– Ваш раб слишком много себе позволяет. Иса Ия, его требуется наказать. Позволите? – Он сложил пальцы правой руки в знак карающего заклинания. Как представитель власти города он прекрасно знал, что портить чужое имущество без разрешения ему никто не позволит.
– Я… – испугалась Ора, вспомнив утреннее происшествие. Она, конечно, была зла и расстроена, но не до такой степени. – Я сама его накажу!
– Не стоит быть к нему благосклонной, – поскучнев, заметил на это командор.
Ора одарила раба совершенно нечитаемым взглядом и спросила у командора:
– Ис Андраст, я слышала, вчера перед Судом предстали еще двое?
– Да, – командор, казалось, удивился. – Им повезло чуть меньше, чем вашей собственности. Впрочем, всем разбойникам одна дорога – на крест. Простите мою грубость.
Он легко кивнул Оре и улыбнулся. Лицо его, растеряв всю суровость, сразу стало по-мальчишески озорным. Девушка поразилась этой перемене.
– Что ж, позвольте откланяться, иса Ия. Долг зовет.
– Конечно, – слишком быстро ответила Ора и кивнула стоявшему позади и – слава всем богам! – безмолвному Максу: – Пойдем.
Стоило им, впрочем, зайти за угол, как Ора остановилась.
– Что на тебя нашло? – спросила она со всей доступной ей строгостью. Ответа она не ждала, но все же получила.
– Пока стража гремела у входа, иса Ора, – безупречно вежливо отозвался Макс, – торговец успел уйти. Видимо, у него действительно рыльце в пушку. В лавке, скорее всего, есть потайной ход. Только и всего. Совершенно непрофессионально. Столь высокопоставленному лицу, как командор, негоже самолично заниматься подобными мелочами, если это лицо в них ничего не смыслит.
– Много ты в этом понимаешь! – обиделась за командора девушка, но вдруг пожала плечами и беспечно хмыкнула: – Но хорошо, если так. А то кто еще мне достанет лунную взвесь? Это ту, – пояснила она зачем-то для Макса, – которую ты вчера разбил.
Макс ожидаемо промолчал, но на его лице промелькнуло что-то, чему Ора никак не могла подобрать описание. Ей подумалось, что, наверное, ее трагедия ничто по сравнению с тем, что он потерял свободу, а потому он ей совершенно не сопереживает и не чувствует своей вины. Ора смутилась.
– Пойдем домой, – наконец сказала она.
Эя. Начало лета
– Э-эй! В сторону!
По дороге из мелкого серого камня проскрипела груженная бочками телега, которую тянули два тощих осла. У одного висело ухо. Возница для острастки щелкал кнутом и кричал редким в этот утренний час прохожим освободить дорогу. Ослы сбивались с шага от резких звуков.
Максимиллиан, спешивший на рынок, посторонился, хотя места на дороге вполне хватало. А вот догони его возница ближе к рынку, там бы пришлось худо – узкие городские улочки иногда не позволяли и двум людям идти рядом друг с другом. Ближе к городской стене застройка становилась плотнее, а окраина Эгрисси, что за стеной, где Макс волей богов теперь жил, и вовсе напоминала деревню. С низенькими домами, среди которых даже попадались двухэтажные, где второй этаж сильно нависал над первым; у каждого домика, где жили сразу по несколько семей, был разбит небольшой огородик. Чуть дальше раскинулись фруктовые сады, вниз по холму текла река – вода в ней была холодной, что совершенно не мешало местной детворе плескаться в ней целыми днями, пока посиневших чад не оттаскивали за уши родители.
Телега скрылась за поворотом, и Макс остановился, будто бы переводя дыхание. Ему не хотелось дышать поднятой пылью, и он ждал, пока та не уляжется. Впервые с позорного момента, когда на его шее застегнули ошейник, он был предоставлен сам себе. Ора неожиданно отправила его за покупками совершенно одного. Дорогу на городской рынок Макс давно запомнил, он не раз сопровождал девушку. От стены нужно было пройти пару кварталов прямо, потом свернуть и уже идти вдоль скучных каменных домов и небольшого садика, а затем пройти через арку на площадь, где с рассвета и до заката кипела жизнь. Идти не близко, но не так уж далеко, и Макс наслаждался каждым шагом, стараясь не обращать внимания ни на что.
