– Да, капитан.
– Джейк. – Остин наклоняет голову.
– Так точно, капитан.
Друг в ужасе смотрит на меня:
– Если ты вдруг собираешься начать петь, то дай мне фору в несколько секунд, чтобы я надел звуконепроницаемый скафандр и превратился в Сэнди.
– О, милый, ты скорее Сквидвард, – целует его в щеку Оливия, вызывая у меня усмешку.
– Ну спасибо, Мышонок, – недовольно фыркает Остин.
Лив ставит на стол рататуй, и я в очередной раз ловлю себя на мысли, какая она замечательная и как же Остину с ней повезло. Всякий раз, когда эти двое приглашают меня на ужин, Оливия готовит что-то из овощей, прекрасно зная, что я вегетарианец. Не то чтобы я навязывал кому-то свое мнение или настаивал на том, что на столе не должно быть мяса. Нет, ничего такого. И тем не менее она никогда не забывает о том, что я его не ем.
– Лив, ты волшебница.
– Ты говоришь так каждый раз, когда приходишь на ужин, – смущается она и возвращается к кухонному островку.
– Потому что это правда! – кричу ей вслед.
– Еще секунда, и я решу, что ты подкатываешь к моей невесте. – Остин пронзает меня гневным взглядом.
– Я делаю это вот уже больше двух лет, но она все равно выходит за тебя, бро.
– Я серьезно, – выдыхает Остин. – Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на нее? Не замечаю, что ты не хочешь приходить к нам? Что ты каждый раз избегаешь Оливию?
Опешив, открываю рот.
– Ты думаешь… – свожу брови к переносице. – Что я влюблен в нее?
– Ты мне скажи.
Делаю глубокий вдох.
– Я влюблен в то, что есть у вас. Хочу так же, черт возьми, Ос. Я не могу больше видеть Элизабет. Не могу. Она приходит на каждый гребаный матч. Сидит в ЕГО футболке. Хотя должна сидеть в моей, – вываливаю на него все от отчаяния. – Я хотел жениться на ней. Кольцо, что я собирался подарить ей, все еще лежит в верхнем ящике моей тумбочки. По соседству с презервативами, – грустно усмехаюсь. – Я все жду, что она вернется, понимаешь?
Остин удивленно смотрит на меня, нахмурив брови. В его взгляде недоумение.
– Почему ты ни разу не говорил об этом? – тихо спрашивает он.
Провожу рукой по волосам и шумно выдыхаю.
– Потому что, по сути, не так важно, по какой причине я пью и сплю со всеми подряд. Главное, перестать это делать. И я понимаю, что ты не веришь в то, что я справлюсь. Никто не верит. И я, черт возьми, даже не уверен, что вообще хочу справляться. Я просто хочу уехать подальше от Элизабет. Пару месяцев без нее, пусть даже в какой-то деревне на другом конце света, – прекрасно. Даже если я останусь там навсегда, это куда лучше, чем чувствовать, как твое сердце умирает, стоит увидеть, как она улыбается.
Наступает молчание. С кухни доносится приглушенная музыка, пока Лив нарезает салат. Отвожу взгляд в сторону и смотрю в окно. Листья дуба, растущего прямо перед ним, трепещут на сильном ветру, пока по хмурому небу стремительно проносятся тучи, скрывающие свет. С губ срывается шумный выдох, и тело пронзает чувство облегчения. Я наконец-то произнес вслух то, что давно терзало меня.
– Почему ты просто не захотел перейти в другой клуб? – тихо спрашивает Остин. – Ты один из лучших нападающих АПЛ[1 - АПЛ – Английская Премьер-лига.]. Ты мог переехать куда угодно.
– Потому что я не могу не видеть ее. У меня зависимость, Ос, – перевожу взгляд обратно на него. – Только не от алкоголя. У меня зависимость от Элизабет. И если клубы анонимных алкоголиков или наркоманов существуют, то клуб, где бы собирались в кружок все те, кто все еще любит Элизабет, нет. А даже если бы было что-то подобное, я бы в него не вступил. Мне не нужна монетка трезвости. Мне просто нужна чертова машина времени, которая вернет мне то, что у нас было. И я бы не смог добровольно уехать от нее. Просто не смог бы.
