– Пулемет? – Азвестопуло почесал голову. – И что вы с ним сделаете? Гаубицу с собой прикатите?
– В Якутии гаубиц нет, – вздохнул Алексей Николаевич. – Территория по площади как пол-Европы, населения – как в уезде средней полосы. И войск с гулькин клюв.
– А Якутское казачье войско? – возразил Сергей. – Ух! Казаки – гордость России. Рысью марш-марш! И шашками всех порубают.
Чиновник для поручений в пятом классе дал своему помощнику поиронизировать. Потом продолжил:
– Я начну собираться, долго затягивать нет смысла. Там в августе уже снег выпадает. Лучше обернуться до холодов.
Азвестопуло посерьезнел:
– Сколько же времени вас не будет?
– Кто знает? С дорогой в оба конца – месяца четыре.
– Четыре месяца! Он же меня за это время сожрет…
Брюн-де-Сент-Ипполит распространил свою неприязнь к Лыкову и на его помощника.
– Перестань наговаривать, – остановил старый сыщик молодого. – Брюн – человек безусловно порядочный. Просто он всю предыдущую службу стоял в стороне от ежедневной практической деятельности полиции. Следил за соблюдением законности – это полезно, если вспомнить, какие у нас кадры. Но по земле Валентин Анатольевич не ходил, реального положения дел не знает, вот и ерепенится. Хочет строгостью исправить то, что копилось годами. Наивная политика, с ней он далеко не уедет.
– Пока далеко едете вы, – напомнил коллежский асессор.
– Ну съезжу. Так ведь по делу. Сколько можно терпеть эту разбойничью республику? Губернатор пишет: они там целый поселок выстроили. Скоро синематограф заведут! С лупанарием[10 - Лупанарий – публичный дом в древнем Риме.]… Нет, выжечь каленым железом, а ребят водворить обратно в клетки. Согласись, на это моих навыков хватит.
Лыков тут же поправился:
– Должно хватить. Дело нелегкое: далеко от Петербурга. Придется потрудиться. Заодно отдохну от Брюна, разомну затекшие члены. Что тебе оттуда привезти? Соболей Марии на воротник? Хотя нет, охота на них запрещена до девятьсот шестнадцатого.
– Себя привезите, живого и здорового, – хмуро ответил Сергей. – Четыре месяца без вас… Вот я влип! А нельзя мне к вам присоединиться? Там небось прогонных миллион. Туда десять тысяч верст, оттуда столько же. Почем у нас верста?
– Тебе, как чину восьмого класса, полагаются три лошади, по две с половиной копейки за версту с каждой, то есть в сумме семь с половиной копеек. Возьми почтовый дорожник, узнай там расстояние и умножь. Прими во внимание, что на Иркутско-Якутском тракте тариф удваивается.
– А вам сколько отмуслякают?
– Мне, как чину пятого класса, заплатят за шесть лошадей, то есть пятнадцать копеек с версты.
– Ого! Сейчас подсчитаю…
Грек схватился было за дорожник, однако Алексей Николаевич его остановил:
– Можешь не тратить время на пустые вычисления. Ты со мной не едешь.
– Но почему? Такие деньжищи можно загрести!
– Сиди и не чирикай. Так надолго мы не можем оба оставить департамент. Зашьются ребята без нас. Брюн этого не понимает, но он сам себе готовит проблему. Ведь не сегодня завтра война.
Азвестопуло полминуты обдумывал услышанное, потом спросил:
– Это точно?
– Точнее не бывает. Политики добились своего. Теперь держись, Россия.
– Да… Но что это значит для нас? Почему Брюн получит проблему? Мы полиция, а не армия.
– Рассуди сам, – ответил статский советник. – Придется поставить под ружье огромное количество людей. Сорвать их с места, сломать жизнь, послать на убой. Многие не захотят такого. Появятся дезертиры, симулянты. Доктора озолотятся, выписывая липовые свидетельства о болезнях. А окраины? Поляки начнут диверсии. Финляндцы тоже. Кавказ, Туркестан, даже Малороссия – везде возможно неповиновение. В мутную воду, которую поднимет война, ринутся проходимцы ловить золотых рыбок. Преступность удвоится, если не утроится. Часть полиции подпадет под мобилизацию, силы ее ослабнут, а дел прибавится. От Тюремного комитета тоже призовут, значит участятся побеги арестантов. Начало этой заварухи я, скорее всего, буду наблюдать из Якутии. Брюн и в мирное время не справляется, а когда заговорят пушки, совсем упустит вожжи. Хоть ты останешься в департаменте, опытный и разумный человек. Советуйся в важных вопросах с Лебедевым, в случае нужды обращайся к Лерхе.