Маленькие дети играли в дорожной пыли. Возница не разогнал их, они лишь посторонились, но стоило повозке проехать, как тут же вернулись к своему занятию. Макс, ожидая, пока пыль осядет, смотрел, как маленький мальчик, может, чуть младше его погибшего сына, создавал из этой самой пыли бабочку. Ребенок сосредоточенно, высунув от усердия кончик языка, творил богомерзкое колдовство и после со счастливым визгом вместе с другими детьми носился за бабочкой, пока та не распадалась снова в пыль. Надолго ее не хватало.
Магия, скрытая в родном Асилуме от глаз людей в храмах как что-то тайное и доступное только избранным, в Эгрисси была повсюду. Самые простые заклинания применяли в обычной жизни. Многие жители не владели магией так же хорошо, как его хозяйка, иса Ия, но использовали амулеты, шептали над отварами, гадали. Для людей на улицах Эгрисси магия не была связана ни с войной, ни с тем, что с ее помощью можно было убивать, а не выращивать, к примеру, овощи или ловить рыбу. Этот мирный быт сбивал с толку.
Не все в Эгрисси обладали силой. Даже стража города, сколько Макс за ними ни наблюдал – исподтишка, чтобы не заметили, – использовала старое доброе оружие. Каждый страж был вооружен кинжалом и широким коротким мечом, так похожим на привычный Максу гладиус. И они не делали ничего такого… волшебного. Отними у них амулеты, и будет обычная стража, в Асилуме такая же.
Против острого меча Максимиллиан Метел знал, как воевать, против магии – нет. И потому проиграл. Силой, покорившей себе Асилум, обладал Совет Магистров. А не эти дети.
Не сейчас.
Пыль наконец улеглась, и Макс отвел взгляд.
На него самого уже никто не смотрел. За месяц, прошедший с тех пор, как он попал к исе Ие, казалось, все привыкли. Хорошо, что не трогали и не поносили его на чем свет стоит, как в первые дни: Совет постарался выставить преступников, преданных Суду, сущими монстрами. Убийцами. Список преступлений двух бедолаг, кому даровали право на Суд вместе с ним, поражал, таких бы Макс повесил самолично. Им не повезло – стража вела их, как дичь, и лишь боги помогли Максу избежать казни. И иса Ия. Он это понимал.
При Оре, которая, казалось, и слыхом не слышала, что о нем говорят, никто не пытался прямо задеть его, помня, что оскорбление раба – это оскорбление его хозяина. За ее спиной ему грозили кулаками, шепотом ругали, понимая, что он ничего не сможет им сделать. Макса не интересовало, ненавидели ли его потому, что он – Метел или же потому, что считали грабителем или убийцей, достойным креста. Он видел издалека, как те поднимали на холме за рекой. Но Ора не пожелала присутствовать на казни, а он – тем более.
В городе ису Ию сторонились, хоть неприязни девушка не вызывала, а ее зелья и амулеты пользовались спросом. При ней старались вообще не замечать раба, лишь пару раз девушке пытались намекнуть, что она пригрела на груди змея, опаснейшего преступника, да, сейчас совершенно безвредного, но кто знает! Ора с неожиданной твердостью пресекала подобные нарекания.
Макс лишь усмехался, стараясь, чтобы никто не увидел: его хозяйка была иногда столь наивна. И с неким извращенным удовольствием ждал, когда она все же поймет и примет правду. Ора не боялась его, даже зная, что он мог быть осужден за любое гнусное преступление. Погруженная в свои проблемы, она пока что по неведомым причинам не задавалась вопросом, кто же на самом деле навязанный ей раб. И продолжала безыскусно, но сытно кормить его, обеспечила одеждой по размеру и даже выделила небольшую комнатку на втором этаже дома.
