Задняя часть самолета явно предназначена для Макса. В пол вмонтирована детская кроватка, а когда ребенок спит, можно закрыть затемняющие шторы иллюминатора. И у малыша даже есть своя игровая зона на противоположной стороне от прохода.
«Воины» действительно приложили все усилия, чтобы все получилось.
– Вот наше место. – Кай указывает на ряд позади брата, с одной стороны пустой, с другой – с переноской, пристегнутой ремнями к сиденью у прохода. – Макс очень любит спать в самолете. Если это дневной рейс, то это его игровая зона. – Кай указывает на свободное место напротив кроватки. – Не думаю, что тебе нужно будет проводить с ним время в полете. Я буду с ним, а если мне потребуется обсудить с тренерами видеозапись игры или что-то в этом роде, Исайя может за ним присмотреть.
– Но мне нравится за ним присматривать.
Внимание Кая переключается на меня.
– Ладно. Я просто не хочу, чтобы он тебя раздражал.
– Он меня совсем не раздражает. Мне нравится проводить с ним время.
Кай ничего не говорит, просто смотрит на меня с нежностью, которую я замечала у него только в присутствии сына.
– Хорошо.
– Пожалуйста, займите свои места. Дверь закрывается. – Раздается по громкоговорящей связи голос стюардессы.
Исайя собирается передать племянника, но Кай жестом указывает на покрытый ковром пол в проходе.
– Поставь его на ноги. Посмотрим, не захочет ли он сделать несколько шагов. – Кай опускается на корточки и протягивает руки, надеясь, что Макс сделает первые шаги, чтобы до него дотянуться.
Вместо этого Макс хватается за подлокотник, как будто от этого зависит его жизнь, и падает навзничь. Очевидно, ему пора вздремнуть, потому что Макс не такой уж плакса, но как только он падает на пол, он начинает всхлипывать.
– Ладно, Букашка, – говорит Кай, беря его на руки, чтобы успокоить. – В следующий раз разберемся.
Он подбадривает его, поглаживая по спинке, пока Макс не втягивает в себя достаточно воздуха, чтобы успокоиться. Это занимает всего несколько минут, и как только плач прекращается, Кай пристегивает его ремнями безопасности к люльке, готовя к вылету, а затем садится на свободное сиденье рядом. Я сажусь в свободный ряд напротив них, откуда открывается прекрасный вид, и наблюдаю, как бейсболист улыбается своему ребенку, а Макс, выглядящий таким же влюбленным, смотрит на своего отца усталыми, полными слез глазенками.
Кай подносит руку сына к губам, осыпая поцелуями его ладошку и наконец заставляя этого обычно счастливого мальчугана мило рассмеяться.
Я никогда раньше не задумывалась о том, чтобы завести детей, но я была бы шокирована, если бы встретила женщину, чьи яичники не активизируются на полную при виде Кая Родеза, который точно знает, что делать, чтобы его сын почувствовал себя лучше.
11
Кай
Как только мой брат устраивается в моем номере, я тихонько закрываю за собой гостиничную дверь, стараясь не разбудить Макса. Я чуть было не постучался в дверь между моей комнатой и комнатой Миллер, чтобы попросить ее присмотреть за ним еще часок, прежде чем закругляться, но, когда я вернулся с игры, она была погружена в свои кулинарные книги и ноутбук – уверен, в поисках вдохновения.
На прошлой неделе, после того как она рассказала мне о своей работе, я вбил в поисковик интернета ее имя. Удивительно, почему я не сделал этого раньше. Наверное, потому, что она дочь Монти, и я уже знал, что с ней мне не справиться. Не думал, что мне удастся найти что-то еще.
Я ошибался.
Интернет пестрел ее именем. «Впечатляющая» – недостаточно сильное слово, чтобы описать карьеру Миллер Монтгомери. Там полно невероятных для ее возраста достижений. О ней писали в статьях, она завоевала престижные награды, работала под брендом самых известных имен своей отрасли, прежде чем стать одной из них. Но больше всего меня потрясли фотографии. Белоснежный халат шеф-повара, волосы собраны в пучок на затылке. Никакого кольца в носу, татуировки скрыты. С трудом можно узнать девушку, которую я встретил в лифте всего несколько недель назад.
