Парень явно обезумел, решив атаковать постороннее лицо. Это даже не нарушение правил, это чистая уголовщина – нападение на должностное лицо во время исполнения обязанностей. И что теперь ждало Гену – я старался не думать. Тем более что занимала меня одна предательская мыслишка: а подмога-то где? Ведь они видят, что происходит на арене, не могут не понимать, что с нормальным поединком это не имеет ничего общего.
– Убью! – ревел Герб, обрушив на меня целый поток из дисков. Его атаки стали проще, прямолинейней, но значительно быстрей. Там, где раньше он создавал один конструкт, теперь было три. Там, где раньше были комбинации атак, остались только диски. Он строчил ими словно из пулемёта, не давая мне ни секунды продыху.
Краем глаза я заметил, как отброшенного каменным крошевом к стене судью утаскивают внутрь бункера для наблюдателей, и с облегчением отскочил в сторону. Защитная стена на том месте, где я только что стоял, тут же покрылась сетью трещин, очередной диск вгрызся в неё, словно циркулярная пила, и угол весом в полтонны отвалился, рухнув в песок.
Видимость резко упала, в поднятом облаке пыли стало тяжело ориентироваться, но Геннадий словно чувствовал, куда нужно бить, преследуя меня десятками атак и не позволяя выгадать ни мгновения, чтобы сосредоточиться или контратаковать. А самое паршивое – его резерв, который давно должен закончиться, оказался бездонным. Измором его не взять, а значит, победить я должен силой.
Увернуться, прыжок в сторону, снова увернуться. Я помнил, как вчера он чуть не убил Тарана, врезав ему диском в контактном бою, но и прыгать по кругу до бесконечности не мог, нужно только выиграть чуть-чуть времени. А значит – вперёд! Отбив два конструкта подряд, я оказался в метре от противника.
– Жри! – взревел Герб, и прямо между нами мигнул, воплощаясь, острый, почти материальный полуметровый серп. Даже зубцы, как на хозяйственном орудии, присутствовали. И я, наконец, понял, почему его так называли.
Вот только я этой атаки ждал с самого начала, а потому единым движением выхватил из кобуры гранатомёт и срубил пробойником только сформировавшийся конструкт. Громыхнул выстрел в упор, и тяжёлая резиновая пуля вылетела прямо в шлем противника, да только застряла в сантиметре от забрала. Щит, выставленный у самого лица Герба, замерцал радужными бликами.
– Сла… – усмехнулся тот, но договорить я ему не дал. Стальной кулак с пробойником развеял вражеский конструкт, и, подхватив шарик, я впечатал его в железную маску врага, замазывая краской забрало. – Тварь! Жулик!
Герб ударил вслепую, десятки дисков, разрывая в клочья бетонную площадку, рухнули с небес на то место, где я только что стоял, но мне удалось отскочить в сторону и самому ударить противника пробойником в сочленение на доспехах, заклинив правую руку. Тот словно не почувствовал, двигатели на суставе точно отключились, я видел, как они искрят, но скорость движений Герба почти не снизилась.
Уйти в сторону, пресс… разрушен, только сформировавшись. Гена продолжал неистово бить дисками во все стороны в попытке попасть наугад, но в то же время старательно оттирал левой рукой забрало. Снова пресс, теперь я создал конструкт прямо у него за спиной, заставив покачнуться и на мгновение потерять концентрацию.
Несколько дисков обрушилось в перегородку у бункера, но я уже сменил положение и ударил по левому плечу, стараясь заклинить броню. Кажется, помогло, оттирать краску он перестал, но не успел я расслабиться, как весь песок на арене резко пошёл вниз. Герб не стал мелочиться и ударил по всей площади.
Но именно это было мне и нужно. Всего несколько секунд, пока он отвлёкся. Плевать на мелочи. Плевать на камень в доспехе. У меня было ультимативное оружие и больше половины резерва в чакре «звука». Влить их в «Шах», концентрация.
