– И ещё как наводит, – согласилась Мьюза. – Или дело действительно связано с тайнами Колдовского ведомства, или твой дядюшка думает, что связано. Я пару раз сталкивалась с такими делами – когда люди боялись раскрыть свои секреты и мешали нам. И, сами того не ведая, покрывали преступников. В нашем случае очень важно понять, связано или нет. В первом случае мы отступим. Можно договориться с твоим дядей, чтобы он нашёл способ обелить имя мастера Фьераса, иначе детям здесь житья не будет. А вот если у нас второй случай… Вот тогда надо работать.
– Если дядя снова на тебя посмотрит, не обращай внимания, – посоветовал Дьянар. – На самом деле он хороший человек. Уж сколько раз я влипал в неприятности, он мне и слова не сказал. И в беде ни разу не бросал. Вытаскивал за шиворот из любого болота, смотрел, но хоть бы раз отругал. Хотя я ему дальний родственник, всего лишь внук его троюродной сестры. Только иногда ворчал, что я безнадёжен – никогда не поумнею и не остепенюсь. Он не сделает тебе ничего плохого.
Мьюза его уверенности не разделяла – хотя бы потому, что глава Колдовского ведомства вынудил её отказаться от любимой работы, – но возражать не стала. Друг мыслил иными, более простыми и жёсткими категориями. Жива-здорова – значит, всё хорошо.
Повисла тишина, наполненная шумом листвы, робким щебетом одинокой птахи и далёкими голосами гуляющих людей. Оба сыскника, уставившись перед собой, обдумывали разговор и полученные сведения.
– Каков план действий? – наконец спросил Дьянар.
– Не ходи пока к мосту, – тихо ответила Мьюза. – Подожди, пока я не разберусь с дневниками мастера Фьераса. Если потерянное лежит в протоках годами, то оно никуда не исчезнет за пару дней. Не стоит… – она запнулась.
– …тревожить то, что обитает под мостом? – Дьянар прозорливо прищурил карие глаза. – Давай уже начистоту. Ты знаешь о призраках, Мью, потому что давно замужем за парнем, который, да, не колдун, но наверняка имеет в родне южных колдунов. Видящих и слышащих призраков. Работающих с ними. И я, как ни странно, тоже имею соответствующих родичей по материнской линии. И как сыскной колдун считаю, что мы должны изучать всё – и пепельное колдовство островных, и песчано-призрачное колдовство южан. В нашем деле надо быть готовым ко всему. Я в курсе. И тоже давно думаю, что Страшного моста боятся совсем не из-за его запущенности. Если мастер Фьерас действительно изучал мост, он мог кое-что растревожить. Или же так совпало, что оно само не вовремя растревожилось. И ты боишься, что оно до сих пор бдит. До сих пор опасно.
– У меня ещё и сестра – служительница храма реки Чёрной, – напомнила Мьюза. – И, знаешь, Дьян, чем чаще я сейчас думаю о мосте, тем больше вспоминаю сказки сестры, которые могут оказаться вовсе не сказками. А скрытыми предупреждениями. Давай разберёмся с насущным. А за мост возьмёмся, только если вообще всё упрётся только в него. Ты добудешь дело мастера Фьераса или хотя бы выписку из него, а я изучу дневники. Раз колдовство мастера слабеет, дети могут найти ещё не один тайник. Поторопившись, мы действительно можем растревожить то, что тревожить не следует. Для начала я бы разобралась с известными вещами. Не было ли у Тьёна недоброжелателей. И не баловался ли мастер Фьерас запрещённым колдовством на пустынной набережной – которое, кстати, Тьён и мог увидеть. А уже потом… остальное.
– Но ты не против, если я тряхну ведомства по поводу моста? – уточнил Дьянар.
– Нет, тряхни их по поводу легендарных и опасных мест Синедолья, – предложила Мьюза. – Ты же известный чудак, все знают, что ты любишь странные и загадочные дела. Не говори о Страшном мосте – не намекай. Люди умеют думать и складывать дважды два.
