И я… Просто на дне. Минус дно…
– Поехали, Зой… – тянется.
– Не прикасайся! – делаю широкий шаг вперед.
Муж распахивает передо мной дверь привычным жестом. Я всегда сижу рядом, он держит меня за руку, управляя машиной на автомате.
Привычный жест, еще с тех времен, когда мама и папа разрешали ему только за ручку меня подержать, и не больше того…
Но не сегодня, Митя. Я огибаю его по большой дуге и сажусь на заднее сиденье рядом с сыном, скрутившимся вниз.
Слышится резкий бит: Паша ушел в наушники.
Авто стартует. Митя бросает на меня острый, блестящий взгляд через зеркало заднего вида.
Мороз по коже от его взгляда и слов:
– Найду того, кто это вывалил. Убью.
Глава 4
Зоя
Убьешь?!
А толку?
Нашу любовь ты уже… убил…
Еще больше сердце пронизывает болью: ведь муж не говорит, мол, найду того, кто это подстроил, или найду того, кто сделал монтаж…
Он четко обозначает, найду того, кто вывалил.
Значит, было. У него с этой шкурой… было.
Аллес.
* * *
До дома едем молча. Сын так и сидит, скрутившись, едва заметно покачивает головой. Опасаюсь, что Дима двинул Пашке в порыве слишком сильно.
Вдруг болит?
Сын ростом почти под два метра, занимает большую часть заднего сиденья, но мне сейчас хочется взять его под крылышко и обнять, поцеловать в макушку, обещая, что все пройдет.
Пройдет же?
И будь Пашка помладше…
Черт, чтобы можно было с ним сюсюкаться и пообниматься, мой сын должен быть… лет пяти-семи, наверное. Не больше.
Пашка рано повзрослел, ласку принимал неохотно, закатывая глаза «Ну, ма-а-ам…». Ох, как это больно ранит материнское сердце, но я нашла подход в другом, пыталась быть ему взрослым другом.
Кажется, получилось сносно. Не супер, конечно, но…
Все же мы достигли некоего уровня доверия в этом вопросе. По крайней мере, читая родительский чат, где мамочки любили сетовать на своих чад, меня чаще накрывало мыслью: «Хорошо, что у нас не так!»
А теперь – как?
Никак, похоже.
Внедорожник мужа сворачивает на нашу улицу.
Расстояние от коттеджа, где праздновали юбилей, до нашего дома чуть больше десяти километров, но разница в погоде колоссальная. Здесь сухо и ни грамма дождя. Здесь тихий летний вечер, ночь как густые чернила, немного разбавленные молоком облаков… Яркий лунный свет ложится пятнами на землю.
Пашка выбирается из машины первым.
Дима оказывается проворным и распахивает дверь с той стороны, где я сидела. Наверное, глупо, но я предпочитаю переместить зад по сиденью и выпрыгнуть там, где вылез сынишка. Он топчется у калитки и шарит ладонями по карманам.
– Паш?
– Ключи в жилетке остались, – признает он нехотя. – Она у бабы…
– И моя сумочка… тоже у бабы осталась… Забыла.
Сумочка, телефон, кошелек, косметичка. Все-все-все…
Я убежала как ошалелая, схватила только ключи.
Виновато смотрю на сына, он выпускает воздух через верхнюю губу и наклоняется:
– Наконец-то я тоже могу сказать, а голову ты дома не забыла? – пытается пошутить.
Я должна улыбнуться, наверное, но губы застыли, словно облепленные гипсом.
– Что бы вы без меня делали? – рядом появляется Дима.
Он тоже… пошутить пытается.
Они с Пашкой иногда до того похожи, что даже шутки выходят одинаково неуклюжими!
– Даже не знаю что, – тянет сын. – Смотрели бы то безобидное видео, которое я сделал? Но ты же хотел профессиональное, блять.
Паша быкует на Диму еще и из-за того, что он проявил инициативу, хотел нарезать видео на юбилей бабушки из домашних зарисовок. Уверена, вышло бы круто! Но Дима внес свое видение – видео должно быть профессиональным, заказанным у черт-боже-какого-ахереть-невъебенного-видеографа за кучу денег.
Какая насмешка…
Топаем до дома. Под ногами похрустывает гравий. Мы собрались менять тропинки…
Будем менять или как, думаю отстраненно.