– Так ты… спровоцировал отца?
Ухмыляюсь, хотя мне сейчас совсем не весело. Я смеюсь скорее от тупости и собственного отчаяния.
– Он еще долго терпел все мои выходки. Не думал, что у него такая выдержка.
– Ну прям святой отец, – цокает Остин, и я фыркаю, а затем мы оба разражаемся хохотом.
– Что я пропустила? – У стола с тарелкой в руках появляется Оливия.
– Я собирался предложить Джейку стать моим шафером на нашей свадьбе. Но ждал, когда ты вернешься.
Лив садится на колени к Остину и коротко целует его в нос. И на этот раз я даже не завидую. Я просто принимаю факт того, что у меня никогда не будет подобного, пока я болен.
И для того, чтобы порвать с одержимостью Элизабет и излечиться, я должен немного потерпеть этот чертовски неудачный трансфер.
Аминь!
Глава 2
CARYS – PRINCESSES DON’T CRY
Амелия
«Фридрих опустился перед девушкой на колени и начал покрывать нежную бархатистую кожу ее бедра легкими скользящими поцелуями. Когда он добрался до заветного места, спрятанного под полупрозрачной тканью трусиков, с губ Франчески сорвался стон, прозвучавший так дико и утробно. Этот звук распалил Фридриха, сделал его тверже. Мягким прикосновением пальцев он сдвинул кружево и в эту самую секунду впился губами в набухший бугорок…»
Бугорок?
Господи.
Закрываю книгу и со стоном откидываюсь на подголовник. Это уже четвертая книга за неделю, на которой я не могу продвинуться дальше первой же постельной сцены.
Естества, величественные фаллосы, дрожащие чресла, влажные киски, холмики удовольствия, нефритовые стержни, автоматические поршни, шелковые складочки…
Боже, спаси и сохрани.
Морщусь от воспоминаний и откладываю «Алхимию желания» на журнальный стол.
Нет, конечно, я понимаю, что о коллегах, как о покойниках, можно говорить либо хорошо, либо никак, но… Почему книги этого автора настолько популярны?
Ладно, предположим, что это просто я такая неженка, моралистка или монашка. И дело именно во мне, а вовсе не во всех этих своеобразных словечках. А еще, возможно, дело в моем затянувшемся творческом кризисе.
После того как я с позором уволилась из издательской группы «Хэвидж», мое вдохновение помахало мне ручкой и улетело куда-то далеко, может, даже на Фиджи. И, честно признаться, будь я на его месте, я бы тоже не захотела возвращаться оттуда в серый и унылый Ротенбург-об-дер-Таубер.
На календаре середина сентября, и город напоминает одно большое сизое пятно. От вида серого неба за окном хочется плакать. Хотя мне в целом сейчас хочется плакать. И не только по этой причине.
Ау, вдохновение, можешь не возвращаться, просто скажи, где и мне взять денег на Фиджи?
С губ срывается очередной стон отчаяния.
Сегодня суббота, и я собираюсь немного порыдать от жалости к самой себе, сидя дома вместо того, чтобы отправиться на работу и в рамках программы по литературе рассказать старшеклассникам школы Всех Святых о том, что «Ромео и Джульетта» вовсе не история прекрасной трагичной любви, а Ромео – самый настоящий токсик.
Хотя книга о психологических проблемах подростков кажется гораздо лучше той стопочки популярных романов, что я заказала на «Амазоне». Предполагаю, что во мне где-то глубоко прячется внутренний Ромео, ведь я, очевидно, тоже тот еще токсик.
На столике начинает вибрировать телефон, и я устало тянусь к нему, чтобы посмотреть, от кого пришло сообщение.
Мари: Ну как там твои фаллосы? Чресла задрожали?
Прыскаю со смеху от сообщения подруги в нашем общем чате под названием «Рехаб». Рядом с именем моей старшей сестры Урсулы появляются точки, говорящие о том, что она набирает текст, и уже через пару секунд всплывает сообщение и от нее.