– Понял, – кивнул Дьянар и встал. – Ещё кружок по парку?
– А потом мне за продуктами надо, – Мьюза тоже встала и расправила юбку.
– Здравствуй, холостяцкая жизнь и пустой «холодный» шкаф? – ухмыльнулся Дьянар. – Пошли. Помогу.
Мьюза очень любила мужа и была счастлива в браке, но иногда жалела, что встретила его раньше, чем Дьян вырос – когда она выходила замуж, ему едва исполнилось шестнадцать. С годами разница в возрасте стёрлась, и она рассмотрела, каким вырос старый друг – надёжным спутником, серьёзным в сложных обстоятельствах, весёлым и забавным в обычное время. Когда он устанет от сыска и одиночества, кому-то очень повезёт.
Но пока Дьянар в сыске, что радует. Она бы не рискнула браться за это проклятое дело одна.
Глава 3: Мастер Фьерас
Утро врывалось в спальню потоками солнечного света и свежим сырым ветром с полей. Мьюза поморгала и села на постели. По спальне пронёсся таинственный шорох. Дневники… Она так и уснула за чтением очередного, четвёртого и предпоследнего дневника мастера Фьераса.
Часы показывали десять с хвостиком. В «холодном» шкафу стыли вчерашние пироги – уже не такие вкусные, конечно, но всё равно манящие. И да, дневники. Мьюза выудила из складок одеяла свои выписки и сразу вспомнила, где остановилась – последняя четверть последнего дневника, последние двадцать пять страниц.
А на прикроватной тумбочке чернела почтовая лужа с запиской. Дьянар отчитался об успешно начатой проверке дел Сыскного ведомства и о встрече с детьми погибшего мастера. О цене они сговорились, об отчётах по делу – тоже.
День начинался неплохо. Осталось… смириться с неизбежным.
Мьюза встала, закуталась в халат и поплелась в ванную. Из-за непривычного недосыпа тело было ленивым, зато голова уже заработала. Хотя – нет, она не прекращала работать со вчерашнего вечера. И не уймётся, пока в деле не будут поставлены последняя точка, дата и подпись. И печать «Дело раскрыто». Это проклятье всех увлечённых людей – раз попал в поток, то уже не выбраться. Только плыть до конца и надеяться, что выживешь и не свихнёшься.
Или не увлечённых, а, как говорила Эшья, замороченных. Ну и ладно.
Умывшись, она вернулась в спальню, собрала дневники и, на ходу просматривая свои заметки, спустилась на кухню. Пока всё складывалось в пользу её версии – хоть снова в Сыскное ведомство обращайся… Да только Мьюза хорошо знала начальство – и главу ведомства, и главу отдела убийств. Никто не рискнёт браться за это дело, пока главный городской колдун против. А чтобы перетащить его на свою сторону, дневников покойного мастера мало. Нужны твёрдые доказательства того, что секреты Колдовского ведомства ни при чём.
Родичи мужа, южные колдуны, использовали для заклятий песок, коим исправно снабжали всех желающих. И Мьюза тоже давным-давно наловчилась использовать в быту именно песок, хотя Дьянар так же исправно снабжал подругу склянками с речными заклятьями. Песок ей нравился больше – тёплый, искристый, загадочно и успокаивающе шуршащий. И бить склянки не нужно – высыпал из нужного мешочка горсть, и всё.
Она заглянула в буфет и хмыкнула – заклятого южного песка здесь больше, чем продуктов… В кладовых, в общем-то, тоже. Как и в подвале. Мьюза рассыпала по столу песок, поставила на него сначала чайник, потом тарелку с пирогами. И уже через пару минут с аппетитом доедала пироги, запивая их горячим чаем и попутно дочитывая дневник.