Лебедев руководил Восьмым делопроизводством департамента, этим всероссийским сыскным отделением. А Лерхе служил вице-директором. С обоими Алексей Николаевич поддерживал дружеские отношения.
До вечера сыщики обсуждали накопившиеся дела. Дав инструкции, Алексей Николаевич отправился к себе на Каменноостровский проспект. Жена сидела за газетами. Когда она подняла глаза, сыщик понял, что Ольга Дмитриевна напугана.
– Леша! Что же это делается? Австрийцы готовят маневры в Боснии, и именно в день святого Витта, скорбный для сербов. Это они нарочно?
– Думаю, что да.
– Франц-Иосиф хочет войны?
Лыков сел напротив, сбросил ботинки и перебрался в домашние туфли:
– Ее хотят политики. Причем все сразу: и наши, и ихние. Мирной жизни нам осталось всего ничего. А я уезжаю, и надолго.
– Именно сейчас?
– Да. Начальство с глузду съехало, посылает меня в Якутию почитай что до Рождества. Мелкая месть мелких людей.
– И никак нельзя повременить, а еще лучше отменить?
– Ольга! Ты же давно поняла, что значит быть моей женой. Терпи.
– Значит, нельзя…
Лыкова-Оконишникова едва не всхлипнула, но сдержалась.
– Когда ты едешь?
– Неделю на сборы мне дадут. Мы успеем обсудить, что тебе делать. Слушайся барона Таубе. Он человек военный и лучше всех знает, как себя надо теперь вести. Но кое-что сообщу тебе и я. Запоминай.
Супруга вынула из бюро блокнот и карандаш и сделала послушное лицо.
– Всю золотую монету, что есть в доме, собери и спрячь. Отныне мы пользуемся только банкнотами.
– Но…
– Почему? Золото станут потихоньку изымать из обращения. Кто? Правительство. Зачем? Это стратегический материал, он понадобится для закупок за границей необходимых оружия, огнеприпасов и прочих предметов.
– Поняла, – кивнула Ольга Дмитриевна и записала.
– Далее. Я завтра оберну пятьдесят тысяч со своего счета в золото и положу в безопасный ящик[11 - То есть в депозитарную ячейку.].
– Так много? Ты считаешь, что война продлится долго? Больше года?
Статский советник мрачно ответил:
– Тебе лучше не знать, чего я жду от этой войны. Но она будет долгой.
Лыкова-Оконишникова сморщилась, а супруг продолжил:
– Русская армия к ней не готова. Как горько острят мои друзья военные, это ее перманентное свойство. Биться с хорошо организованной германской машиной – занятие тяжелое. Убьют много людей.
– Но тебя ведь не призовут?
– Нет, я слишком старый для этого. Потом, из общей полиции по мобилизационным планам заберут примерно каждого десятого. А из сыскной – никого. Даже наши низколобые вожди понимают, что кто-то должен ловить преступников.
– А Павел и Николай? – продолжила уточнять жена.
– Они офицеры, их место в строю. Однако специфика службы сыновей такова, что в пехотную цепь командовать полуротой не пошлют. Шпионов тоже надо изымать, а еще засылать во вражеский тыл своих шпионов. Так что они сядут в штабах. Зная характеры Чунеева и Брюшкина[12 - Семейные прозвища Николая и Павла Лыковых-Нефедьевых.], уверен, что они будут рваться в боевые операции. Нам остается лишь молиться за них…
Ольга Дмитриевна уткнула карандаш в бумагу:
– Что еще?
– Рубль примется худеть, но не сразу, а постепенно. Нужно ввести экономию. Начни записывать свои расходы и смотреть, что там лишнее и где можно найти то же самое, но дешевле. Далее. Я слышал в Министерстве финансов, что с объявлением кампании в стране могут ввести временный запрет на продажу алкоголя…
– Вот давно бы так, а то ты прикладываешься к рюмке каждый день!