– Полетай! – крикнул я, подкидывая мощным конструктом противника на добрых семь метров в высоту. Это уже не пушинка-бомбист и не Василий без брони. Это двести пятьдесят кило человеческого мяса, запаянные в стальные консервы. Да и высота немаленькая, с такой упасть – почти гарантированно разбиться. Так я рассчитывал.
Не вышло. Почти у самой земли Герб успел сам создать пресс, в который и приземлился, словно на спасительную подушку. Мельком я вспомнил, что именно так летают десантники, и удивился, когда парень успел усвоить такой способ, а потом мне резко стало не до сторонних рассуждений.
Полёт словно отрезвил Герба, да к тому же он успел оттереть часть забрала, видя меня одним глазом. Приходилось всё время отступать по спирали, чтобы не попасть под обрушившиеся на меня потоки дисков, и одновременно не стать жертвой сходящихся «хлопков» и одиночных прессов.
Оглянувшись, я понял, почему подмоги до сих пор нет. Тяжёлую стальную дверь покорёжило одним из дисков, и теперь в неё безуспешно долбились. Вторая оказалась завалена тем самым полуторатонным уголком стены. А значит, ждать подмоги не стоит. Но и выиграть в текущем противостоянии я не могу, не хватает… всего!
Инструментов, силы, скорости, опыта… я словно дворовый мальчишка, вышедший на поединок с бывалым боксёром. Но я очень злой и упрямый дворовый мальчишка. К тому же если он может использовать пресс в качестве подушки, почему не могу я? Только подушка мне не нужна, а нужен хороший пинок под зад.
Я ударил, и почувствовавший опасность Герб снова загородился кинутыми крест-накрест дисками, вот только целью был не он. Даже подготовившись к такому развитию событий, я всё равно не ожидал столь удачного применения. Доспех подкинуло на полтора метра вверх, заставив мой желудок упасть куда-то к кишкам и почти сразу подняться к самому горлу.
Герб по инерции посылал диски мне вслед, но, попробовав задрать голову, наконец получил от собственных доспехов, не сумев прицелиться и чуть не рухнув из-за заклинившего колена. Я же обрушился сверху, словно стальное двухсоткилограммовое ядро, и чуть не разбил себе нос о забрало, когда ударился и пробил выставленный щит.
Броня с грохотом столкнулась, и я вмазал стальным кулаком с пробойником по шейному отделу противника. Заскрежетали суставы, Герб смог поднять только одну руку, а я раз за разом бил, выводя доспех из строя и совершенно не жалея сил. И только накатившее чувство смертельной опасности заставило меня отскочить в сторону.
Не знаю даже, был Герб гением или психом. Но он ударил сам по себе десятком дисков, не сумев развеять их в последнюю секунду. Я видел, как конструкты прогибают надёжную резонансную броню. Кромсают почти сантиметровую кирасу, разрезая и выворачивая листы металла. Даже подложка из мягкой обивки вылезла наружу клочьями, словно из мягкой игрушки.
Но даже после всего этого буйства он ещё продолжал стоять. Повреждённый динамик на броне выдавал нечленораздельное бульканье и треск. Доспех противника превратился в искорёженную груду металла, но Герб продолжал бой. Засыпал меня дисками, не собираясь сдаваться. Вот только больше он за мной не успевал.
Я назвал это рывком. Прыгаешь вправо, бьёшь себя прессом слева, и вот ты уже в двух-трёх метрах от того места, где стоял секунду назад. Рывок – и меня отнесло в другую сторону, а диски неизменно падали за спиной, не в состоянии даже коснуться моей брони. Минуту я осваивал новый навык, а потом пошёл в контратаку.
Рывок влево, уйти от серии дисков, разбить пробойником пресс, и вот я уже вплотную к врагу. Удар в сочленение, по суставам брони, по двигателю, управляющему контуру, отскочить. Новый раунд. Я обрушил на Герба град ударов, выводя из строя броню. Лишая его функциональности. Последовательно. Не подставляясь и не спеша. Надёжно и с гарантией.
