клиент.
– Есть подозрение, что ты мне врешь, – призналась я.
– Есть подозрение, что ты тоже, – тут же отбил он. – Так кто в теремочке на девятом этаже живет с твоим паспортом?
– Неважно! – махнула я рукой. – Все равно время уже потеряно, сейчас все вернутся в номера, и мне придется придумывать другой план.
Я и этот-то воплотила с большим трудом! Пришлось просить Ольгу Константиновну снять номер на ее имя, ибо у меня не было паспорта. После заселения я пролила на себя сок, потому что жутко нервничала, затем был душ, голубь и полуодетый Ринат Барсов.
– Давай вместе думать? – предложил Ринат. – Хочешь, мы ему градусник разобьем в номере? Ртутный. Ну, или один отвлекает, второй тырит. Я могу отвлечь. Знаешь, где паспорт твой хранится?
– Я бы… Чаю выпила, – постаралась я сменить тему, ибо точно не собиралась делиться с Барсовым своими проблемами.
– Будет сделано! – Барсов буквально лучился оптимизмом, пока я судорожно соображала, как мне избавиться от «подельника».
Сбежать не получится – догонит. Отвлечь? Как, если сам Барсов мог болтать сутками без умолку и отвлекаться точно не собирался? Наоборот, планировал принять непосредственное участие, собственной персоной возглавив безобразие.
Боже, ну почему он встретился мне именно сегодня? У меня что, проблем мало?
Ринат налил чай в две чашечки, одну заботливо поставил на столик, подвинул его ближе ко мне, подумал и радостно добавил к чашке вазочку с печеньем.
– Давно вернулась? – спросил он, делая глоток.
– Месяц назад, – дрожащими руками я потянулась за своей чашечкой.
– С мужем?
– Да.
– И где он?
– Кто? – прикинулась я дурочкой.
– Мужик твой. Почему проблемы не решает? – таким тоном спросил Ринат, словно вел светскую беседу.
Но взгляд его стал колючим, сканирующим.
– Потому что гладиолус! – отмахнулась я.
Поставила на стол нетронутый чай и поднялась.
– Я пойду. И это не обсуждается, Барсов!
– О, я помню чудное мгновенье, перед тобой явился я, а ты, коварная такая, послала далеко меня. Опять.
– В тебе определенно умер поэт, – кивнула я, вспоминая его выступления на парах и зачетах.