Урсула: Сегодня влажная киска не хлюпала?
Закрываю рот ладонью, чтобы не начать хохотать в голос, ведь в соседней комнате спит моя шестимесячная племянница Анна, а затем печатаю ответ.
Амелия: Нет, девочки, сегодня был бугорок.
Мари: И все?
Урсула: Что, обошлось даже без роботизированного поршня?
Снова хихикаю в руку.
Амелия: Возможно, Фридрих обнажил его после. Я закрыла книгу на слове «бугорок».
Мари: Выходит, у тебя фобия бугорков?
На этот раз я закатываю глаза.
Урсула: Вот тебе, кстати, идея для следующей книги.
Амелия: Про боязнь бугорков?
Урсула: Ну ты же писатель. Придумай что-нибудь эдакое.
Мари: Точно! Это может быть разновидностью трипофобии.
Мой громкий смех нарушает поразительную тишину в доме. Тут же снова подношу ладонь ко рту, но поздно. Громкий плач Анны доносится из соседней комнаты.
Я прикрываю веки, а когда спустя пару минут распахиваю их, передо мной возникает недовольное лицо моей младшей сестры Хезер, держащей на руках орущего младенца.
– Мили, – начинает Хезер, и по ее тону мне становится известно, что она скажет дальше. – От тебя шума больше, чем от Анны!
Спорно.
– Прости, – шепчу я, посылая сигналы в рай, чтобы ангелы вновь усыпили младенца, но, видимо, в нашем захолустье проблемы со связью, и мои сигналы не доходят до места назначения, раз Анна все еще орет.
– Генри и так не в восторге от того, что ты живешь с нами вот уже четыре месяца! Я все понимаю, тебя уволили…
Я уволилась сама. Но напоминать об этом в сотый раз не собираюсь. Я определенно не из тех, кто любит играть с огнем.
– Хезер, я обязательно съеду, как только накоплю нужную сумму для залога на квартиру.
– И когда же ты накопишь на него? С твоей-то работой в школе! – Она делает глубокий вдох и проводит рукой по взъерошенным светлым волосам, убирая выбившиеся пряди за ухо. – Я вообще не понимаю тебя, Мили. В школьные годы ты при любом случае цитировала строки романов о любви. Затем уехала в Мюнхен, едва тебе исполнилось восемнадцать. Получила филологическое образование и устроилась на работу стажером в одно из самых престижных издательств Германии. И тут вдруг из-за каких-то глупых недомолвок с руководством ты просто берешь и все это бросаешь, а затем решаешь повиснуть у нас на шее? – Я никак не реагирую, тогда Хезер закрывает глаза и выдыхает. – Прости, Мили. Прости. Я просто очень устала. Конечно же, ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе потребуется. Забудь все, что я наговорила.
Ну, сложно забыть то, что выслушиваешь каждую неделю вот уже четыре месяца.
Я поднимаюсь с кресла, чтобы притянуть ее к себе для обнимашек, которые сейчас так ей нужны. Впрочем, мне они нужны не меньше.
– Я понимаю, что от меня много шума и проблем…
– Нет, прости. Прости. Прости. – Голос сестры доносится приглушенно из-за того, что она уткнулась лицом мне в ключицу. – Мне просто нужно поспать. Когда станет легче?
– Лет через восемнадцать, когда Анна съедет, – срывается с губ, и Хезер вдруг начинает шмыгать носом.
– Восемнадцать?! – едва ли не плачет она. Ох уж этот мой длинный язык. – Какой кошмар. Почему все эти книги по материнству не говорят о том, что будет настолько тяжело? Я так устала, Мили…
Мне хочется ее успокоить, вот только поплакать вместе с ней мне все-таки хочется больше. Склоняю голову, прижимаясь виском к мягким волосам сестры, и делаю глубокий вдох.
Когда-нибудь я снова поверю в себя и перестану думать, что я неудачница.
Но это когда-нибудь.
А пока… Пока я разваливаюсь, как «Мерседес» моего отца примерно того же года выпуска, что и я.
