– А ежели ей на руку попадёт, что делать? – на всякий случай поинтересовался Матвей.
– Ничего. Ничего ей не будет. То притирка не опасная. Даже наоборот. Ей для рук пользительно будет. Да только мало её. Хранить нельзя долго. Знал, что приедете, потому и сделал, чтобы свежую взяли с собой.
– Так может, пусть лучше руками? Руки-то материнские, – быстро предложил Матвей, вспомнив, натруженные ладони Настасьи.
– Хитёр, – тихо рассмеялся Святослав. – Ну да ладно. Пусть руками мажет. А как закончится притирка моя, Григорий пусть сюда за ней сам приезжает. Ещё дам.
– А меня посмотреть? – удивился парень.
– А чего на тебя смотреть? Как время придёт, гляну, а пока рано. Той притирки на седмицу бы хватило, – усмехнувшись, пояснил старик.
Григорий, вскипятивший самовар, внёс его в хату и, поставив на стол, повернулся к хозяину дома, вопросительно выгнув бровь.
– Добре всё идёт, – отмахнулся Святослав на невысказанный вопрос. – Главное, гляди, чтобы он ничего тяжёлого до поры поднимать не вздумал. Пусть лучше махины какие придумывает да рисует их на бумажке. После сам посмотришь, что из того сделать сможешь.
Удивлённо хмыкнув, Григорий молча кивнул и, привычно взъерошив пальцами чуб, спросил:
– Дедушка, а долго ему так?
– Это уж как батюшка рассудит, – развёл старик руками. – Ну да ладно. Я ему притирку дал, что с нею делать, рассказал. Закончится, сам за ней ко мне приедешь. Сына не тяни. Не время ещё. А теперь давайте чай пить. Мне внучка баранок свежих привезла, – весело улыбнулся старик, азартно потирая руки.
– Так и мы с гостинцами, – вспомнил Григорий и, не дожидаясь ответа, выскочил из дома.
– Это чего ж такое будет? – с заметным интересом спросил Святослав, когда кузнец внёс обратно широкую, вместительную корзину.
– А это, дедушка, и от Настасьи моей гостинец, и от Матвея придумка, – улыбнулся Григорий, выставляя на стол гладко оструганную доску, на которой, завёрнутый в чистую холстину, лежал одуряюще пахнущий пирог с ягодой. Следом кузнец выставил горшочек грецких орехов в меду.
– Вон для чего ты у меня про орешник спрашивал, – вспомнил старик, сунув нос в горшочек. – Добре, спробуем. А вы пока, вон, свежего медку лизните. Вон там гречишный, там липовый, а тут цветочный. Угощайтесь, сынки. Сам качал, – тепло, как-то очень по-доброму улыбнулся Святослав.
– Тебе Матвей рассказал, что я его наследником кликнуть хочу? – тихо спросил старик, глотнув чаю и повернувшись к кузнецу.
– Рассказал, – коротко кивнул Григорий.
– Примешь, аль спорить станешь?
– Спорил бы, коснись это чего другого. А по воинскому делу он тебе и вправду наследник выходит, – помолчав, вздохнул мастер.
– Вот за что тебя всегда и любил, Гриша, что головой думать умеешь, – одобрительно кивнул старик. – Эх, жаль, что ты весь в мастерство ушёл. Нет в тебе искры пращура твоего. Жаль. Но даст заступник, из сына твоего добрый вой получится. Пусть и без оборота, а всё одно, первому Лютому не уступит.
* * *
Спустя неделю после той поездки Матвей уже почти уверенно ползал по всему подворью, не боясь потерять сознание от боли. Нет, неприятные ощущения всё ещё имелись, но не в том количестве и качестве, что было вначале. Парень даже пытался делать мелкую работу по дому и помогал отцу затачивать различный инструмент и оружие или не спеша качая меха. Григорий, то и дело поглядывая на него, только вздыхал и мелко крестился.