Сразу было видно, что там давно никто не жил, а за некогда добротным домом толком и не следили. Помимо этой комнатушки там были еще две закрытые; ключи, впрочем, висели между дверьми на криво вбитом гвозде, можно было взять и отпереть любую при желании. Сама Ора обжила первый этаж и, видимо, совершенно насчет второго не беспокоилась. Максу пришлось разгрести хлам в выделенной каморке, отмыть от слежавшейся в комки пыли дощатый пол, стены и скошенный потолок. В последнем обнаружилась прореха, через которую виднелось небо, а пол оказался настолько щелястый, что было удивительно, как он до сих пор не провалился.
Максу в далекой юности приходилось проходить через муштру наравне с простыми солдатами. Они строили укрепления для военного лагеря, командир не терпел праздности и заставлял работать в поте лица всех, от низших чинов до командиров подразделений. И сейчас Макс, с ностальгией вспоминая о тех временах, бегал с ведрами по низкой узкой лесенке, хоть проем, в который она уходила, каждый раз угрожал его голове. Вниз – вылить грязную воду и набрать чистую, затем вверх, и все с предельной осторожностью, чтобы не расплескать.
Наверное, если бы он рассказал это Аврелии, то она склонила бы прелестную русоволосую головку ему на плечо, тихо рассмеялась – как колокольчики звенят – и предложила бы ему рассматривать все это как очередную тренировку. Он точно наяву слышал ее нежный, бесконечно любимый голос: «Своих солдат ты хуже гоняешь, Максим, без пощады». Аврелия, урожденная принцесса, никогда не выказывала желания смотреть, как он муштрует личную гвардию Императора, ее отца, находя это варварским зрелищем. Зато Домна и Люций частенько сбегали от матери и во все глаза наблюдали за тренировками, а потом взахлеб наперебой пересказывали ей, что именно папа делал. Аврелия с улыбкой журила их.
Мысли о жене и детях придавали Максимиллиану сил, пока он не вспоминал, что их больше нет. И, чтобы глухая тоска не затопила его, с удвоенным усердием драил пол, стены, потолок.
От непривычной работы – да и время, проведенное в цепях в застенках проклятого Совета, сказалось на нем самым плачевным образом – гудели ноги и руки, ломило спину, но Макс не обращал на это внимания. Еще чуток, еще немного усилий – и он верил, что придет в ту форму, в которой был до плена. Таскать полные тяжелые ведра с водой оказывалось действительно полезно.
Спустя неделю он все же привел каморку в более-менее приличный вид, даже затащил наверх тощий, набитый комковатой овечьей шерстью матрас, который выудила из кладовки Ора. Она пообещала как-нибудь найти и доски, чтобы он смог смастерить основание кровати. На щелястый пол покрасневшая от стыда за столь убитое состояние дома девушка положила цветастый ковер, а на прореху в потолке навесила амулет, сказав, что дождь не станет проблемой.
Она действительно старалась, он не мог этого отрицать.
В целом иса Ия предоставила ему полную свободу действий. Она почти не выходила из дома, занятая своими исследованиями – по мнению Максимиллиана, невообразимо глупыми. Он невольно слушал девушку, когда та, забываясь, приказывала ему это, даже ради интереса просмотрел пару листков и еле удержался, чтобы не исправить несколько ошибок, заметных даже ему, плохо знающему язык и даже близко не знакомому с чародейской наукой. Исследования исы Оры пестрели грубыми просчетами. «Сколько взял, столько будь любезен отдать», – говорил когда-то Максу наставник Марций, обучавший его в юности разным премудростям. Что подходило для армии – вполне могло соответствовать и принципам магии.
Не замечающая ничего, даже того, что раб подчиняется ее глупым приказам, Ора рассматривала исписанные листы и каждый раз поджимала губы. Она ворчала под нос, что у нее истекает время, что надо приступать к практике, но по чьей-то вине – при этом иса Ия косилась на Макса – она топчется на одном месте. Потом откладывала бумаги и либо колдовала над безделушками, превращая их в амулеты и складывая готовые в корзинку, стоявшую у порога, либо варила зелья. Все это она разносила раз в пару дней по соседям, чтобы на полученные монеты купить новые ингредиенты и продукты.
Заказов у нее было много, а творимая ею волшба, к удивлению бывшего принцепса, не вызывала у него никаких эмоций, будто так и должно было быть. Ора не выглядела воплощением зла, но она, несомненно, была самой настоящей волшебницей. Один этот факт делал ее опасной.
Иса Ия, когда выбиралась из дома, всегда зачем-то брала Макса с собой. Он пришел к выводу, что только для того, чтобы не оставлять его дома одного. Совершенно бессмысленно, думал в первое время Максимиллиан, потому что было достаточно одного ее слова, и он бы просидел, не двигаясь и даже не моргая столько, сколько бы ему сказали. Но потом понял, что девушка таким образом… заботится о нем. И выгуливает, как какую-нибудь собачку.
Максимиллиан неосознанно коснулся ошейника, встрепенулся и продолжил путь к рынку. Сегодня иса Ия впервые отпустила его одного, с наказом дальше рынка не уходить и за пределы города не высовываться, и вообще, только на рынок и обратно. При этом она старалась выглядеть суровой, насколько могла: по привычке уперла руки в бока и строго поджала пухлые губы. В сочетании с растрепанными кудрями и смешно вздернутым носом смотрелось это уморительно, и Макс еле удержался, чтобы не рассмеяться. Впервые за долгое время. Наверное, даже с того момента, как погибла его семья.
Такая насупленная Ора напомнила ему смешного лопоухого беспородного щенка Домны и Люция. Дети долго выпрашивали зверушку, отказываясь от более приличествующей им гончей или коня. Натиску детей, подкрепленному неожиданной просьбой Аврелии, бравый принцепс Метел не смог противиться…
– Конечно, как скажете, иса Ора, – отозвался он, гася неуместные в его случае улыбку и воспоминания.
На деле он радовался, что наконец-то может дышать свежим воздухом, видеть и ощущать кожей солнечный свет. Наслаждаться одиночеством и хоть какой-то иллюзией свободы. А еще он был сыт и выглядел, как человек. Все это казалось невозможным еще месяц назад, когда он ждал, как решат его участь проклятые Магистры из проклятого Совета, в застенках башни, что высилась по центру Эгрисси и была видна отовсюду.
Эти возможности означали еще, что он не умер и у него появился шанс отомстить. Макс понимал: сейчас ему стоит затаиться, сделать вид, что он смирился с тем, что преподнесла ему судьба, усыпить бдительность заклятых врагов – Совета Магистров и их прихвостня, главного стража Андраста. Они будут за ним следить, что уж, они уже за ним следили. Проводя уборку на втором этаже, Макс видел, как по улице якобы случайно проходил отряд стражей, шлем одного, с пестрым плюмажем из перьев дятла, говорил сам за себя. Дело совершенно невиданное для района, где жила иса Ия. Один страж – еще куда ни шло, но какие дела могли привести сюда командора?..
Иногда тот останавливался поболтать с Орой и был при этом любезен до отвращения. Та думала, что блистательный страж явился по ее душу. Стыдилась и радовалась его знакам внимания. Ругала с каким-то странным придыханием в голосе, но его внимание ей явно льстило.
Дура.
В любом случае, пока она не была для Максимиллиана такой проблемой, за которую он сперва ее принял. Она была способом решения его проблем, должна была стать им, когда он поймет, как работают заклинания, вложенные в ошейник. С самого первого дня, когда его порыв отказаться от помощи привел к немыслимой, выжигающей изнутри боли, он старался не провоцировать девушку, но осторожно разведывал границы дозволенного. И неосознанные команды исы только этому способствовали.