Рывок, уйти за спину врага, серия ударов по двигателю. Рывок спереди – по управляющему контуру, там, где кристалл. Рывок в голову и шею. Рывок…
Через минуту количество дисков сократилось до одного-двух в секунду. Через две минуты Геннадий остался стоять, но ни одного конструкта больше создать не мог. И когда до него вдруг дошло, что я стою на одном месте, а ничего не происходит, он дёргаными движениями поковылял ко мне. Издавая при каждом шаге жуткий скрежет с тучей искр, идущих от доспехов, он брёл, словно зомби, оставляя после себя длинный след волочащейся правой ноги.
– Ты проиграл. Сдавайся. Хватит, – проговорил я, когда до противника оставалось меньше двух метров. В ответ он сказал что-то нечленораздельное, но продолжил идти. И когда, наконец, добрался – замахнувшись, ударил рукой. Я даже не подумал уклоняться. Слабый, кривой замах пришёлся в грудную пластину и не смог её поцарапать. Это продолжалось минуту, а потом бульканье Герба превратилось в неразборчивое бормотание, и он рухнул на колени.
Вздохнув с облегчением, я посмотрел на запоздалую помощь, что всё же пришла. Ну как, наверное, придёт через пару минут. Когда резаком вскроют заклинившую дверь. Третий глаз молчал, а значит, опасности для меня больше не было. Так что я, не выбираясь из своей брони, легко уронил замерший доспех Герба и дёрнул за рычаг экстренного раскрытия. Не сработало, броню тоже заклинило, что неудивительно, учитывая количество повреждений, которые мне пришлось нанести, чтобы победить.
Тогда я наступил на затылок шлема и двумя руками потянул на себя эвакуационную ручку, силой вскрывая броню. Спина доспеха со скрежетом поддалась, и я увидел окровавленную обивку.
– Эй, придурок, ты как? – выругавшись про себя, спросил я, вынимая тело Герба, который начал мелко подрагивать. Уложив его на арену, я дёрнул ручку раскрытия брони и выскочил наружу. Только чтобы увидеть, как у парня начинают закатываться глаза, а сам он бьётся в припадке с кровавой пеной, лезущей изо рта.
– Не смей подыхать, придурок, иначе я тебя с того света достану! – рявкнул я, прижав голову и грудь парня, чтобы он ещё больше не навредил себе, и одновременно рассматривая его меридианы. Там была жуткая каша, словно маньяк-трикотажник кривыми ножницами кромсал тканевую куклу, обрезая ей ниточки в случайных местах.
Срастить их, да даже половину, я не успевал даже физически, слишком обширные повреждения. А потому, наплевав на конечности и красоту, сконцентрировался на жизненно важных органах. Мозг, лёгкие, сердце, почки, печень… даже на желудок и кишки сил и времени элементарно не оставалось, главное, чтобы сейчас он выжил.
Выжил и рассказал, какой урод с ним это сделал. Потому что даже самый фанатичный придурок, вроде Герба, не мог нанести себе такой урон. И я не мог. Ни одной сломанной кости у него не было. Зато очагов внутреннего кровотечения – сколько угодно, и мне приходилось заставлять ткани сжиматься, лишь бы остановить кровь.
– Отойдите! Ему нужна помощь! – выкрикнул новый заведующий медчастью, в числе первых бросившись в дверной проём.
– А ну, пошёл отсюда! – рявкнул я, только увидев у него на груди герб со змеёй.
– Что, да ты с ума сошёл, мальчишка! – визгливо закричал врач. – Я доктор и спасу ему жизнь, а если ты будешь мне мешать…
– У него внутреннее кровотечение. К счастью, жизни это не угрожает, и через пару часов он очнётся. Строгонов! – стоило мне поднять голову, как Василий оказался рядом, кивнул. – В имение его. Снять показания и взять анализы. То, что с ним произошло, не могло быть естественным процессом. И проверьте по камерам, где он был до утреннего боя. И с кем связывались судьи при принятии решения о переносе турнира.
– Понял, сделаем, – кивнул Строгонов, отходя в сторону. – Стража! Носилки сюда! Быстро!