Сыщик пропустил слова жены мимо ушей:
– …поэтому надо запасти бутылок десять, а лучше двадцать… нет, тридцать крепкого. Я сам займусь этим завтра. Продолжаю… Когда в столицу привезут с позиций первых раненых, тут наверняка общественные силы откроют свои госпитали. Земство, Красный Крест, может быть даже частные лица со средствами. Ты не удержишься и запишешься туда сестрой милосердия…
– Непременно! – опять вставила жена.
– Поэтому можешь заранее обновить свои знания, пройти курсы или что там у вас. Скоро пригодится.
Ольга Дмитриевна записала и это.
Лыков вдруг решил:
– А поехали прямо сейчас к Таубе. Он и она умные люди и многое дополнят к моим словам. Такое время наступает, что надо держаться вместе.
Сказано – сделано. Статский советник телефонировал генерал-майору и сказал, что они с супругой хотят приехать, потолковать. Барон задал всего один вопрос:
– О чем?
– О том, что скоро настанет.
– Понял, приезжайте.
Супруга послала горничную ловить извозчика, а Лыков полез в буфет взять бутылку французского коньяка – барону такие напитки были не по карману.
Виктор Рейнгольдович и Лидия Павловна приняли гостей настороженно:
– Что произошло, если вы так внезапно по нам соскучились?
– Меня посылают в Якутию, – с порога пояснил сыщик.
– Всего-то? Ты еще и на Чукотке не был.
– Командировка продлится до зимы, и военные действия запросто откроют без меня.
Генерал прикинул в уме – не иначе мысленно глянул на карту – и кивнул:
– Да, ты можешь не успеть вернуться.
– Так быстро все начнется? – всплеснула руками Ольга Дмитриевна.
– К зиме, скорее всего, пушки уже заговорят в полный голос, – грустно ответил барон. – Эх… Доигрались наши дипломаты…
– Они-то тут при чем? – сердито перебил статский советник. – Внешнюю политику по закону определяет государь.
– Умные дипломаты должны удерживать верховного правителя от ошибочных поступков, – сказал Таубе.
– А что может быть ошибочнее войны? – возмутился гость.
Все четверо сели за стол, и разведчик продолжил:
– Это наш с тобой старый спор, Алексей. Войны неизбежны, их нельзя отменить целиком. Государства, как и люди, всегда будут выяснять отношения при помощи силы. И надо быть сильным, чтобы уметь защищать свои интересы.
Сыщик энергично возразил разведчику:
– Война войне рознь! В нашем противоборстве с турками я сам принял участие как доброволец. Мы воевали за правое дело. А резня с японцами для чего понадобилась России? Погубили кучу людей, получили взамен одни унижения…
Виктор Рейнгольдович потер культю левой руки, которую он потерял в Маньчжурии. И постарался ответить основательно:
– Война на востоке была не нужна никому, кроме кучки высокопоставленных жуликов, тут я с тобой согласен. И людей, сложивших там головы за барыши августейших лесных дельцов[13 - Конфликт с Японией начался с распри из-за лесных концессий на корейской реке Ялу. Среди тайных бенефициаров концессий были великие князья и сам царь.], безмерно жалко. Но ведь грядущая битва затевается у наших западных границ. Там решится будущее России, да и всей Европы. Нельзя ее сравнивать с японской кампанией.
– Виктор! Финансист Григорий Марченко сказал мне в Гельсингфорсе: умные люди сеют друзей, а глупые – врагов. А мы что делаем? Готовимся убивать соседей? С соседями надо торговать, а не воевать.
– Скажи это кайзеру Вильгельму, – огрызнулся барон. – Он в первую очередь заинтересован в кровопролитии, и потому делает его неизбежным.
– А мы чисты в своих помыслах аки серафимы? Не мечтаем о проливах и господстве на Балканах?
– Алексей! Где люди, там и грязь, как говаривала моя кормилица. На земле нет рая и никогда не будет. Все греховны, все ошибаются: и государи, и простые люди вроде нас с тобой. Чего ты вдруг захотел? Разумного мирного сосуществования народов? Утопия!
Мужчины замолчали, а женщины переглядывались – тон разговора им не нравился. Наконец Лидия Павловна сказала:
– Давайте лучше про Якутию. Когда ты едешь?
Алексей Николаевич ответил:
