– Нет, конечно, – последовал гневный ответ, – это моя ошибочная щедрость. Но какой смысл в разговорах? Я сделал для вас, что мог, и больше ничего не сделаю. Не трудитесь провожать меня, я найду дорогу. Всего хорошего!
С коротким поклоном и быстрым взглядом на меня говоривший повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
– Я должна извиниться перед вами за такую необычную встречу, – сказала мисс Беллингем, – но полагаю, медиков трудно удивить. Представлю вам вашего пациента. – Она открыла дверь в соседнюю комнату и, когда я вошел вслед за ней, произнесла: – К тебе еще один посетитель, дорогой. Доктор…
– Беркли, – представился я. – Я действую от лица моего друга доктора Барнарда.
Больной, благообразно выглядящий мужчина лет пятидесяти пяти, сидевший на кровати, опираясь на подушки, протянул заметно дрожащую руку, которую я сердечно пожал, отметив про себя эту дрожь.
– Здравствуйте, сэр, – сказал мистер Беллингем. – Надеюсь, доктор Барнард не заболел?
– О нет, – ответил я, – он отправился в плавание по Средиземному морю. Возможность появилась неожиданно, и я проводил его раньше, чем он успел передумать. Отсюда мое бесцеремонное появление, которое, я надеюсь, вы простите.
– Конечно, – был сердечный ответ. – Я рад, что вы его отправили: он нуждался в отдыхе. И рад познакомиться.
– Вы очень добры, – сказал я.
Он поклонился, как может поклониться человек на постели в окружении подушек; таким образом, обменявшись, так сказать, бортовыми залпами вежливости, мы – точнее я – перешли к делу.
– Давно ли вы лежите? – осторожно спросил я, не желая показывать, что мой доверитель не сообщил мне никакой информации об этом случае.
– Неделю, – ответил он. – Fons et origo mali[6 - Источник зла, лат.] – двухместный кеб, сбивший меня напротив Ло-Кортс. Я упал посреди дороги. Моя вина, конечно, так, во всяком случае, сказал кебмен; наверно, он прав. Но для меня это не утешение.
– Вы сильно пострадали?
– Не очень, но я повредил ногу и ударился. Я уже немолод для подобного, понимаете.
– Таково большинство людей, – произнес я.
– Это верно, но в двадцать лет такое переносишь легче, чем в пятьдесят пять. Однако колену стало гораздо лучше – вскоре сами посмотрите и, как можете видеть, я полностью отдыхаю. Но это не все мои беды и даже не худшие из них. Дело в моих проклятых нервах. Я раздражителен, как дьявол, и нервничаю, как кошка. И ночью не могу отдохнуть.
Я вспомнил его протянутую дрожащую руку. Он не похож на пьяницу, но…
– Вы много курите? – дипломатично спросил я.
Он хитро посмотрел на меня и улыбнулся.
– Очень деликатный подход к теме, доктор, – сказал он. – Нет, я не курю много и не напиваюсь. Я заметил, как вы только что посмотрели на мою дрожащую руку… о, все в порядке, я не обижаюсь. Врач обязан все замечать. Но у меня, как правило, рука устойчивая, когда я не расстроен, однако малейшее возбуждение заставляет меня дрожать, как желе. Дело в том, что у меня только что был очень неприятный разговор…
– Думаю, – прервала мисс Беллингем, – доктор Беркли как раз находился по соседству и все слышал.
Мистер Беллингем беззастенчиво рассмеялся.
– Боюсь, я сорвался, – сказал он, – но я вообще импульсивный человек, доктор, а когда хочу сказать, что думаю, говорю прямо и резко.
– И громко, – добавила его дочь. – Доктору Беркли пришлось зажать уши.
Она посмотрела на меня и как будто даже слегка подмигнула серьезными серыми глазами.
– Я кричал? – не очень сокрушенно, как мне кажется, спросил мистер Беллингем, хотя тут же добавил: – Мне очень жаль, моя дорогая, но больше этого не произойдет. Думаю, мы в последний раз видели того доброго джентльмена.
– Я очень на это надеюсь, – ответила она, добавив: – А сейчас я оставлю вас, чтобы вы поговорили. Если понадоблюсь, я в соседней комнате.