Мастер Фьерас писал убористо, сухо, скупо, часто пользовался сокращениями. Вчера Мьюзе потребовался час, чтобы составить словарик сокращений и привыкнуть к ним, а сегодня она читала уже без словаря. Внимательно прочитывала каждую страницу, иногда откладывала дневник в сторону и обдумывала сведения, делала пометки.
Нет, решительно жаль, что мастер был таким скрытным и дневники всплыли так поздно… Или всё же вовремя?
Когда и с завтраком, и с чтением было покончено, Мьюза убрала свои заметки в сумку, а записи отнесла в подвал, к папке с восстановленными (и, естественно, быстро найденными в том самом подвале) документами. А после вернулась в спальню, быстро переоделась и привела в порядок волосы. И отправилась на прогулку.
В движении и на свежем воздухе ей особенно хорошо думалось.
***
Мастер Фьерас был не столько вспыльчивым, сколько крайне нервным. Если его что-то беспокоило, он немедленно срывался на окружающих. Причём неважно, что именно это беспокойство вызвало – больной зуб, остывший чай или же внезапный дождь с утра; неважно, кто находился рядом – дети, подчинённые или же совершенно незнакомые люди. По малейшей причине все получали с одинаковой силой. За год до смерти мастер признал в себе чрезмерную нервность и начал с нею бороться.
Потому что женщины бросали его одна за другой. Потому что желанную должность, к которой он шёл несколько лет, сменила должность ненавистная. И потому что дети находились на грани полного разрыва отношений с отцом – Рьёш прямо сказал, что как только сестра окончит училище, он заберёт её и увезёт подальше. От родного отца подальше.
Всё это сработало – мастер Фьераш писал, что после слов сына он будто протрезвел. Будто с него какое-то проклятье сняли. Мастер сразу же рванул в ближайший храм, упал перед служительницей на колени и попросил сделать что-нибудь с его дурной душой. Служительница (в коей Мьюза немедленно заподозрила Эшью – её храм находился в Еловом квартале) терпеливо его выслушала, успокоила, велела приходить каждый день в назначенное время и за несколько встреч вытянула из мастера всё необходимое.
Путём нехитрых разговоров служительница определила, что мастер Фьерас всю жизнь находился не на своём месте – по сути жил не своей жизнью. С самого детства он делал то, что от него требовали родители (которые, само собой, желали только добра) – женился рано и на ком посоветовали, устроился в Колдовское ведомство и устремился к секретным разработкам как к самой почётной и оплачиваемой должности. И она предложила простейшее решение – начать жить для себя и заняться тем, чем хочется.
А мастеру с юности не давали покоя загадочные места Синедолья и его окрестностей – Страшный мост, Поющие развалины, Чёрная зыбь. Всего их было с десяток, но, например, о том, чем на самом деле пугает – и отпугивает – тот же Страшный мост, знали разве что служители храмов (и то это ещё проверить надобно). И с благословением служительницы мастер Фьерас (даром что в архиве с недавних пор служил) занялся любимым делом – раскопками.
Записи полугодичной давности пестрели краткими изложениями легенд и восторгами мастера – беспокойство, которое не давало ему житья, унялось. Испарилось. Прошло всего ничего, а человека как подменили. Мьюза заметила, что даже его почерк изменился, даже стиль изложения. Мастер Фьерас стал спокойным, рассеянным, задумчивым. Изредка, конечно, мог рявкнуть, но лишь если его совсем уж нагло отвлекали от работы.
Глава Колдовского ведомства заметил перемены и предложил вернуться. И за неделю до смерти мастер Фьерас мучительно размышлял, а стоит ли. С одной стороны, ему действительно нравился отдел секретных разработок – он давал доступ к тайнам, легендам и всему загадочному. А с другой – мастер боялся потерять желанные равновесие и душевный покой, потому что работа в отделе отнимала всё свободное время.