Прямого приказа он, например, не мог ослушаться: ошейник чутко реагировал на повелительные нотки, нет-нет да проступающие в голосе девушки. Она приказывала не задумываясь, будто бы в шутку, сетуя, что он больно худой, ему надо есть – и Максимиллиану приходилось есть, даже если он не испытывал голода. Она требовала, чтобы он ее слушал, когда она размышляла о природе магии и своей научной работе, – Макс слушал. И даже задавал вопросы, потому что девушка как-то обмолвилась, что хотела бы получить хоть какой-нибудь отклик. Сама Ора так и не поняла, не осознала всей власти, потому ее ума не хватало на то, чтобы управлять им в полной мере – разве что за кухонным столом. Своими словами она оставляла широкое поле для маневров.
Но вот язык ошейник ему не сковывал. Макс мог сыпать язвительными замечаниями, бурчать и ругаться, сколько ему хотелось, пока не вызывал сильного недовольства. Но в любом случае он решил держаться отстраненно и вежливо. Определить границы личной свободы уже было значительным шагом. Для наступления ему требовалось больше информации.
И сегодня, в солнечный и теплый день, он радовался и этой возможности ее раздобыть.
Под аркой, что вела к рыночной площади, сидел старик и, насвистывая, вырезал из дерева игрушки. Около него толпились малые дети, рядом молодая румяная деваха продавала травы и звонко выкрикивала зазывалки, обещая, что только из ее товаров выйдут лучшие зелья и отвары, а кто не смыслит в зельях, тот получит самый вкусный суп в жизни. Макс помнил, что Ора строго-настрого наказала ему не вестись на это. «Знаю я ее травы, как же, сама она их вырастила! – недовольно буркнула девушка, исписывая вощеную деревянную табличку строчку за строчкой тем, что необходимо было купить. – Да на лугу за городской свалкой собирает, около помойного ручья… Лучше в лавку Троя – платить ничего не надо; если вдруг спросит, напомни, что я ему раз в месяц отдаю целую монету серебром и платила не далее как в начале месяца».
Ора могла бы и не писать, каждый пункт она громко проговаривала, прежде чем записать, и Максимиллиан запомнил все на слух. Но она так суетилась и беспокоилась, что он что-нибудь да забудет, поэтому теперь бесполезная табличка болталась за отворотом рубахи и царапала кожу при каждом шаге.
Лавка Троя оказалась невзрачным домиком с призывно распахнутой дверью. Незаметная вывеска с полустертыми буквами не внушала никакого доверия. Максимиллиан глянул на нее, с трудом вчитался – если уж разговорная речь Эи не вызывала у него сложностей и говорил он уже почти без акцента, выдававшего его, то письмо и чтение, к вящему разочарованию всех учителей, у него всегда хромали. «Читать в тылу врага мне не нужно, – возражал Метел, – главное – понять пойманного языка…» Да и не так много тогда ему было известно об Эе, стране скрытной и таинственной.
– Добро пжаловать! – из лавки высунулся пухлый мужичок. – Чегой изволите, ис?
– Заказ от исы Ии, – отозвался Макс. С иса Троя, разглядевшего, кто же его клиент, тут же слетела вся доброжелательность. Ошейник выдавал Метела, а с рабом любезничать никто не желал. – По списку, ис Трой.
И протянул табличку торговцу. Вот она и пригодилась.
– Псмотрим, псмотрим… – тот, быстро пробежавшись по ней глазами, кивнул знакомому почерку и неохотно пригласил Максимиллиана внутрь, указывая на пятачок рядом с огромной железной бочкой, из которой несло кислятиной. – Пжди здесь.
Пока ис Трой рылся в травах, собирая немалый заказ, Макс огляделся. Лавка как лавка, и не скажешь, что весь товар здесь использовался в магических целях. В Асилуме в подобных местах хозяйки закупали травы и овощи для обеда.
Непонятное ощущение заставило Макса замереть, прислушаться. Потом аккуратно похлопать себя по бокам и обнаружить свернутое, непонятно как попавшее к нему послание. Всего пара слов. Всего одно имя.
Бочка, заполненная до краев чем-то едким, стала превосходным местом, чтобы утопить в ней записку.