– Этого надо взять под стражу, чтобы не сбежал, как предыдущий, – сказал я, показав на медика. – За покушение на жизнь аристократа.
– У вас нет никаких доказательств! – снова взвизгнул мужчина попятившись. – Орден неприкасаем!
– Так, ты не орден, – усмехнулся Василий. – А обвинение в покушении на наследника рода как раз подпадает в пункт о нарушении договора между боярскими родами и орденом. Теперь ты наш.
– Яд – это лекарство… лекарство, – пробормотал, отступая от окруживших его охранников, врач, а потом быстро сунул себе что-то в рот и почти сразу рухнул на пол, забившись в судорогах.
– Чёртов фанатик, – поморщился Строгонов, отходя от стихшего через минуту тела. – Он мёртв.
– Туда ему и дорога, – выдохнул я поднимаясь. – Но общего расследования это не отменяет. Если в этом замешан весь орден – нужно убедиться.
Глава 5
– Как он? – спросил я, когда семейный врач Суворовых вышел из операционной.
– Жить будет, – ворчливо ответил доктор. Как я и предполагал, может, он и ограничивал лечение Мирослава, но отказывать в операции совершенно, по его мнению, невинному парню не стал. Все же врачи не были ублюдками, а оголтелые фанатики встречались в любой области, главное на них просто не натыкаться.
– Уже хорошо, – выдохнул я, не стараясь вдаваться в подробности.
– Могу я, по крайней мере, узнать, что заставило вас везти его сюда, а не в ближайшую клинику? – не удержался от вопроса доктор. – Это было бы и проще, и быстрей. Я уже не говорю о том, что до операции он дожил просто чудом. Если бы кровотечение открылось раньше…
– Нет. Но я благодарен вам за выполнение клятвы Гиппократа, – ответил я, поднимаясь со скамьи, на которой ждал последние полчаса.
День в целом не задался. Сразу после прилёта шлюпа мы погрузили Герба и отправились прямиком в поместье. Я сопровождал Гену, чтобы убедиться, что он останется жив до допроса, а Василий разбирался с камерами и записями на кристаллы, чтобы сформировать доказательства.
Романа в доме не было, к деду с пустыми руками мне идти не хотелось, вот и пришлось ждать, пока закончится операция. К счастью, Строгонов обернулся быстрее, хотя довольным его назвать было сложно. И теперь, дождавшись положительного результата, я вместе с денщиком и наставником, наконец, отправился к Мирославу.
– И что же вас так задержало? – спросил с едкой ухмылкой граф, сидящий в рабочем кресле, обложенный подушками, в домашнем махровом халате поверх мягкого полуделового костюма. Странная смесь, хоть я и понимал её происхождение. – Внук уже почти четыре часа дома, а ко мне всё никак не заглядывал. Или я у тебя в опале?
– Не хотел беспокоить без веской причины и доказательств, – ответил я, подойдя ближе и активировав третий глаз. – Кажется, вы и вправду идёте на поправку, дед. Хотя я бы от перехода в подобный рабочий график советовал воздержаться.
– И на кого тогда неотложные дела оставить? Роман и так зашивается на трёх должностях одновременно. Как бы чего не учудил от загруженности или невнимательности, – покачал головой Мирослав, не слишком довольно воспринимая мой деловой подход. – Но раз вы привезли этого мальчика, значит, вам есть что сказать в своё оправдание? Насколько я понимаю, пострадал он именно в бою с тобой, Александр?
– Это сложный вопрос, хотя в этом деле вообще простых не будет, – ответил вместо меня Строгонов. – После распространения наркотиков на территории училища и подозрений в отношении главного врача мы решились на нарушение протокола и установили камеры прямо в приёмной палате и кабинете доктора.
– Ордену это очень не понравится, – поморщился Мирослав. – Это хоть того стоило, или мы нарываемся на конфликт зря?