И он так и не определился. Всю последнюю свою неделю он бродил вокруг Страшного моста и слушал себя – куда больше потянет, в отдел или?.. Вот что мастер делал у моста даже по ночам – пытался выбрать. И уж точно он не собирался ни убивать, ни умирать. И ничего запретного просто так, опыта или шалости ради, не использовал – в последние пять лет точно. Швырнуть злое слово – да, это завсегда, даже без причины, швырнуть опасное заклятье – никогда, даже по веской причине. Вне опытных комнат Колдовского ведомства или своего подвала мастер использовал только обычные и общеизвестные заклятья. А незадачливого воришку мог и голыми руками скрутить – сильный мужчина был, боевитый.
Он просто хотел выбрать – старый путь или новая дорога. А Тьён… А Тьён просто закачивал уборку вверенной ему территории. И ничто в этот вечер не предвещало неприятностей – но надо же, как печально сплелись судьбы двух людей, которые очень хотели жить…
Последний день жизни мастера Фьераса целиком восстановить не удалось. Он, встав как обычно, в семь утра, сделал (как стало известно вчера) последнюю запись в дневнике – всё о том же мучительном выборе «между» и стремлением снова сходить к Страшному мосту. Дети говорили, что, едва проснувшись, мастер на час скрылся в кабинете и чем-то там шуршал, а потом быстро умылся, проглотил завтрак, переоделся и ушёл – неспешно, пешком, чтобы погулять перед работой.
Ровно в девять мастер появился на своём рабочем месте и (по словам трёх сотрудников) весь день копался в старых папках. Сразу после своего «отрезвления» он велел сотрудникам найти всё о загадочных местах, и ему притащили с полсотни папок. Потом, когда они были отработаны, ещё столько же. Каждую папку он изучал неделями, восстанавливая стёртые записи и рисунки, переводя древние тексты на современный язык и размышляя. Примерно за луну до гибели он получил третью порцию папок и упоённо копался в них с утра до позднего вечера, частенько пропуская обед.
В тот вечер мастер Фьерас тоже ушёл с работы поздно – примерно в полдевятого вечера. По словам дежурного, уходил он довольным, рассеянным и каким-то помятым. То есть не к женщине – на свидание он всегда отправлялся серьёзным, собранным и в новом костюме. А когда дежурный в шутку спросил, чего это мастер весь в пыли, тот лишь отмахнулся и заметил (дословно), что на прогулке успеет десять раз умыться. И бродил он где-то до десяти вечера.
Обычно именно в это время Тьён заканчивал основную работу и приступал к уборке набережной. И в тот последний вечер именно в это время Тьёна и видели выходящим из кольцевого парка. Примерно в начале одиннадцатого он добрался до набережной и на участке «Еловый мост – Страшный мост» столкнулся с мастером Фьерасом. И кто пришёл первым – об этом сыскники, скорее всего, уже никогда не узнают.
А вот о том, что же всё-таки случилось с колдунами, Мьюза постарается узнать. Очень постарается.
***
В центральном парке, несмотря на разгар рабочего дня, было всё так же многолюдно и шумно – многие вновь воспользовались солнечной погодой и пришли пообедать на свежем воздухе. Мьюза решительно пресекла попытки внутреннего голоса увести её за пирогами и свернула на неприметную тропинку, уходя от обедающих и гуляющих.
Минут через пятнадцать, когда голоса затихли, она села на скамейку под старым дубом, достала из сумки свои заметки и пролистала. Хорошо бы уточнить личность мастера Фьераса – у его женщин. Хотя бы у двух последних – третья его бросила, а с четвёртой всё складывалось хорошо и вело к свадьбе. Мьюза нашла выписанные имена и адреса.
Рябиновый квартал, сто третий дом, Гьюра, колдунья и сотрудница Колдовского ведомства – мастер Фьерас встречался с ней всего полгода и в итоге был со скандалом изгнан из её жизни. Колючий квартал, шестьдесят пятый дом, Чьята, женщина без дара и сотрудница Речного ведомства. Мастер Фьерас познакомился с ней по работе – запрашивал в архиве речников сведения о загадочных местах Синедолья. Слово за слово, обед за обедом – и вот он уже задумался о женитьбе.