– Ис Трой, – Макс обождал пару минут, униженно склонив голову и ругая себя за то, что явно переигрывает, прежде чем спросить: – Соизволите помочь несчастному рабу?
– Чегой? – с подозрением отозвался торговец, накладывая в корзину травы из списка. В лавке одуряюще запахло шалфеем.
– Не подскажете, где находится банковская контора иса Лукра?
Лавочник не спешил отвечать. Видимо, прикидывал, зачем презренному такая информация. И откуда раб вообще мог знать про контору уважаемого – пускай и не самим Троем – иса Лукра. Макс стоял, не поднимая головы.
Контора Лукреция меняла деньги, хранила небольшие вклады и выдавала кредиты под ужасающие проценты, раскинув свои богомерзкие сети сразу на несколько стран. И, несмотря на не лучшую репутацию, процветала, ссужая деньги всем и вся, не беря во внимания ни титулы, ни какие-либо прочие условности. Долги спрашивала, впрочем, со всех одинаково. Лукреций, хитрый мошенник, умудрялся наживаться там, где у других летели головы, он умудрялся варить кашу из топора и снимал неплохой навар. И общих дел с принцепсом императора Максимиллианом Метелом у мошенника не могло быть в принципе, хотя Макс знал, что многие при дворе пользовались услугами его конторы. Не был безгрешен и Император.
Но он сам с Лукрецием не знался.
Кроме одного случая. Вступив во владения своими землями, Макс подарил предприимчивому юному парнишке круглую сумму на открытие своего дела, чтобы только этот негодный убрался с подвластных Максимиллиану земель и не позорил их. На удивление, Лукреций, обжившийся каким-то просто чудом, по слухам, в Эгрисси и сменивший имя на похожее местное, считал, что так добрый господин его облагодетельствовал.
Оставалось надеяться, что слухи оказались правдивы, а сам пройдоха помнил об этом.
Впрочем, что еще могло значить его имя в подброшенной записке?
– Чрез улицу напрво во дворы, около трктира «Круглый стол», – подумав, что ничего страшного не случится, все же ответил лавочник. – Токо незачем исе Ие это, так и предай.
Ошибка Троя, решившего, что дорога до известного плута интересовала Ору, была на руку Максу. Меньше подозрений.
– Конечно, ис Трой, – он еще ниже склонил голову, – но вы же понимаете… Еще раз извините, ис Трой.
– Вали, – милостиво отпустил его лавочник. Терпеть в своем заведении раба он больше был не намерен.
Вместе с напутственными словами ис Трой вручил Максу наполненную травами корзину и буквально вытолкал его из лавки.
Прикинув, что успеет заглянуть к Лукрецию и вернуться к назначенному Орой – «строго до обеда, Макс!» – времени, Максимиллиан спешно зашагал в указанном направлении. Располагалась ли банковская контора в месте, куда он мог дойти, не ослушавшись приказа хозяйки, он не учел. Но повезло – ошейник никак не отреагировал, когда Макс свернул в узкие улочки за пределами рыночной площади. Размышляя о том, было ли это следствием неправильно сформулированного приказа или же весь этот район считался рынком, Макс остановился у трактира «Круглый стол» с огромной, почему-то некруглой вывеской, на которой явно пьяный маляр нарисовал нечто, что должно было изображать стол, а на нем – шлем с пышным плюмажем. Искомая контора напротив трактира радовала глаз огромными прозрачными, дорогими даже на вид слюдяными витринами, расписанными, впрочем, до высоты человеческого роста разнообразными объявлениями и дипинти, что закрывали весь обзор. На двери красовалась многоязычная вывеска, в одной из надписей Макс узнал родные письмена – видимо, Лукреций смотрел на политические конфликты свысока.
Макс огляделся, отметил, что никто за ним не наблюдает, и открыл дверь конторы. Мягко звякнул колокольчик, оповещая хозяев о приходе клиентов. Просторное помещение, в котором Макс оказался, заполнял свет от волшебных ламп на амулетах. В каждом доме такие были, и управлять амулетами мог любой. За одиноким огромным столом посреди комнаты сидел молодой служащий и, высунув язык от усердия, что-то выводил в огромной учетной книге.
– Добро пожаловать, – сказал он, не поднимая глаз на Макса, и деловито поинтересовался: – Вклады, займы, ссуды?
– Ни то, ни другое, ни третье, – ответил Макс, проходя ближе. – Мне нужно видеть вашего хозяина. Мне, – он вспомнил утопленную в бочке записку, – назначено. Я – Максимиллиан Метел.
Служащий все же на него глянул. Скептически приподнял брови в немом вопросе, что же могло потребоваться рабу от многоуважаемого иса Лукра, но уточнять ничего не стал, лишь дернул за уходящий к потолку шнур сбоку от себя. Максимиллиан понадеялся, что тот не вызвал такими хитрым способом стражу. Но служащий его удивил, следом за этим подскочив и быстро проговорив:
– Садитесь, – он моментально оказался рядом с неизвестно откуда взявшимся в руках стулом и зачастил: – Ис Метел, ис Лукр предупреждал, что вы непременно зайдете к нам. Придется подождать пару минуток. Может, вина?
Пройдоха знал, что Максимиллиан Метел не сможет проигнорировать столь любезное приглашение, и предупредил своих служащих.
– Ничего не надо, – ошеломленный Максимиллиан отказался и от предложенного стула, и от напитка. Служащий смотрел на Макса даже несколько подобострастно, будто он все еще обладал всеми правами и возможностями. Тот же, стоя посреди комнаты с корзиной трав для Оры в руках, чувствовал себя глупо.
Дверь, ведущая во внутренние комнаты, отворилась, и в помещение вошел высокий мужчина, в котором Макс не сразу признал Лукреция. Годы не пощадили старого «знакомого», но столь заметного носа он не встречал более ни у кого.
– Я же говорил тебе, идиот, что меня можно звать только в самых крайних случаях, – выговорил он подчиненному. Парнишка сжался. Макса, казалось, Лукреций не заметил. – Такая рань! Боги, что из ряда вон выходящего может произойти в такую рань?!
– Думаю, мой визит вполне можно считать особым случаем, – вступился тот за ни в чем не виноватого мальчишку, который, похоже, действовал строго по инструкции.
Лукреций зевнул, а потом все же обратил взор на Максимиллиана. Глаза у него округлились.
– Я знал, – обреченно проговорил он, – я знал, что ничего хорошего не может произойти. Притащи вина, идиот, в мой кабинет.
Делал вид, что не имел к записке никакого отношения. Умно. Макс восхитился бы, знай он точно, что хитрому Лукрецию нужно.
– И я рад тебя видеть, Лукреций, – Макс нашел в себе силы улыбнуться и, следуя молчаливому приглашению, прошел за хозяином конторы во внутренние комнаты, оставив купленные травы служащему. – У меня до прискорбия мало времени, пока меня не хватятся. Даже такая недалекая женщина, как моя госпожа, засомневается, что я ходил на рынок дольше пары часов.
И, несомненно, его визит сюда не останется незамеченным и вызовет много вопросов у стражи. Макс досадливо поморщился. Глупая выходка.
– Если вам интересно, принцепс, я ставил на то, что вы сумеете выбраться, – с энтузиазмом поделился Лукреций, принимая неудовольствие собеседника на свой счет. Фальшь в его голосе ощущалась явственно, а обращение по прежнему титулу, который сейчас Максу не принадлежал, и вовсе можно было расценить как тончайшее издевательство.
– Мне это не интересно, ис Лукр.
Служащий принес поднос с целым кувшином вина и двумя питейными чашами. Максимиллиан подождал, когда парнишка уйдет, чтобы продолжить:
– Понимаю, сейчас я не тот, кто может диктовать условия, но у меня есть просьба.
Которую стоило озвучить до того, как Лукреций покажет, зачем он действительно хотел видеть его.