Матвей отлично понимал, что кузнец тихо молится о его здоровье. Ведь самому ему ничего из уже придуманного не сделать. Ковать булатные клинки – работа не для одного человека. Эти мысли заставляли парня злиться на себя, но одной злостью тут ничего не поделаешь. Григорий же, отлично понимая реакцию сына, только качал головой, иногда негромко произнося:
– Ништо, сынок. Всякое переживали, и это переживём. В этой жизни всякое бывало. Где наша не пропадала?
В ответ Матвей только головой кивал, понимая, что ничего иного им и не остаётся. Однажды, увидев входящего в кузницу Аверьяна, парень подхватился и, вытянув из кобуры револьвер, вошёл туда следом за соседом. Увидев парня с оружием, казак только грустно усмехнулся и, покачав головой, тихо вздохнул:
– Зря ты это, Матвей. Не за тем я сюда пришёл.
– Убери револьвер, сын, – сурово приказал кузнец.
– Да я так, не понял просто, что к чему, – чуть пожав плечами, проворчал парень, осторожно убирая оружие в кобуру.
– Да я понимаю. Раз уж не смог толком сына вырастить, чего от самого ожидать, – пряча повлажневшие глаза, продолжал улыбаться казак.
– Ты прости, дядька Аверьян, – смутился Матвей, не ожидавший такой реакции от этого немолодого, сурового мужика. – Но горе, оно по-всякому на человека действует. Иной с горя и глупостей наделать может.
– Это верно, – снова вздохнул казак.
– Бог с ним. Что за беда у тебя случилась? В чём нужда, сосед? – сменил кузнец тему.
– Лопату бы мне новую, да косу, – помолчав, тихо попросил Аверьян. – Только…
– Не бери дурного в голову, сосед, – отмахнулся Григорий, моментально сообразив, в чём дело. – После рассчитаемся. А инструмент я тебе сделаю. Лопату, вон, Матвей сейчас даст, а косу завтра заберёшь. Благо теперь и железо, и сталь имеются.
– Благодарствуй, сосед, – коротко склонил Аверьян голову. – Ты уж прости, что вышло так.
– Господь с тобой, Аверьян. Одним миром живём. Не журись, поправится. За косой завтра заходи.
Кивнув, казак ещё раз поблагодарил мастера и, прихватив протянутую парнем лопату, вышел. Глядя ему вслед, Григорий устало вздохнул и, отложив клещи, снял крышку с широкого глиняного горшка, в котором была питьевая вода. Зачерпнув воды деревянным ковшиком, кузнец напился и, утирая губы ладонью, негромко сказал, укоризненно качая головой:
– Зря ты так, Матвейка. Аверьян казак честный. От него зла ждать не стоит. А что беда в его дому случилась, так это не он, это Стёпка его дурной.
– Знаю, батя. Но, как сказал уже, горе, оно по-всякому на человека действует. Бог его знает, чего ему там баба по ночам в уши льёт.
– Тоже верно. Но нельзя так. С оружием на родича.
– Какой же он нам родич? – не понял Матвей.
– В станице мы почитай все родичи. Не по крови. По жизни.
– Помню, – спокойно кивнул Матвей. – Да только в меня с мамкой тоже ведь родич стрелял. А к слову, что с ним сталось-то? Я ведь так и не спросил по сию пору. Не до того было.
– А нет его боле, – мрачно вздохнул мастер.
– Как нет? Куда ж он делся? Ведь, ежели прогнали, он может и месть затеять. Тогда нам особо осторожными быть потребно, – моментально насторожился парень.
– Не нужно, – всё так же мрачно качнул Григорий головой. – Как он выстрелил, так Елисей у него кнутом пистолет выбил, а после тем же кнутом и удавил.
– И что, никто не вступился? – продолжал допытываться Матвей.
– Совсем сдурел? – тут же возмутился Григорий. – Это же не просто убийство было. Это казнь, за то, что посмел на своих оружие поднять. К тому ещё и на бабу. Он ведь не в тебя, он в мать целил.
– Я помню, – коротко кивнул Матвей. – А Аверьян что же? Стоял и смотрел?