Год назад у них не было точных сведений о связях мастера. Теперь же благодаря дневникам есть и сведения, и имена, и адреса.
Что дальше?
Имеет ли она право тревожить женщин? Захотят ли они рассказывать о покойном – личное? Не поползут ли потом слухи о возобновлении дела? А ещё остро нужен колдун – у неё со времён отстранения нет ни одной склянки с сыскным заклятьем, а одно точно нужно – заклятье правды. И оно, кстати, не сыскное.
Мьюза поколебалась, но достала из сумки склянку почты, блокнот и песчаное перо, которое не требовало чернил, – подарок южных колдунов. Дьян занят – у него проверка, значит… Она быстро написала и отправила записку Рьёшу. Тот ответил быстро: «Свободен. Где встречаемся?» И Мьюза снова полезла в сумку – за картой города.
Названия улиц в Синедолье не прижились – только названия кварталов, которые раскинулись вдоль берегов рек Лунной и Чёрной. Первые поселенцы захватывали большие участки, но когда колдуны подсушили болотистую землю и выяснилось, что она на редкость плодородна – по два урожая в год, несмотря на короткую весну и ещё более короткую осень, – в Синедолье хлынули земледельцы и просто дельцы.
Появившееся в то время Городское ведомство в конце концов намекнуло, что пора делиться, и предложило выкупать доли участков. И так между домами номер один и номер два появлялся, например, дом номер восемьдесят шесть, а между домами три и четыре – дом номер двести пять. И запомнить это, конечно, невозможно, даже если годами носишься по городу сыскной ищейкой. Она даже по родному Дубовому кварталу иногда с картой ходила.
Мьюза отметила на карте нужные дома, запомнила номера причалов, написала Рьёшу и убрала бумаги в сумку. Всё, теперь бегом работать, пока опять не накрыло сомнениями. Дело закрыто незаконно, а значит, она по-прежнему ведущий сыскник. У неё и документы с собой.
***
– Мы ни с одной знакомы не были, – сообщил Рьёш. – Знали, что отец и мать жили вместе… потому что дети. Потому что так надо. Он и не скрывал облегчения, когда мама пропала. И уже через луну начал по вечерам исчезать из кабинета. Скрывал от нас, делал вид, что работает, но сестра как-то заглянула к нему на ужин позвать – а кабинет пустой. А через какое-то время он опять работал, а потом опять стал исчезать – тихо уходил из кабинета протокой, тихо возвращался. Иногда поздно вечером, иногда перед завтраком. Так мы за три года насчитали четверых женщин. И только с последней… Мне кажется, он готовился нас знакомить. Иногда заговаривал за ужином, что дому нужна хозяйка, что мы уже взрослые… ну и всё такое.
– А вы заметили, что в последний год ваш отец изменился? – Мьюза старалась смотреть куда угодно, только не на Рьёша.
Он говорил спокойно, сухо, сдержанно… но ведь всего лишь год прошёл.
– Мы редко виделись, – Рьёш пожал плечами. – Может, и изменился. Мы оба учились – у Тильи училище, у меня практика у наставника, – и уходили раньше, чем он вставал. А вечером отец или поздно возвращался, за полночь, или вообще ночевал не дома. Но соседи на него жаловаться перестали, это да. Обычно они жаловались сестре – она умела успокоить отца. А в последние полгода точно не жаловались – ни разу.
– А мама? – осторожно спросила Мьюза. – Я не успела посмотреть материалы её дела… Не нашли?
– По крови искали год – пусто, – Рьёш качнул головой и вдруг улыбнулся. – Отец лично искал – и известными методами, и своими разработками. Но мне почему-то кажется, что она жива. Просто сбежала от отца. И живёт сейчас где-нибудь… далеко. От колдовского поиска можно спрятаться, если очень захотеть. В дневниках отца я нашёл три новых и проверенных способа. Он изобрёл их до маминого исчезновения, а она была сильной колдуньей. Могла использовать.