– Вышло. Весьма. Профессионально! – кивает сын, как заведенный, и вытягивает вперед руку с телефоном.
Не успеваю прочесть, но по быстро мелькнувшему экрану понимаю, что там чат какой-то, с кучей ржущих смайлов.
Вот еще одна сторона современности – в сеть утекает за секунды. Хайп набирает обороты очень быстро. Чем грязнее, тем лучше. Даже свои… охотно перемывают кости…
Тем более на юбилее были и сверстники Пашки.
И его злит. Жутко злит!
Смотрю на плечи сына, обозначившиеся углами. У него так-то выпускной… девятый класс.
Дима, хочется заорать, ты совсем идиот, да? Ты не понимаешь, что натворил?!
Пашку сильно бесит эта ситуация. Он не может смолчать, продолжая сыпать колко:
– Ты просто звезда порнхаба скоро станешь. «Старик вдул… Моща!»
– Павел. Марш. К себе! – рявкает Дима, дернув дверь дома. – Поговорим позднее.
– Перетрем? Рофлишь? Перетрем, лол. Если не блевану.
Переступив порог, Дима смотрит вслед сыну, который гигантскими прыжками направляется к себе вверх по лестнице, и немного изумленно переводит взгляд на меня.
– Рофлишь? Это что за херь такая? Он меня… матом послал, что ли?!
– Рофлишь, значит, угораешь. То есть ржешь, – поясняю. – Учи язык, на котором общается сын. Но если бы он даже тебя послал, я бы не стала делать ему сейчас замечание… Ты…
– Обосрался, маленькая. Не надо меня жалеть. Как есть говори! – решительно сжимает челюсти и шагает ко мне.
– Нет, Дима. Ты нас обосрал. Всех обосрал. Теперь мы в говне, с ног до головы, а ты… В белом костюме. С блестками.
– Зой… – тянется ко мне.
– Нет! – повышаю голос, выставив вперед ладони. – Нет! – кричу, отступая на несколько шагов назад.
Не могу видеть его так близко, чувствовать запах туалетной воды, аромат его тела.
Не могу!
Сердце кровоточить начинает, захлебывается в агонии.
Дима смотрит мрачно, его темный взгляд тяжелой тенью проносится по моему лицу.
– Надо поговорить.
– Я не хочу с тобой разговаривать.
– Но придется! – резко шагает ближе. – Мне жаль.
– Жаль? – смеюсь. – Жаль, что не только я узнала? Жаль, что узнала? Или что – жаль?! Определись!
Хотелось быть сильной в эти мгновения, но не получается.
– Давно ты ее так, крутишь-вертишь? Я ведь отель узнала, – тяну…
Я прохожу в гостиную и, только сделав несколько шагов, понимаю, что не разулась! Прошлась по светлому паркету и ковру в грязных мокрых туфельках.
Ступни кажутся невероятно тяжелыми, горят, ноги в капельках подсохшей грязи.
Вся наша жизнь теперь кажется сплошной грязью, и я, и нам… проще выпилиться, как сказал бы Паша.
Бросаю взгляд в зеркало, смеясь: я так тщательно выбирала платье. Самое удобное, чтобы, ну… понимаете, да? Такое, чтобы мужу было удобно под него пробраться, трахнуть меня хорошенько и вернуть тот благопристойный вид, который был до непристойного траха.
Дура. Такая дура.
Опустившись на диван грузно, роняю лицо в ладони. Все тело ноет, в мыслях бардак.
Кажется, во мне не осталось ни сил, ни крови – ничего! Из меня вытрясли нутро, вынули все живое. Звякает что-то…
Муж стоит рядом, наливает из графина в высокий бокал воду.
Спокойный, собранный.
Только горлышко графина позвякивает о край бокала, выдает его чувства.
Все остальное – непоколебимо. Даже внешний вид не портит.
У него разодрана рубаха. Он кое-как вытер рукой кровь, она засохла ужасной маской.
И все равно он – спокойный, красивый, мужественный.
– Выпей, – толкает мне в руки стакан с водой.
Я в тот же миг выплескиваю ее в лицо предателю.
– Понимаю, – кивает. – Заслужил. Теперь поговорим?
Он настойчиво садится рядом и обхватывает меня за плечи.