– Держали его, – помолчав, честно ответил кузнец. – Как кнут на шее сына захлестнуло, он было кинулся выручать, да казаки скрутили. Не дали против закона пойти. И то сказать, всё одно б удавили. Подлое это дело, на своих оружие поднимать. К тому же, Стёпка это уже второй раз делал. После уж водой его отлили, да спиртного стакан разом выпить заставили, чтоб отошёл малость.
– Выходит, дядька Елисей за палача Стёпке стал? – помолчав, высказался Матвей.
– От ведь дурень, прости господи, – снова выругался кузнец. – Елисей в той замятне вас спасал, да дело облегчал. И Аверьяну тоже. Не пришлось ему позор принимать, кабы сына на большой круг потащили. Конец-то всё равно один. Аверьян потому и за инструмент теперь заплатить не может. Всё, что в кубышке было, на поминки да молебны отдал, чтобы хоть так грех его замолить.
– Я понял, батя, – помолчав, кивнул Матвей.
– Что понял?
– Всё. А главное, он теперь не станет нам мешать.
– Ты о ком сейчас? – насторожился кузнец.
– О Стёпке. О ком ещё, – отмахнулся Матвей. – Это ведь он один из тех, что по станице воду мутят, про меня дурь всякую придумывая.
– Знаю, – кивнул Григорий, заметно помрачнев.
– А дядьке Елисею за ту смерть ничего не будет? Коситься на него не станут? – на всякий случай уточнил Матвей.
– Ничего, – решительно отмахнулся кузнец.
– Выходит, он всё по закону сделал? – продолжал допытываться парень.
– По нашему закону, – кивнул Григорий. – Ты не забывай, Матвейка, что у нас свой закон. Казацкий. И порой он посуровее государственного будет. Нас потому службы всякие имперские особо и не достают. Знают, что со своих мы строже спрашиваем. Сами.
– С Терека, как с Дону, выдачи нет, – понимающе усмехнулся Матвей, вспомнив слова, сказанные одним из старшин жандармскому подполковнику.
– Верно. И не забывай того, – наставительно кивнул Григорий.
– Ну, раз так, давай тогда косу ковать, – улыбнулся парень.
– Ну, коваль из тебя пока… – грустно усмехнулся кузнец.
– Ну, хоть клещами придержу, а ковать ты станешь, – вздохнул Матвей.
– Добре. Сейчас заготовку подберу, – чуть подумав, согласился мастер.
Порывшись в запасах, Григорий вытянул из кучи железа подходящую полосу и, подсыпав в горн угля, сунул в него заготовку. Матвей, встав к мехам, принялся качать их. Сильно и равномерно раздувая пламя. Выждав, когда полоса металла нагреется, кузнец сделал сыну знак, и Матвей, подхватив заготовку клещами, одним слитным движением переложил её на наковальню.
Григорий взмахнул средним молотом, и кузня озарилась вспышкой искр. Начерно проковав косу, мастер отобрал у парня клещи и, сменив инструмент, принялся выводить режущую кромку. Теперь ему и одному работы было на пару часов. К вечеру новая коса была готова. Плавно опустив её в масло для закалки, Григорий дождался, когда она остынет, и, оглянувшись на сына, улыбнулся:
– Всё, Матвейка. Утром отобьём её, заточим, и будет Аверьяну новый инструмент. Гаси горн. Вечерять пора.
Кивнув, Матвей старательно разворошил угли, давая им прогореть, и, прикрыв на всякий случай заслонку, принялся собирать инструменты. Умывшись из бочки, они прошли в дом, где Настасья уже накрывала на стол.
Утром, выбравшись во двор, Матвей прошёлся по хозяйственным постройкам и, убедившись, что тут и без него всё в порядке, снова поплёлся в кузню. Сидеть без дела не позволяла деятельная натура парня. Григорий, едва увидев сына, понимающе усмехнулся и, откладывая молоток, проворчал:
– Ну чего ты маешься? Шёл бы в хату. Всё одно тебе пока дел по плечу и нет вовсе.