Я открыл для нее дверь и, когда она вышла, слегка поклонившись мне, сел у кровати и возобновил консультацию. Это был очевидный случай нервного срыва, к которому имело несомненное отношение происшествие с кебом. Что касается других сопутствующих обстоятельств, меня они не касались, хотя мистер Беллингем, очевидно, считал по-другому, потому что сказал:
– Это происшествие с кебом оказалось последней соломинкой, оно меня прикончило, но я уже давно качусь с холма. На протяжении последних двух лет у меня очень много неприятностей. Но, вероятно, я не должен докучать вам своими личными проблемами.
– Мне интересно все, что связано со здоровьем пациента, если вы согласны мне рассказать, – ответил я.
– Согласен? – воскликнул он. – А вы встречали пациента, который не рад поговорить о своем здоровье? Как правило, возражает слушатель.
– Ну, ваш настоящий слушатель не возражает.
– В таком случае, – сказал мистер Беллингем, – я доставлю себе удовольствие, рассказав вам о своих бедах: у меня не часто бывает возможность поворчать, жалуясь респектабельному человеку моего класса. И у меня действительно есть основания жаловаться на судьбу, с чем вы согласитесь, когда я скажу, что два года назад лег спать как джентльмен со значительными независимыми средствами и прекрасными перспективами, а проснулся утром и обнаружил, что стал практически нищим. Не очень приятное испытание, особенно в моем возрасте.
– Да, – согласился я, – в любом возрасте.
– И это не все, – продолжал он, – потому что в то же время я потерял брата, моего самого близкого и дорого друга. Он пропал – исчез с лица земли, но, возможно, вы слышали об этом деле. Проклятые газеты тогда были полны этим.
Он неожиданно замолчал, несомненно, заметив перемену в моем лице. Конечно, я сразу вспомнил то дело. С того момента, как я вошел в этот дом, воспоминание топталось на самом пороге памяти, и теперь слова мистера Беллингема сразу его вызвали.
– Да, – подтвердил я, – я помню тот случай, потому что наш лектор по медицинской юриспруденции привлек к нему наше внимание.
– Правда? – произнес мистер Беллингем, как мне показалось, немного встревоженно. – И что же он говорил об этом происшествии?
– Он сказал, что это дело может привести к очень серьезным юридическим последствиям.
– Ей-богу, – воскликнул Беллингем, – тот человек был пророком! Юридические последствия, поистине! Но он, конечно, не знал, какая адская путаница возникнет в связи с этим делом. Кстати, как его звали?
– Торндайк, – ответил я. – Доктор Джон Торндайк.
– Торндайк, – задумчиво повторил мистер Беллингем. – Кажется, я вспоминаю это имя. Да, конечно. О нем говорил мой друг юрист мистер Марчмонт в связи с делом человека, с которым я был слегка знаком, с неким Джефри Блекмуром, что исчез очень загадочно. Я вспомнил, что доктор Торндайк разрешил это дело с необыкновенной изобретательностью.
– Думаю, ему было бы очень интересно ваше дело, – предположил я.
– Конечно, – согласился мистер Беллингем, – но нельзя бесплатно тратить время профессионала, а я не могу заплатить ему. И это напоминает мне, что я занимаю ваше время, болтая о личных делах.
– Мой утренний обход закончен, – сказал я, – и более того, ваши личные дела чрезвычайно интересны. Могу ли я спросить, какова природа юридических затруднений?
– Нет. Если не хотите потратить весь остаток дня и вернуться домой в бреду. Скажу вам только, что неприятности связаны с завещанием моего бедного брата. Прежде всего, оно не может быть исполнено, потому что нет достаточных доказательств смерти моего брата, а во-вторых, если оно и будет исполнено, то все перейдет во владение человека, который никогда не должен был его получить. Само завещание – дьявольски раздражающий документ, когда-либо произведенный извращенной изобретательностью упрямо заблуждающегося человека. Это все. Взглянете на мое колено?
Так как объяснение мистера Беллингема (изложенное быстрым крещендо и закончившееся почти криком) привело к тому, что он побагровел и почти дрожал, я решил, что лучше закончить разговор. Поэтому я осмотрел колено пациента, которое почти зажило, и провел общий осмотр; дав джентльмену подробные наставления, как себя вести, я встал, собираясь уходить.
– И помните, – сказал я, пожимая ему руку, – ни табака, ни кофе, и вообще никаких возбуждений. Ведите спокойную жизнь.
– Все это очень хорошо, – ответил он, – но, предположим, придут люди и будут возбуждать меня?
– Не обращайте на них внимания, – улыбнулся я, – и читайте «Альманах Уитакера»[7 - "Альманах Уитакера" – справочник по широкому кругу тем.].
И с этим прощальным советом я вышел в наружную комнату.
Мисс Беллингем сидела за столом; перед ней лежала груда блокнотов в синем переплете, два из них были открыты, виднелись страницы, заполненные мелким аккуратным почерком. Когда я вошел, она встала и вопросительно посмотрела на меня.
– Я слышала, вы посоветовали моему отцу читать «Альманах Уитакера», – сказала она. – Это лечебное средство?
– Исключительно, – ответил я. – Я рекомендую это как лекарственное средство, как противоядие от возбуждения.
Она слегка улыбнулась.
– Это поистине не слишком эмоциональная книга, – хмыкнула она и потом спросила: – У вас есть какие-то другие инструкции?
– Что ж, могу дать обычный совет: сохранять оптимизм и избегать тревог, но не думаю, чтобы вы нашли его очень полезным.
– Напротив, – ответила она, – это превосходный совет. Люди в нашем положении, боюсь, не слишком веселы, но все же у них нет извращенного желания неприятностей. Беды приходят непрошеными. Но, конечно, вы не можете заниматься этим.
– Я практически не могу помочь, но искренне надеюсь, что дела вашего отца скоро наладятся.
Она поблагодарила меня за добрые пожелания и проводила до входной двери, где с поклоном и крепким рукопожатием отпустила меня.
Когда я вышел из-под арки, на меня обрушился очень неприятный шум Феттер Лейн, и эта маленькая улица выглядела очень убогой и беспокойной по сравнению с достоинством и монашеской тишиной старого сада. А что касается операционной, с ее клеенчатым полом и развешанными по стенам карточками страховых агентов в позолоченных рамах, то она была так отвратительна, что я для отвлечения занялся дневником и все еще деловито записывал результаты утренних посещений, когда вкрадчиво вошел Адольс, официант, и объявил, что ланч готов.
Глава 3
Джон Торндайк
Любому наблюдателю очевидно, что характер человека проявляется в его одежде. То, что то же самое справедливо к группам людей, менее знакомо, но совершенно очевидно. Разве люди боевых профессий и до сегодня не украшают себя перьями, пышными расцветками и позолоченными украшениями, как африканские военные вожди или «смельчаки» краснокожие, что указывает на место войны в современной цивилизации? Разве римская церковь не посылает своих священников на алтарь в одеянии, которое было модно еще до падения Римской империи, как знак своего непоколебимого консерватизма? И разве, наконец, юриспруденция, громыхая вслед за веком прогресса, не свидетельствует о своей покорности прецеденту головными уборами, напоминающими добрые дни королевы Анны[8 - Королева Великобритании Анна правила с 1702 по 1714 год.]?
Должен извиниться перед читателем за то, что посвящаю его в свои банальные размышления, в то время как я стоял в тени и спокойствии Иннер Темпл[9 - Иннер Темпл – "Внутренний двор", самый старый и известный из четырех "судебных иннов"; "судебные инны" – корпорации адвокатов в Лондоне.], разглядывая товары в витрине одного из магазинов. Я остановился перед ней и разглядывал парики, когда вздрогнул, услышав сказанные низким голосом слова:
– На вашем месте я бы предпочел тот с толстой задней частью.
Я быстро и сердито повернулся и увидел лицо своего старого друга и бывшего сокурсника Джервиса, за которым, глядя на меня со спокойной улыбкой, стоял мой прежний учитель доктор Джон Торндайк. Оба тепло поздоровались со мной, и я почувствовал себя польщенным, потому что Торндайк – очень известная личность, да и Джервис на несколько курсов старше меня.
– Выпьете с нами чашку чая, надеюсь, – сказал Торндайк, и, когда я радостно согласился, он взял меня за руку и повел в направлении Казначейства.
– Но почему такой голодный взгляд на эти приметы судебного тщеславия? – спросил он. – Неужели вы хотите последовать примеру моему и Джервиса и покинуть постель больного ради судебного присутствия?
– Что? Джервис занялся юриспруденцией?
– Боже, да! – ответил Джервис. – Я стал паразитом Торндайка. Знаете, у больших блох бывают маленькие блохи. Я та часть дроби, что идет вслед за точкой после целого числа.
– Не верьте ему, Беркли, – прервал его Торндайк. – Он мозг фирмы. Я представляю ответственность и моральные ценности. Но вы не ответили на мой вопрос. Что вы делаете здесь летним днем, глядя на витрину изготовителя париков?
– Я замещаю Барнарда, у него практика на Феррер Лейн.
– Знаю, – сказал Торндайк. – Мы иногда его встречаем, и в последнее время он очень бледный и осунувшийся. Он в отпуске?
– Да. Отправился в плавание к греческим островам на корабле, который привезет черную смородину.
– В таком случае, – произнес Джервис, – вы действительно местный врач общей практики. Я подумал, что вы выглядите чертовски респектабельно.
– И судя по расслабленному состоянию, в котором мы вас встретили, – добавил Торндайк, – практика не слишком напряженная. Полагаю, она исключительно местная?
– Да, – ответил я. – Пациенты живут на маленьких улицах и во дворах в радиусе полумили от больницы, и у многих из них жилища убогие. О, и это напомнило мне об очень странном совпадении. Думаю, оно вас заинтересует.
– Жизнь полна странных совпадений, – сказал Торндайк. – Никого, кроме обозревателя романов, такие совпадения не удивляют. Но каково ваше совпадение?
– Оно связано со случаем, который вы упомянули в больнице два года назад. Человек исчез при очень загадочных обстоятельствах. Помните? Этого человека звали Беллингем.
– Египтолог? Да, я хорошо помню тот случай. Что с ним?
– Его брат мой пациент. Он живет на Невиллз Корт с дочерью, и похоже, они бедны как церковная мышь.
– Это действительно очень интересно, – кивнул Торндайк. – Они должны были обеднеть очень неожиданно. Если я верно помню, его брат жил в большом доме со своим собственным участком.
– Да, это так. Вижу, вы помните тот случай.
– Мой дорогой друг, – сказал Джервис, – Торндайк никогда не забывает заслуживающие интереса случаи. Он своего рода медицинско-юридический верблюд. Он глотает факты из газет и других источников, а потом, в свободные моменты, отрыгивает их и начинает жевать. Очень своеобразная привычка. Случай описывается в газетах или происходит в суде, и Торндайк целиком его проглатывает. Затем проходит время, и все забывают об этом случае. Через год или два появляются новые факты, и тут, к своему изумлению, вы обнаруживаете, что Торндайк к этому готов. В этот промежуток он думал о случае.
– Вы заметите, – сказал Торндайк, – что мой ученый друг прибегает к смешанным метафорам. Но его заявление в целом верно, хотя выражено не очень ясно. Когда мы подкрепим вас чашкой чая, вы должны будете подробней рассказать нам о Беллингеме.
За этим разговором мы подошли к квартире Торндайка, который живет на втором этаже дома № 5а на Кингз Бенч Уок, и, войдя в красивую, просторную, обшитую панелями комнату, мы увидели невысокого пожилого мужчину, аккуратно одетого в черное и расставляющего на столе посуду для чая. Я с любопытством посмотрел на него. Он не походил на слугу, несмотря на аккуратную черную одежду; в сущности его внешность меня удивила, потому что его полное достоинства интеллигентное лицо предполагало, что он принадлежит к какой-то сложной профессии, у него ловкие руки искусного механика.
Торндайк задумчиво посмотрел на накрытый стол, потом взглянул на своего слугу.
– Вижу, вы накрыли на трех человек, Полтон, – отметил он. – Откуда вы знали, что я приведу кого-то на чай?
Маленький человек улыбнулся очень своеобразной лукавой радостной улыбкой и объяснил:
– Я видел в окне лаборатории, как вы вышли из-за угла, сэр.
– Как разочаровывающе просто, – выдохнул Джервис. – Мы надеялись на что-нибудь нелепое и телепатическое.
– Простота – душа эффективности, сэр, – ответил Полтон, проверяя, что он ничего не забыл; после этого удивительного афоризма он исчез.
– Вернемся к делу Беллингема, – сказал Торндайк, разлив чай. – Выяснили ли вы какие-нибудь новые факты, относящиеся к этому делу? Я имею в виду факты, которые вы можете сообщить, конечно, если имеете на то право.
– Я узнал одно или два обстоятельства, которые можно сообщить без всякого вреда. Например, что Годфри Беллингем, мой пациент, совершенно неожиданно потерял все свое состояние во время исчезновения.
– Это действительно странно, – подтвердил Торндайк. – Противоположное событие было бы вполне объяснимо, но как могло исчезнуть состояние, непонятно, если не производилась какая-то выплата.
– Нет, ничего такого не было, и это меня удивило. Но в деле возникли необычные обстоятельства, и юридическое положение стало очень запутанным. Например, существует завещание, с которым связаны большие трудности.
– Завещание трудно осуществить, если нет доказательств смерти, – заметил Торндайк.
