– Буду с вами милосерден, – улыбнулся он, – я лучший игрок в сенет в царстве.
– Благодарю, – склонил я голову, поняв принципы игры, и за полчаса раскатал его в ноль, убрав с поля все фигурки, достигнув похожей на ладью фигуркой края поля.
Его лицо вытянулось.
– Я правильно понял, как играть? – спокойно поинтересовался я у него.
– Более чем, – удивлённо сказал он, – ещё партию? Твои ходы настолько непривычны мне, что я растерян.
– Конечно, это довольно весело, – согласился я и выиграл у него следом десять партий из десяти. Визирь оказался азартен и, главное, никак не мог поверить, что я играю в сенет впервые в жизни. Да уж, знал бы он о наличии у меня разряда по шахматам, наверняка бы не стал проигрывать так много.
– Что ж, признаю своё поражение, – наконец откинулся он от стола, устало похрустев шеей.
Я очнулся от интересного времяпрепровождения и понял, что на дворе стоит глубокая ночь, а все вокруг уже давно спят. Ну, разумеется, кроме охраны, шум шагов которой и приглушённую речь было слышно изнутри шатра.
– Предлагаю завтра на корабле продолжить, – предложил я, укладываясь спать, – интересная игра.
– Я только за, – согласился он.
Мы улеглись каждый на своём месте, а я ещё долго не мог заснуть, прислушиваясь к шумам саванны, а также реки. Где-то кричали гиены и львы, фыркали крокодилы, водившиеся здесь во множестве, плескались бегемоты, и всё это накладывалось на тихую речь охранников, бдевших возле костров. Под всё это многообразие шумов я и уснул, впадая в сновидение без снов.
***
Несколько дней в пути немного сблизили нас с Усерамоном, который под маской спокойного, услужливого человека пытался разузнать у меня о прошлом, будущем, а также о делах богов. Разумеется, я вежливо ему говорил, что это не его дело, лишь изредка, подогревая его интерес к себе, якобы случайно оговаривался о делах прошлых столетий и даже тысячелетий, словно для меня это всё происходило только вчера. Я видел, что он уходил, уточнял некоторые моменты у писцов и других своих служащих, всюду сопровождавших нас, и каждый раз возвращался задумчивым.
Особенно меня рассмешил один случай, когда я опять якобы проболтался и рассказал ему, почему Бастет, по моему мнению, отправила меня сюда.
– Она была зла на меня за то, что я сломал лодку отца, – смущённо признался я ему, – когда он плыл по небосводу, я отвлёк его, и мы врезались в пороги. Лодка, конечно же, затонула и, наверно, час потребовался, чтобы извлечь её со дна.
– Так что извиняюсь, – я развёл руками, – если я лишил вас ненадолго днём света от солнца. Признаю, вина была полностью моя.
У Усерамона отвисла челюсть, он бросился к писцам и вернулся спустя минут двадцать, потрясая свитком.
– Солнце на час перестало светить сто лет назад! – возбуждённо показывал он мне записи. – яты говоришь правду!
– Конечно, – я про себя хмыкнул, так как специально говорил о солнечном затмении, ведь по-любому такие случались и в древности, – какой мне смысл врать тебе?
Он стал перечитывать свиток вслух, где описывалось это событие, а я лишь виновато морщился и извинялся.
– Это на многое проливает свет, – наконец закивал он, – верования наших предков не были ошибочными! Ты сейчас подтвердил это.
– Упс! – я закрыл рот рукой. – Я опять, похоже, проболтался. Мне достанется от отца по возвращении.
– Ах, – сокрушался он, – жаль, тебе нельзя ничего рассказывать о загробном мире, это было бы так ценно для нас.
– Да я и так уже тут наболтал на парочку сжиганий заживо, – поморщился я от его слов, – но я же не виноват, что эта драная кошка меня заставила занять чужое тело. Мне будто заняться нечем, кроме как его охранять.
– По прибытии я обязательно принесу много жертв богине Бастет, – очень серьёзно сказал он, – что послала к нам именно тебя. Ты ответственно подходишь к делу, и лучшего хранителя тела моего любимого царя я не мог и пожелать.
– Главное, чтобы Амон думал так же, – поморщился я.
За подобными разговорами мы и прибыли в город Бубастис, который уже ожидал прибытия двух царей. Снова играли флейты, странные плечевые полуарфы со струнами, а также систры, ещё более загадочного вида ударные инструменты, звучавшие для меня как бесконечный звон маленьких металлических тарелочек, без определённой тональности. Как мне тут же объяснил визирь, этот инструмент являлся главным атрибутом власти Бастет наравне с анхом.
– То-то я думаю, почему мне это не нравится, – сообщил я ему, морщась словно от боли.
– Царь вчера вечером мне сказала, что мы сразу поплывём к храму Бастет, – сказал он, – он находится на острове, так что нам никто там не помешает. Только на обратном пути заночуем в городе.
Я пожал плечами и стал просто смотреть, когда один из кораблей причалит, а вышедший из него важный сановник скажет эту новость народу, а мы тем временем проплыли мимо всего этого прямо к высившемуся посередине реки острову, огибаемому с двух сторон Нилом.
– Мы сходим здесь, – оповестил меня визирь, – пойдём туда лишь небольшим количеством людей.
– Сейчас, только обуюсь в сандалии, – согласился я с ним, пройдя в крытую часть корабля на корме, и, наклонившись, чтобы завязать солдатские сандалии, с которыми не расставался до сих пор, заодно потёр их и ноги соком выжимки от валерианова корня, которого насобирал как раз до отъезда из Мемфиса. Вымыв руки, я вернулся на палубу и как ни в чём не бывало стал ждать, когда мы причалим к небольшому пирсу, где нас встречали четыре жреца с накинутыми на плечи чёрными шкурами пантер, а также в масках кошек. Также всюду, где я только мог видеть, были сотни, тысячи кошек. Они бродили, дрались, занимались любовью, в общем, вели обычную жизнь, только в окружении тысяч сородичей.
Настала очередь нашего корабля, и к причалу скинули деревянный трап, по которому мы с Усерамоном сошли на берег. Там уже стояла Хатшепсут с четырьмя жрецами, и им возносили почести местные жрецы богини Бастет.
– Мы прибыли выслушать слова богини по одному значимому вопросу, – услышал я её слова, обращённые к жрецам, – именно поэтому проделали такой долгий путь.
– Конечно, твоё величество, – они все ей низко поклонились, – мы готовы принести жертвоприношение и провести ритуал.
Внезапно ближайшая к ним кошка повела носом, её шерсть встала дыбом, и она бросилась ко мне, став лизать ноги и тереться о сандалии мехом, явно учуяв запах валерьянки. Чем ближе я подходил к кошкам, тем больше из них чуяли опьяняющий запах, и вот уже через пять минут вокруг меня воцарилось безумие. Кошки дрались, сцеплялись друг с другом, только чтобы добраться и полизать мои ноги. Те же, кому это удалось сделать, валялись по траве и дрыгали ногами.
Хатшепсут, визирь, а также жрецы в полном непонимании смотрели на всю эту вакханалию.
– А ну пошли от меня, мешки блохастые, – я делал вид, что распинываю кошек, хотя на самом деле лишь слегка поддевал их носком сандалии, – да, видел я её недавно, видел вашу богиню. Отвалите от меня.
Мои слова слышали все, и глаза людей округлялись.
– Проклятые носители блох, ненавижу, – я подошёл вплотную к стоящим жрецам и царю, по-прежнему окружённый сотней кошек, – чуют твари присутствие во мне своей богини.
Рты жрецов открылись.
– Идём в храм, – Хатшепсут не стала им ничего объяснять, но я видел, как её взгляд стал растерянным.
Внутрь мы пошли ограниченным составом, поскольку Хатшепсут явно не хотела, чтобы наш разговор с богиней слышали многие люди. Жрецы выловили несколько кошек, стали их резать, проливая кровь на алтарь и лопоча странные слова-ритуалы, приносить бедных животных в жертву. Довольно странное, как по мне, выражение почтения к ней, но точно не мне об этом было судить. Через полчаса ритуалов все четверо стали валяться в ногах у стоящей у дальнего края храма огромной статуи кошки, искусно вырезанной из чёрного гранита, и мазать ей усы кровью невинно убиенных кошек. Мы все стояли молча, ожидая, но кошка была безмолвна, а жрецы, видимо, испугались говорить то, что якобы она им сказала. Вскоре верховный жрец вернулся к нам и низко поклонился Хатшепсут.
– К сожалению, богиня нема к нашим воззваниям, твоё величество.