– Я привёз запись. На мой взгляд, мы можем предъявить им обвинение в покушении на жизнь вашего наследника, но видео в доказательство лучше не прикладывать, – проговорил Василий, передав с этими словами кристалл графу. Пока Мирослав вставлял его в устройство чтения, я заметил, как едва заметно трясутся руки старика, всё же он не вернулся в норму.
А дальше мы стали свидетелями разговора Геннадия с новым врачом. И ещё нескольких выборочных посещений. Затем на проекторе появилось изображение одной из палат, где врач сам, лично, вкалывал Гербу препараты, не числившиеся в общем хранилище. Так что доказать, что именно у парня в крови, можно было только после анализов. Вот только всё это было… неубедительно.
– Итак, подведём итоги, – проговорил Мирослав, откинувшись в кресле. – Во-первых, доктор паренька ни к чему не принуждал. Более того – даже отговаривал, хоть и не особо рьяно. И именно это, скорее всего, покажет допрос с менталом. Во-вторых, запись совершенно ничего не доказывает – на ней только обычные действия врача. К тому же она сделана в нарушение закона и договоров с орденом. Ну и наконец, в-третьих, и последних, нам совершенно нечего им предъявить.
– А как же прошлые показания Болгарской княжны? Как же распространение наркотиков? – нахмурившись, спросил я.
– Ты, кажется, не очень понимаешь, куда предлагаешь нам лезть, – едко усмехнувшись, проговорил Мирослав. – Это ОРДЕН, мальчик. А не какие-то там заблудшие наркоманы-одиночки, и даже не преступная шайка. Орден владеет всеми больницами, полевыми госпиталями и университетами по медицине.
– Стоит им только подумать, что ты собираешься ущемлять их права – род лишится всей поддержки. Не только в быту, но и на войне. Некому будет лечить раненых, некому ухаживать за больными или останавливать эпидемии, – доходчиво объяснил граф. – Если тебе этого мало, подумай обо всех тех, кто лишится врачебной помощи на наших землях. Даже фельдшеры и ветеринары – служат ордену.
– Как они могут служить ордену, а не стране или роду, если располагаются на нашей территории? – удивился я. – Я о подобном, конечно, слышал, но поверить в это выше моих сил. Что они будут делать, если мы просто возьмём и лишим их всего финансирования?
– Кто «мы»? Род? – невесело хмыкнул Мирослав. – Для них это ни на что особенно не повлияет. Просто уйдут в другие земли. Ну а если вдруг представить, что по какой-то неведомой причине нам решит помочь император, больше того, вдруг поддержит всё дворянское собрание и боярский совет – врачи просто перестанут работать на территории России. Полгода – ровно столько продержалась Англия, когда король Георг Семнадцатый Беспалый попытался взять орден Асклепия под контроль.
– И что с ним случилось? – спросил я.
– Умер, после того как ему отрубили вначале пальцы, потом кисти, а затем и руки по локоть, – проговорил Мирослав. – Не врачи, естественно, а взбунтовавшиеся против него придворные. Слишком уж много стало смертей среди новорождённых и детей. Небольшая эпидемия, совершенно не затронувшая Уэльс и Ирландию, поддерживающих медиков, и вот государственный переворот прошёл почти бескровно.
– Потрясающе. Выходит, они что, надгосударственный орган власти? – недоверчиво спросил я. Это же покруче ООН. Правда, те вроде боролись за мир во всём мире, а эти готовы пожертвовать сотнями тысяч жизней, чтобы в их кормушку не лезли. – Но есть же частные врачи? Какие-нибудь отщепенцы от ордена. Не может быть, чтобы вообще все доктора слушались одних людей.
– Так, они и не слушаются. Просто крепко держатся друг за друга, – пожал плечами и тут же поморщился от боли Мирослав. – Есть и отщепенцы, и гении, которым позволяют открыто практиковать то, что они сами хотят. Но, как и любой орден, они в первую очередь заботятся о своих членах и своих интересах. Лучшие их клиники словно крепости. Разве что армию им держать запрещено.
