Правда, нашей тюнингованной «Милке» слегка досталось. Мы только на прошлой неделе отреставрировали ей реснички на фарах, и подкрасили красные бока в чёрный горох, после встречи с каким-то вандалом, не любящим девичьи машины, а тут такое.
Но наведением красоты нашему транспорту я займусь после, сейчас бы с главной проблемой разобраться.
Выруливая на парковку торгового центра, открывшего двери для посетителей только сегодня, где с барского плеча нового владельца здания было выделено помещение для детских праздников и спектаклей, с гримёрной, сценой и залом на сотню зрителей, я уже представляла, каких размеров нотацию мне придётся выслушать за опоздание.
Директриса детского сада, в который ходила моя Алинка, все уши прожужжала во время репетиций, как важно показать себя с лучшей стороны влиятельным лицам, решившим вложиться в наш район.
– И тогда деньги потекут к нам рекой, – мечтательно вздыхала она, лично проверяя готовность наших деток к выступлению, видимо надеясь, что небольшой ручеёк завернёт и в карман её мужа, занимавшего должность главы поселения.
– И нам отремонтируют дорогу, сделают детскую площадку, – не удержавшись, добавила я, прекрасно осознавая, что это разозлит Ларису Павловну.
Ну, не нравилось ей, когда тыкают в обещания её мужа, которые так и не были выполнены. А обещать он любил, особенно молодым девчонкам, на которых падал его сальный взгляд. В какой-то момент не посчастливилось и мне оказаться в их числе. Пришлось доходчиво объяснить, что его персона меня не интересует.
После той памятной встречи СанСаныч ещё долго обходил стороной нашу маленькую улочку, где среди садов затерялся дом с качелями, доставшийся мне от родителей.
Впрочем, с некоторых пор, к кобелям в мужском обличии у меня было особое отношение.
– Что? – мечтательная улыбка в одно мгновение слетела с лица директрисы, когда до неё дошёл смысл сказанного. – Вечно ты, Суворова…
– Что? – наигранно захлопала ресницами, копируя её тон.
– Отбиваешься от коллектива, вот что, – проворчала та.
Ха, обычно это заканчивалось иначе: «Лезешь куда не надо».
В общем, на этой «позитивной» ноте мы вчера и расстались.
А сегодня я снова случайно перетянула внимание на себя, приехав позже назначенного времени.
– Ну что, Алинка-Малинка, готова к выступлению? – открывая дверь дочке и помогая ей выбраться, улыбнулась я.
– Мама, ну какая я Малинка? Я зе Тыковка, – с важным видом поправила она.
– Ох, хорошо, что напомнила, – хлопнув себя по лбу, я метнулась к багажнику и вытащила из него оранжевый костюм, в поисках которого потратила столько времени и нервных клеток, что лучше не вспоминать.
– Теперь точно готовы. Идём, моя радость.
Огромная парковка была под завязку заставлена машинами, приехавшими на открытие торгово-развлекательного центра из разных уголков нашей области. Новые хозяева, выкупившие долгострой и сделавшие из него большой комплекс с магазинами, кафе и прочим, вложили немало средств в рекламу, чтобы привлечь сюда гостей.
И мне это не нравилось. К большим магазинам прилагаются большие густонаселённые кварталы, с многоэтажками и прочими атрибутами городской жизни, но не посёлок.
Как бы наши деревенские домики, не пустили под снос, с такими амбициями новых хозяев. Не зря же эти бизнесмены умасливают местное руководство. У всего есть причины. И в их благородство я не верю. Где крутятся большие деньги – его нет и в помине. Это я знала наверняка.
Звонок от Ларисы Павловны застал нас уже на подходе к концертному залу. Признаться, сама бы я ещё долго блуждала по этому лабиринту из лестниц и коридоров, но мужчина в форме охранника любезно согласился нас проводить.
Коснувшись сенсора, я ответила на вызов.
– Суворова, – рявкнула она, и пришлось отодвинуть телефон от уха, чтобы не оглохнуть, – если через пять минут вы не появитесь, можешь распрощаться с местом в детском саду для своей дочки.
Вот же, зараза, бьёт прямо по больному. Знает же, насколько мне важно, чтобы Алина посещала детский сад, иначе с работой я могу распрощаться. А если я не смогу зарабатывать – жить нам будет не на что.
– Мы уже здесь, Лариса Павловна.
– Где здесь? – из-за распахнувшейся навстречу двери гримёрной выглянула злющая директриса. Я понимала причину её недовольства, но мы не виноваты, что всё так произошло. – Специально решила нам напакостить? Захотела подставить перед уважаемыми людьми? – прошипела она, напомнив мне в этот момент крыску из знаменитого мультфильма. Никогда не замечала подобного сходства, а тут прямо-таки снизошло озарение. Бывает же такое!
– Даже в мыслях не было. Авария на дороге, вот мы и припозднились.
– И почему только у тебя – то одно, то другое?
– Обстоятельства, – пожала я плечами.
– Ладно, это мы ещё обсудим, – отмахнулась она. – Теперь иди к зрителям, а то там людей слишком мало. Создавай массовку.
– Мне Алину нужно переодеть, – возразила я.
– Справимся без тебя. И вообще, лучше не зли меня, Софья. Делай, как сказала.
– Мамочка, – испуганно вскрикнула дочка, когда директриса бесцеремонно выдернула её ручку из моей, потянув на себя.
– Вы пугаете моего ребёнка, – процедила, готовая коршуном ринуться на обидчика.
– Вы посмотрите, какие мы нежные, – скривилась женщина. – Нарожают безотцовщину, а потом нянькаются, подтирая сопли. Пусть начинает взрослеть, не маленькая уже. Иначе, когда пойдёт в школу, заклюют.
– Не переживай, Софья, я пригляжу за малышкой, – из гримёрной выглянула воспитательница Алины, пожилая женщина, с которой у меня всегда были хорошие отношения.
Ей я доверяла, в отличие от Ларисы Павловны.
– Всё хорошо, моя радость, – присев на колени перед дочкой, произнесла я, – тётя Катя поможет тебе переодеться, а я подожду здесь, в зрительном зале. И когда ты выйдешь на сцену, помашу тебе рукой.
– Обещаешь? – с надеждой заглянув мне в глаза, уточнила она.
– Да, обещаю.
– Люблю тебя, мамочка, – сморгнув слезинку, зацепившуюся за реснички, прошептала моя кроха, покосившись на директрису. И тревога сдавила грудь.
– И я люблю тебя, милая. Вспомни, как мы с тобой репетировали, и ничего не бойся. Хорошо?
– Холосо.
Дочка скрылась за дверью вместе с воспитательницей, прихватившей с собой наш костюм. Фыркнув, за ними последовала и директриса. А я простояла ещё пару минут, бездумно глядя на дверное полотно с надписью «гримёрная», и не могла заставить себя сдвинуться с места, пока из зала не послышались редкие приветственные аплодисменты.
Началось. Алина выступает третьей. Осталось немного.
Глава 2
Тихонько приоткрыв дверь в концертный зал, я проскользнула к проходу. Первые ряды были заняты школьными учителями, старшеклассниками, работниками библиотеки и сельского клуба.
Похоже, согнали всех, до кого смогли дотянуться длинные руки нашей администрации.
Потом разместились родители участвующих в спектакле детей. И только несколько человек из общей массы мне были незнакомы. Я и раньше знала, что подобные мероприятия не пользуются популярностью у основного процента населения, сейчас же лишний раз в этом убедилась.
Ну и ладно. Нашим малышам выступать так будет проще. Считай, что все свои и никого не надо бояться.
– Я тебе место заняла, – махнув мне рукой с последнего ряда, привлекая внимание, позвала Василиса, одна из знакомых мамочек, с которой мы неплохо ладили.
– Спасибо, – поблагодарила, размещаясь на мягком сиденье под недовольные взгляды местной богемы, – но тут вроде нет дефицита со свободными креслами: половина зала пустая.
– А вдруг набегут, – фыркнула девушка.
– Что-то сомневаюсь, – пожала плечами.
– И не говори, больше шума было с этим представлением, – вздохнула она, вытащив из сумки зеркальце и окинув себя оценивающим взглядом. – Так и знала, что никого здесь не будет из этих богатеев.
– Но красоту навела, – заметила я.
– Красота – это святое, – посмеиваясь, парировала Василиса.
– Вы пришли посмотреть представление или поболтать? – недовольно одёрнула нас работница библиотеки.
– Одно другому не мешает, – не очень-то вежливо ответила подруга. – Тем более ещё не началось.
Эта девушка, со сказочным именем и милым личиком, имела стальные нервы и острый язык, благодаря чему могла заткнуть за пояс любого оратора. Поэтому те, кто хотя бы немного был с ней знаком, в открытую спорить опасались.
Вот и сейчас, поворчав для приличия, наша поселковая интеллигенция успокоилась.
Через несколько минут свет в зале погас, оставив освещённой лишь сцену, и представление началось.
Действие сюжета по сценарию проходило на ферме, роль хозяина которой играл наш сторож из детского сада – бывший военный. Он по жизни был суровым и замкнутым стариком, и когда его выдвинули в приказном порядке на роль в спектакле, я очень удивилась. Но оказалось, что Тимофей Кондратьевич вполне артистичен, когда дело не касалось прямых обязанностей по охране вверенной ему территории.
Ну, а наши малыши играли роли садово-огородных жителей, то есть овощей и фруктов, созревших на этой ферме. В общем, простенько, но со вкусом. Деткам нравилось участвовать в спектакле, и это главное.
Воспоминание о том, с каким важным видом Алинка играла роль Тыковки, во время репетиции, вызвало улыбку. Моя маленькая кнопка казалась сама себе настолько взрослой, что менялось не только выражение её лица, но даже подача текста и движения.
Я не следила за представлением, поскольку выступала не Алина. Не вслушивалась в слова наших маленьких актёров, зная их наизусть, мысленно находясь уже дома, вдали от этой суеты. Как вдруг пространство разорвал пронзительный вой пожарной сирены, от которого заложило уши.