А Мьюза подумала, что нет. Что, скорее всего, женщина мертва. О Тьёне и мастере Фьерасе писали не только местные газеты – из других городов журналисты приезжали. Больно интересный и необычный случай. Весть за пару лун разнеслась по всем крупным северным городам точно. И если бы мать была жива, она бы вернулась к детям… или она не мать. Или её разум помутился.
Но если детям так проще… пусть верят.
Кстати. Подшивки старых газет. Журналисты в Синедолье копались долго, а приезжие главу Колдовского ведомства не боялись. Могли нарыть что-нибудь любопытное.
Рябиновый квартал уже цвёл красными гроздьями, намекая на раннюю осень. От причала широкая рябиновая аллея вела сразу в кольцевой парк – на следующую рябиновую аллею. От которой разбегались тонкие тропки, виляя между жёлто-красными цветниками и теряясь в рябиновом парке. Мьюза ещё в лодке начертила и запомнила короткую дорогу к дому Гьюры. Она уверенно свернула на третью тропку и первой отправилась к следующей аллее, за которой пряталась первая и самая длинная улица. А им нужная вторая.
– Вы так уверенно идёте… – протянул Рьёш. – Гьюра дома? Вы уверены?
– Да, – Мьюза быстро шла по извилистой тропинке, огибая клумбы с белоцветами. В воздухе дрожала серебристая пыльца и стоял тонкий свежий аромат. – Я вспомнила эту колдунью – половина нашего отдела у неё амулеты заказывала. Очень качественно работает. Я ей написала, и Гьюра ответила, что уже лет пять работает дома – амулетчикам можно. Просила приходить в любое время.
– Она наверняка знает, чей я сын, – заметил Рьёш. – И всё поймёт.
– И к лучшему – не будем ходить вокруг да около.
– А вторая? Чьята?
– Должна быть дома. Я на свой страх и риск написала в Речное ведомство, и оттуда ответили, что Чьята на больничном – уже пятом в этом году. Через три дня ей выходить на работу, значит, состояние позволит побеседовать.
Рьёш глянул на неё искоса:
– А как у вас с амулетами и склянками? Почты и прочими? Вы скажите, я всё сделаю. У Тильи учёба, а я отпуск взял и свободен. Когда надо, помогу лично, а если не надо мелькать – то склянками.
– Посчитаю сегодня вечером, сколько осталось, и напишу, если надо, – кивнула Мьюза. – Спасибо.
Это парень верно подметил – про надобность… В разгар работы защитные амулеты и склянки с заклятьями разлетаются моментально, а Дьянару точно в ближайшее время будет не до них.
Они быстро пересекли следующую аллею, прошли по извилистой тропинке и выбрались на первую улицу Рябинового квартала – оживлённую, тенистую. Тропинка ныряла между близко стоящими домами – чем ближе к реке и причалам, тем меньше у обитателей улиц были сады, тем чаще отсутствовали ограды и тем теснее жались друг к другу строения.
Мьюза быстро посмотрела на номера домов – слева, пузатый, двухэтажный и закутанный в плющ, имел номер три, а справа, трёхэтажный и узкий, похожий на башенку, с блестящей цветной черепицей, имел номер семьдесят восемь.
Отлично. До сто третьего дома рукой подать.
– Вы ещё не нашли Пустоцвета? – Мьюза первой пробралась между близко растущими рябинами.
– Почему же, нашли, – Рьёш по-прежнему следовал за ней. – Сегодня утром. А чего тянуть? Он и не прячется, его каждый здесь знает. О цене договорились, а вот о времени пока нет. Очень занят. Но он заинтересовался и пообещал помочь, как только разберётся с последним делом. Он странный такой… мелкий. Южанин-полукровка?