– Но это не мешает им нанимать дарников в резонансных доспехах и даже лёгкие бронеходы, – заметил Строгонов. – Правда, из воздушного флота у них исключительно лёгкие шлюпки для быстрой доставки пациентов в больницу.
– Да, тяжёлые корабли они иметь не могут. Как и владеть банками и производствами. Это общее решение на уровне договора меж странами, и по большому счёту только оно позволяет держать Асклепия в узде, – устало выдохнул Мирослав. – Но я не уверен, кому подчинится команда моих летающих госпиталей, если я отдам приказ, противоречащий интересам ордена.
– Вот же… жопа, – проговорил я, понимая всю глубину ситуации.
– Не выражайся, молодой человек. Это недостойно юноши благородного происхождения. Мат, если его использовать не к месту, лишь теряет свою ценность, – заметил Мирослав, чуть улыбнувшись. – Мы не пойдём на конфликт с орденом. Более того, даже намекать на него не станем. Но… главе ордена в регионе я позвоню.
– Позвонишь? – удивлённо спросил я. – И что скажешь? Может, попросишь?
– А только это я и могу, – недобро посмотрев на меня, проговорил Мирослав. – Просить и торговаться. Если ты ещё не понял – ни у меня, ни даже у императора власти над ними нет. Хотя рычагов влияния хватает. Но давить на орден не лучшее решение, к тому же они не однородная структура, хоть и придерживаются своих.
– Прошу прощения, ваше сиятельство, но, возможно, сто?ит поднять те документы, которые мы получили во время облав? – спросил, нахмурившись, Строгонов. – Мы же тогда много чего нашли, совсем не доброго.
– И что нам с этого толку? – отмахнулся Мирослав. – Нет, придержим пока. Это такая вещь, не знаешь, когда пригодится. Пара десятков наркоманов, да ещё и в нашем заведении, это скорее позор нам, чем ордену. Это мы не сумели наладить контроль, так что скорее придётся свалить всё на этого мальчика… как его?
– Геннадий Беляков. Его раньше прочили в преемники Романа, – не сумел сдержать я улыбку, когда граф недовольно поморщился. – А теперь даже не знаю. Судя по записи, он нас чуть ли не во всех смертных грехах винит. Продали, предали… знатно его против рода Суворовых настроили.
– Им даже стараться особенно не пришлось, – ответил Мирослав. – Надо было его угомонить раньше, пригреть… да руки не дошли, один слишком колючий молодой человек отнимал всё внимание. Но сейчас парень будет под защитой рода, приспособим его куда-нибудь. Благо он дарник не из последних…
– Боюсь, ваше сиятельство, что не выйдет, – чуть поклонившись, проговорил Василий. – Во время сражения Александр разбил его резонатор, используя шило. Но у него выхода не было, если бы не это – парень не остановился бы, продолжил бы сражаться до самой смерти.
– Вот как… значит, мне ещё и за поломанный алмаз перед конторскими отвечать, – вздохнул Мирослав. – Нам очень повезло, что в данный момент мы у императора на хорошем счету, иначе эти мелкие неурядицы вполне могли бы превратиться в неразрешимые проблемы.
– А наш император не как этот Георг? Разве не свита управляет королём? – удивлённо произнёс я.
– Свита делает короля, не управляет, – поправил меня Мирослав. – За Петром бо?льшая часть рода Морозовых, Долгоруких, Юсуповых и многих других влиятельных семей. Мы лишь одни из многих. Но в то же время личная сила государя очень значима. Он один из немногих реальных обладателей первого ранга. Некоторые даже считают, что он вне категорий. К счастью, ситуаций, где пришлось бы показывать такую силу на его жизненном пути, не представилось.
– И всё же именно вы с Долгоруким закрыли его от покушения, – заметил я, взглядом показав на увечья. – И заплатили за это немалую цену.
– Там были не только мы, бо?льшая часть гвардейцев просто погибла на месте. А мы… скажем так, это наш долг, прикрыть императора своими телами, если больше мы ничего сделать не можем, – не слишком довольно проговорил Мирослав. – К тому же кто мог знать, что эти твари создадут… подобное.