– Это потому, что вы идиоты, – хмыкнул я и под всеобщими взглядами пошёл сам к статуе. Пнув ногой валяющегося под ногами одного из жрецов и подойдя ближе, я дал звучного щелбана по носу каменной статуе.
– Слышь, кошка драная, какого х..я ты меня сюда заху…а, – зло спросил я у статуи, – из-за тебя, ебан…я ху..а, я теперь не знаю, как отсюда выбраться.
Разумеется, я и не думал, что статуя будет мне отвечать, сделал это, чтобы шокировать всех, и мне это удалось, поскольку, когда я повернулся, все жрецы смотрели на меня выпученными глазами, увидев подобное святотатство.
– Ну, вот видите… – я начал говорить, как внезапно в храм дунул лёгкий ветерок, который пошевелил маленькие тарелочки на инструментах систр, которые тут были расставлены во множестве. Взметнувшаяся пыль с пола заставила меня расчихаться, а по всему пустому залу словно раскатился тихий смешок от зазвучавших металлических тарелочек инструментов.
Когда я закончил чихать и поднял взгляд, увидел, что все жрецы богини Бастет валялись, уткнувшись лицами в пол, рядом с ними лежали и другие жрецы, пришедшие с Хатшепсут. Она сама опустилась лишь на одно колено и смотрела на меня поражённым взглядом.
Я ругнулся, последний раз чихнув, и царь пришла в себя от этого звука.
– Оставите нас, все, – с угрозой произнесла она.
Жрецы, прибывшие с ней, явно были недовольны её решением, но спорить, естественно, не могли, а потому поднялись, силой подняли поражённых отчего-то простым потоком ветра жрецов Бастет и удалились ко входу, оставив нас одних с царём Хатшепсут.
– Я прошу простить меня, бог Монту, за свою неучтивость при нашей первой встрече, – сказала она, так и оставаясь стоять на одном колене.
– Поднимись, я уже говорил, мне чужды человеческие изъявления верности.
– Тем не менее ты не избегаешь их, – справедливо заметила она, вставая на ноги, оказываясь одного роста со мной.
– Я избегаю вмешиваться в ваши дела, это не мой мир.
– Вчера мы долго беседовали с визирем, – она прямо посмотрела на меня, – и то, что я увидела сегодня, только подтвердило его мысли. Ты ведёшь себя как бог, знаешь то, что недоступно простым людям, поэтому я признаю тебя выше себя.
– Погоди, – я поднял руки, – я этого не хочу! Пусть ты и слегка приукрасила своё происхождение, не будем отрицать того факта, что цари Египта произошли и любимы богами.
Тут я улыбнулся и пошевелил ладонью, что вызвало у неё недовольную гримасу, видимо, она сама поверила в свои собственные придумки об этом.
– Но я вижу, что люди довольным твоим правлением. Народ счастлив, в государстве всё хорошо, поэтому всё, что я хочу, – жить тихо и мирно, пока не вернётся настоящий хозяин этого тела.
Мои слова сильно удивили Хатшепсут, которая, видимо, думала, что я сейчас захвачу трон.
– И ты не хочешь заявить свои права на власть? Ты ведь бог! – изумилась она.
– Пусть я побуду здесь на земле, богом лени, – улыбнулся я, – предлагаю тебе договор. Ты даёшь мне имение, людей и золото, чтобы я жил в нём в спокойствии и достатке, а я не буду лезть к тебе или вообще как-то отсвечивать. Правь дальше, как правила, тем более что это у тебя вроде как хорошо получается.
Изумлению Хатшепсут не было предела, она явно думала торговаться со мной за то, чтобы остаться хотя бы соправителем, а тут я сам предложил ей свою самоизоляцию.
– Честно, в это трудно было бы поверить, будь ты человеком, – призналась она, протягивая мне руку, – но ты бог, и я согласна. Твоя жизнь в роскоши, в обмен на невмешательство.
Я пожал потную, мягкую ладонь и потряс её.
– Договорились!
– И, если это так, могу я у тебя попросить о ещё одной вещи? – спросила она.
– Слушаю, царь Хатшепсут, – склонил я голову.
На её лице тут же появилась лёгкая улыбка, она поняла мой жест принятия её как царя.
– Мы можем сказать всем остальным, что мой племянник Менхеперра сейчас вернулся из мира мёртвых и будет по-прежнему царствовать со мной вместе? – с надеждой спросила она.