– Скорее всего, – Мьюза первой ступила на широкую улицу, – хотя по виду северянин – светлые волосы, светлые глаза. Но да, для нас Пустоцвет слишком маленький. И не удивлюсь, если к южному росту прилагаются южный дар и управление призраками.
– То есть они всё-таки существуют… – пробормотал парень.
На Севере было принято верить лишь в одного призрака – духа-хранителя Лодочника, который сновал по колдовским рекам между Миром живых и Миром вечных вод, доставляя сюда души тех, кому вскоре предстояло родиться, и увозя отсюда души умерших.
– Я тебе больше скажу: некоторые призраки надолго застревают в мире живых, впитывают силу своей земли и колдуют – или речной водой, или песком. Южане их или видят, или слышат, а вот для нас призраки невидимы и могут быть очень опасны. И это правда.
– А Тилья чует слежку… как и вы, – Рьёш поравнялся с Мьюзой и прямо спросил: – Что в нашей истории делают южане?
– Очень правильный вопрос, – Мьюза понизила голос. – Это могут быть и мои родичи по мужу – там хватает южных колдунов. Которые присматривают на всякий случай, потому что мой муж очень переживал, как бы эта история с отделом секретных разработок и молчаливыми угрозами главы Колдовского ведомства не аукнулась неприятно… всем нам. А может быть что-то иное. Но мы это трогать пока не будем. Разберёмся для начала с известным и обычным.
По улице плыл запах свежей выпечки. Возле булочной шло непрерывное пёстрое волнение – одни покупатели выходили, вторые заходили, третьи выстраивались в беспокойную очередь. И такое же волнение наблюдалось через дорогу, у кондитерской, где извилистый «хвост» очереди заполнял тротуар и преграждал часть дороги.
– Сегодня утром тут ещё хуже было, – шепнул Рьёш. – Новая кондитерская, второй день работает. Всем интересно, что дают. Давайте я вперёд пойду.
Мьюза совсем отвыкла от людских толп – она выбиралась в лавки или на прогулку, когда большая часть синедольцев работала, и нечасто уходила далеко от своей тихой окраины. А Рьёш, напротив, работал в самом большом и оживлённом квартале – Осиновом, где находились все ведомства города. Он шёл сквозь толпу как нож сквозь подтаявшее масло, быстро и уверенно. А Мьюза следовала за ним, поглядывая на номера домов.
Толпа и не думала кончаться – очередь у цветочной лавки, у портновской, у овощной, у чайной… И в середине рабочего дня! Хотя не все же работают как сыскники – почти круглосуточно и чаще всего без обедов в положенное время.
А вот и нужный дом… Между громоздкими трёхэтажными старинными зданиями с лавками на первых этажах втиснулся крошечный одноэтажный домик, спрятанный в зарослях рябин, со входом со стороны кольцевого парка.
– Сюда, – она дёрнула парня за рукав рубахи и свернула к домику.
– А может, мне тут подождать? – отчего-то смутился Рьёш, подотстав. – А ну как… спугну?
– Глупости, – Мьюза уже поднялась по ступенькам. – Спугнёшь, если Гьюра в чём-то виновата. А если нет, она будет рада тебя видеть. Хочешь поспорить?
Рьёш воздержался и правильно сделал. На стук дверь сразу открыла очень красивая женщина – лет сорока пяти, высокая и стройная, со светлыми кудрями до плеч и тонкими чертами лица. При виде Рьёша она сразу всё поняла – серые глаза подозрительно заблестели.
– Так вот зачем вы на самом деле… – Гьюра кашлянула и достала из кармана светло-зелёного платья носовой платок. – Дело снова открыто?
– Нет, – честно ответила Мьюза. – Мы им занимаемся… тайно. Здравствуйте. Меня зовут Мьюза, и год назад я вела дело об убийстве Тьёна и самоубийстве мастера Фьераса. Я не верю ни в первое, ни во второе, но…