– Можно хоть немного подробностей, чтобы понимать, с чем мне, возможно, придётся иметь дело? – поинтересовался я. – А то в училище ходит море слухов, но никакой конкретики.
– Незачем тебе об этом думать, потому что не будет ничего подобного в твоей жизни, – отмахнулся Мирослав, но тут же поднял ладонь задумавшись. – Но с твоей удачливостью и незамутнённым везением попадать в абсурдно опасные ситуации, может, и есть смысл. Умудрился же ты при контроле службы безопасности быть дважды похищенным?
– А… то есть это теперь не их провал, а моё везение? – протянул я, и сидящий рядом Строгонов резко закашлялся.
– Считай, как знаешь. Выводы были сделаны, виновные наказаны, – ответил Мирослав, с кривой ухмылкой посмотрев на денщика. – Культ «Детей Господа» завербовал одного из секретарей государя. Ординарца княжеских кровей, наследника рода Штольц. Ему промыли мозги, выкачали внутренние жидкости, насытили жидкой взрывчаткой и заставили прийти во дворец на совещание министров.
– Живая бомба? – ошарашенно проговорил я. Даже для меня, человека с достаточно богатой фантазией, это было за гранью добра и зла. – А что его родственники? Свидетели?
– Мертвы. Их использовали в ритуале, подвесив за ноги, вскрыли горло и кровью начертили пентаграммы по всему особняку. Оставшиеся дальние родственники ни в какую не хотят приезжать в Петроград, – ответил Мирослав. – Предпочитают оставаться в Германии. Хотели особняк продать, но фото просочилось в прессу, так что вряд ли это проклятое место теперь кто-то купит.
– Ну, смотря, какая у него цена будет, – проговорил я, делая себе пометку. Бароном я ещё не стал, и все шансы, что и не стану, а вот недвижимость для моих собственных нужд очень может пригодиться. Особенно если она стоит существенно ниже рынка. Нужно только выждать, пока зарубежные владельцы вконец отчаются продать дом. Как раз полгода-год у меня есть.
– Цена… есть вещи, которые невозможно купить ни за какие деньги, – покачал головой Мирослав. – Ты должен это усвоить. Дворянская честь, репутация – это не то, чем можно разбрасываться даже в мелочах. Возьмём для примера тот же особняк, сейчас он прочно ассоциируется с культом «Детей Господних». Если ты его купишь и заселишься в него, вначале тебя будут считать храбрецом и человеком без предрассудков. Затем через совсем короткий промежуток времени, пойдут слухи о том, что ты можешь и сам быть связан с культом. Поверь, люди легко верят в такую чушь.
– И что дальше? Умные люди не купятся на подобную ложь, – поморщился я при мысли о развеявшемся идеальном плане обогащения.
– Умные как раз не пренебрегают даже такими мелочами. Все противники культа сделают у себя пометку. Начнут внимательней присматриваться к слишком быстро взлетевшему юноше. И те, кому надо, увидят… тебя. Во всей красе, – усмехнулся Мирослав, раскрытой ладонью ткнув в мою сторону, словно взвешивая. – Слишком быстро возвысившийся, слишком удачливый, слишком…
– Они и так обратят внимание, уже обратили, а после турнира будут смотреть ещё тщательней. Но пока они думают о других причинах, а стоит им только дать повод, и количество твоих врагов может резко вырасти, – подытожил граф. – Культ в столице ненавидят не многим меньше, чем бомбистов и смутьянов.
– Спасибо за науку, ваше сиятельство, – задумчиво поблагодарил я. – С такой точки зрения на проблему я не смотрел.
– На здоровье, – отмахнулся Мирослав, будто это ему ничего не стоило, но я успел заметить лёгкую улыбку. – Кто ещё может научить молодых, как не старики? Не денщику же пенять за твоё воспитание. А раз уж ты выиграл, закончил отборочный этап и твёрдо решил продолжать участие в турнире, останься сегодня на ужин. Давненько мы не сидели за столом всей семьёй.