– Знаешь же, батя, не могу я просто так сидеть, – буркнул парень, усаживаясь на чурбачок, заменявший им в кузне табурет.
– Знаю, сын. Да только нельзя тебе пока спину напрягать.
– Помню я, что дед Святослав говорил, – отмахнулся Матвей. – Я уж голову себе сломал, придумывая, чем заняться. Вон, Буян совсем уже застоялся, а мне его и не погонять толком.
– За то покоен будь, – рассмеялся кузнец. – Я его то и дело в оглобли ставлю. Жеребец сильный, так что груза прёт больше, чем иная пара вывезет.
– Ну, хоть так, – махнул Матвей рукой, отлично понимая, что иного способа регулярно тренировать жеребца пока просто нет.
Не мать же в седло сажать, для прогона. А самому кузнецу было не до того. Дело шло к зиме, и станичники торопились поправить сельхозинструмент и оружие. Помолчав, Матвей с интересом посмотрел на отца и, усмехнувшись про себя, тихо попросил:
– Бать, а расскажи про пращура.
– Это про первого? – удивлённо уточнил кузнец.
– Ага. А то мне все его поминают, а я толком и не помню ничего. Перед людьми стыдно.
– Так, а чего тут рассказывать? – проворчал Григорий, почесав в затылке. – Был такой казак, характерник. Пластуном в войске казачьем служил. От него весь род наш и пошёл.
– А давно это было?
– Так ещё до того, как на Русь греки с верой христианской пришли. В то время по этим степям хазары кочевали. Вот с ними они тут и резались.
– А как он характерником стал?
– А вот про то только он да пращур наш ведает, – решительно отрезал кузнец.
– А как он вообще в этих степях оказался? – не унимался Матвей.
– Так не помнит уж никто, – смутился Григорий. – Был разговор, что прежде он в княжеской сотне служил. Десятником стал. А после чем-то не угодил тому князю. Тот велел его в железа заковать да казнить после, а Елисей пробился на коня и ходу. Так и ушёл. Ну, а после уж в эти места пришёл и к ватаге местной прибился. Тут ведь в те времена всякого народу хватало. И ногайцы, и хазары, и просто беглые из всех концов Руси-матушки. Про горцев и поминать не стоит. Они тут от создания времён жили.
– Выходит, он изначально воином был? – уточнил парень.
– Был такой разговор. А после, когда тут осел, бабу себе нашёл, оженился, и род наш от него пошёл.
«Что-то я не помню, когда на Руси князья появились, – проворчал про себя Матвей, ероша чуб. – До крещения или после? Вроде до. Ну да. Тут в каждом поселении больше десятка дворов свой князь был. Потому всякие неприятности и случались. Поселений много, князей ещё больше. А богов всяких целый пантеон. Вот и резались, кто круче и чей бог сильнее. Крещение потому и устроили, чтобы хоть от этой проблемы избавиться. А то под каждой ёлкой своему идолу молились и свои обычаи блюли».
– Бать, а в пращура тогда многие верили? – осторожно поинтересовался парень.
– По-всякому было, – едва заметно усмехнулся кузнец. – Но Елисей в него верил. Он громовую стрелу носил. Такие только те воины носить могли, кто ему посвящён был. Вроде как божий воин. У них и обычаи воинские свои были.
– Громовая стрела, это оберег из кремня? – уточнил Матвей, судорожно роясь в памяти.
– Она, – кивнул Григорий. – Мне её не носить. Крещёный я. Да и тебе не надеть. А вот в прежние времена, бывало, что её вместе с крестом носили.
– И что? Попы это терпели? – заинтересовался парень.
– По-всякому бывало, – усмехнулся Григорий. – Иной раз смолчат, а кто из попов погонористее был, так норовил епитимью наложить. Да только проку с того мало было. Вои, они завсегда своим укладом жили. Да и князья тому не особо противились. Понимали. Вой без особой веры слаб.