Сердце ухнуло в пятки, и паника штормовой волной накрыла по самую макушку, рисуя худшие варианты развития событий, о которых порой упоминали в новостях.
В голове билась раненой птицей единственная мысль, удерживая на грани истерики, и не давая скатиться в неё окончательно: «Я должна найти дочь».
Вскочив с кресел, зрители хлынули к двери, при этом крича и толкаясь, падая и снова поднимаясь. Я же рванула к сцене, пробивая локтями себе дорогу. Это был самый короткий путь в раздевалку, пафосно называемую здесь гримёрной.
Я плохо помню, как забралась на помост, как заметалась в поисках прохода, оказавшегося спрятанным за шторкой, как следом за мной ринулась Василиса, тоже сообразив, что этим способом можно быстрее добраться до детей.
Единственное, что отпечаталось в памяти – это тот момент, когда влетев в раздевалку, я вдруг поняла, что моей Тыковки здесь нет. «Вишенки» метались из угла в угол, «Томат» испуганно лил слёзы… Все дети были на месте, кроме моей дочки.
Эти мгновения показались самыми страшными в моей жизни.
Взгляд метался по группе детей, во главе которой находилась наша воспитательница, направляя их довольно организованной группой на выход. Но оранжевой шапки, с которой я промучилась всю предыдущую ночь, чтобы та не съезжала на глаза моей малышки, нигде не было.
– Тёть Кать, – заорала я белугой, пытаясь перекричать завывавшую сирену, – Где Алина?
– В туалете, в конце коридора, – махнув куда-то рукой, прокричала она, едва перекрывая шум. – Она с Ларисой Павловной.
Внезапно сирена стихла, но механический голос, раздавшийся следом из динамиков, и не выражавший никаких эмоций, начал давать указания о том, куда и с какой целью нужно пройти посетителям центра, сохраняя при этом спокойствие.
«Опасности нет, это учебная тревога. Чтобы выбраться из здания проследуйте, пожалуйста, на первый этаж. Избегайте лифтов. Не поддавайтесь панике…
И всё в том же духе.
Вот только толпа – это страшная сила. Когда ей говорят, что ничего непредвиденного не происходит и следует сохранять спокойствие, она окончательно теряет контроль, превращаясь в безумную волну, сметающую всё на своём пути.
«Всё будет хорошо, всё будет хорошо…», – твердила про себя, пытаясь зацепиться за эту мысль, чтобы не сойти с ума.
Но когда впереди я увидела знакомую фигуру Ларисы Павловны, которая летела сломя голову к лестнице, расталкивая всех на своём пути, поняла, что тренинг нифига не помогает.
Моей малышки рядом с ней не было.
Глава 3
Мне хватило нескольких секунд, чтобы догнать Ларису Павловну. Ярость накладывалась на панику, создавая опасный коктейль из чувств и эмоций. Мысль о том, что моя маленькая девочка находится сейчас где-то одна, испуганная и растерянная, не понимающая, что происходит, вызвала такой всплеск адреналина, что я готова была горы свернуть, не то что остановить бегущую женщину, лишённую даже зачатков совести.
– Где моя дочь? – схватив за локоть, я резко дёрнула её на себя.
– Ты что себе позволяешь, Суворова? Убери руки.
– Где моя дочь?
– Закрылась в кабинке. Видите ли она не может пописать, когда на неё смотрит чужая тётя.
– И вы бросили маленькую девочку одну в туалете?
– А что мне оставалось делать? Завыла сирена. Нужно было выбираться из здания. А она ни в какую не хотела выходить. Я говорила, чтобы поторапливалась. Но твоя дочь, такая же, как и ты, – она толкнула меня в грудь, злобно скалясь, – непослушная маленькая дрянь, не знающая своего места…
Хлёсткий удар по щеке заставил директрису заткнуться. Удивлённо вытаращив глаза, она то открывала, то закрывала рот, не в силах произнести ни звука.
Да, эмоции взяли верх. Бывает и такое. Я всегда старалась держать себя в руках, но в этой ситуации не смогла. Контроль рухнул, погребая под собой здравый смысл. Непонимание того, как взрослый и вроде бы адекватный человек может так себя вести, сорвало мой внутренний «стоп-кран». Я могла стерпеть оскорбление и не реагировать на провокации, но не тогда, когда дело касалось моей дочки, маленького светлого ангелочка, которая в жизни никого не обидела и не сделала ничего плохого.
– Истеричка, – завопила директриса мне в спину. – Зарвавшаяся дрянь. Я этого так не оставлю. Натравлю на тебя опеку, лишу всего, что тебе дорого… Слышишь, Суворова? Тебе конец…
Она кричала что-то ещё, но я уже не слышала. Единственное, что меня сейчас беспокоило – это безопасность моего ребёнка. Да, после случившегося мне вряд ли позволят спокойно жить и работать в родном посёлке. Но о своём поступке я не сожалела. Однажды мне пришлось кардинально поменять свою жизнь, если понадобится – сделаю это снова.