– А-а-а, я, как бог, буду смущать людей, понимаю тебя, – согласился я с ней, – я не против, но тогда всех, кто много будет болтать обо мне, образумь сама. Я лично буду называть себя Менхеперра.
– Отлично, рада, что мы договорились, – улыбнулась она, – тогда разреши, я тебя при выходе обниму, будто мы снова воссоединились.
– Без проблем.
Мы подошли к выходу из храма, и только там она аккуратно опустила свою пухленькую руку мне на плечо и осторожно приобняла. Шагнув наружу, она радостно прокричала:
– Чудо! Случилось чудо! Боги услышали моё обращение к ним и вернули нам царя! Приветствуйте – Менхеперра вернулся из царства мёртвых!
Все тут же повалились на колени, кто-то особо впечатлительный заплакал, а мы так и обнявшись с ней, прошли на её корабль. Только оказавшись вне взгляда людей, сразу отошли друг от друга и понятливо улыбнулись.
– Я тогда вернусь чуть позже на корабль визиря, чтобы не смущать больше тебя, царь, своим присутствием, – обратился я к ней, – мои спутники отправятся в изоляцию со мной, чтобы много не болтали. С визирем поговори ты сама.
– Конечно, – махнула она рукой, явно очень сильно довольная нашей сделкой, – у тебя и так были земли, принадлежавшие тебе по праву, но по прибытии я выделю тебе лучший участок сразу в одном месте, чтобы ты ни в чём не знал недостатка.
– Благодарю тебя, царь, – склонил я голову и вышел. Чтобы вскоре перебраться на свой корабль.
Первым, кто меня увидел, был Меримаат, который, захлёбываясь от слёз радости, бросился обниматься.
– Друг! Ты вернулся! – тискал он меня, не совсем подобающе для царской персоны, поэтому я решил над ним пошутить.
– Друг! Я так соскучился! – я стиснул его своей хваткой, так что у него хрустнули рёбра. Он вскрикнул от боли, попытался выбраться, но не тут-то было. Я обнимал его, радовался, что снова его увидел. Правда, стоило ему посмотреть мне в глаза, как он тут же всё понял, мой взгляд не изменился, и он точно был не как у Тутмоса.
– Это ты?! Снова! – испугался он, отшатнувшись от меня.
– Тс-с-с, – я поднёс палец к губам и, показав рукой молчать, повёл их с моим воспитателем в крытую часть кормы. Когда мы остались одни, я сказал, что мы с Хатшепсут решили не смущать больше народ моей божественной сущностью, а потому я теперь снова их любимый друг и воспитанник, отправляющийся в самоизгнание. Заодно, чтобы мне не было скучно, со мной поедут и они двое, я обо всём договорился!
– Но как же так, это же неправильно, – Меримаат был ошеломлён таким нашим коварством с Хатшепсут.
– А кто будет много болтать, тому отрежут язык? – полюбопытствовал у меня более взрослый и опытный Бенермерут.
– Вместе с головой, – кивнул я, – чтобы два раза не вставать.
Он удручённо покачал головой.
– А как же визирь?
– Хатшепсут сказала, сама с ним поговорит.
Оба были недовольны случившимся, но, понимая, чем грозит их болтовня, просто отсели от меня и стали тихо разговаривать, косясь при этом на меня. Вечером на борт поднялся мрачный и подавленный Усерамон, который не пригласил меня сегодня заночевать с ним в шатре, что я отметил сразу, но зато он вызвал меня на разговор.
– Я благодарен тебе, бог Монту, что не передал наши разговоры царю, – тихо сказал он, когда мы остались одни в окружении его доверенной гвардии.
– Какой мне в этом смысл? – я пожал плечами. – Я говорил тебе, визирь, и повторю ещё раз, я не хочу ни во что вмешиваться.
– Да, только ты отнял у нас главное – надежду, – он покачал головой, – теперь ни мне, ни нашим союзникам незачем бороться. У нас нет больше царя, за которым мы можем идти. Царь Хатшепсут вскоре сместит нас всех и поставит своих людей на освободившиеся места.
– Ты прям уж сильно пессимистичен, – я его понимал, но мне зачем их проблемы, – царь может вернуться в любую минуту.
– Для народа он уже здесь, – он отрицательно покачал головой, – что ж, я понимаю тебя бог Монту и не могу ни в чём винить. Прощай.
– Прощай, визирь, – ответил я и вернулся на корабль, где и провёл остаток ночи.