Каждый день она появляется в разных нарядах, обычно – с босыми ногами, но после того как я увидел в интернете ее профессиональную сторону, какая-то часть меня почувствовала себя польщенной тем, что мы с Максом видим не столь известную сторону Миллер, какой бы дикой она ни была.
Ей нравится мой сын, а она пришлась ему по душе, и от этого она нравится мне еще больше.
После моей последней выездной игры я солгал, что, когда заканчивается матч, мне не нужно расслабляться. Не в этот раз. Сегодня вечером я играю уже седьмой иннинг, и у меня начало ныть плечо. Сомневаюсь, что завтра смогу рабочей рукой поднять Макса.
Поднявшись на верхний этаж нашего отеля в Хьюстоне, я прихватываю пару полотенец и направляюсь к бассейну на крыше, мне нужно сделать несколько кругов, чтобы остудить мышцы. Уже поздно, за полночь, и бассейн закрыт для посетителей, но раньше меня это никогда не останавливало. Я живу ради того, чтобы спокойно поплавать в одиночестве после игры.
Только сегодня я не один.
За ее спиной поднимается пар из соседней гидромассажной ванны, но она сидит, свесив ноги в бассейн. Стоит теплая июльская ночь, и летняя луна дает достаточно света, чтобы разглядеть ее очертания. Миллер в раздельном купальнике. Ткань темно-зеленого цвета без бретелек прикрывает ее грудь, вырезы по бокам трусиков такие высокие, что открыт каждый дюйм ее бедер, которые мне так нравятся.
Она чертовски сногсшибательна, все оттенки бежевого и татуированная кожа блестят в лунном свете.
Открывая дверцу, я поднимаю много шума, чтобы она поняла, что больше не одна.
– Взлом и незаконное проникновение, Родез? Не очень-то ответственно с твоей стороны.
– А может быть, у меня есть склонность к сумасбродству, о которой ты не знаешь.
Она от души смеется.
– Да? Тогда ладно.
Она и не подозревает, что до того, как стать отцом, Кай был таким же необузданным, как и она.
– Я-то думал, ты будешь в своем номере искать вдохновение в одной из тех кулинарных книг, с которыми путешествуешь.
Она кивает в сторону летней луны, виднеющейся вдалеке над городской чертой.
– Это очень вдохновляет.
Она не ошибается. Здесь потрясающе.
И вид, и девушка, на которую мне не надо бы смотреть.
Я бросаю полотенца на ближайший шезлонг и краем глаза наблюдаю, как Миллер начинает вставать, вынимая ноги из воды, а мой взгляд блуждает по каждому дюйму ее мокрой кожи.
– Куда ты собралась?
Она указывает на отель.
– Отдаю тебе бассейн. Я подумала, что ты захочешь, чтобы он был только для тебя.
– Лучше останься.
Так… Понятия не имею, зачем я это предложил.
Она колеблется, но не отвечает. Просто садится на свое место, снова погружая накрашенные красным лаком пальцы ног в воду.
Стягивая через голову рубашку, я бросаю ее на стул и поправляю пояс на плавках. Я замечаю, как зеленые глаза Миллер, не торопясь, отслеживают с другого конца бассейна каждый изгиб моего живота и груди.
Прошло так много времени. Так чертовски много времени с тех пор, как я замечал адресованное мне внимание женщины. Так много времени с тех пор, как на меня смотрели так, что я чувствовал себя мужчиной, а не просто чьим-то отцом. Я прихорашиваюсь под ее взглядом, моя грудь расширяется от внимания.
– У тебя есть татуировки.
Это не вопрос, а утверждение, и в ее тоне звучит удивление.
Проследив ее взгляд, брошенный на мою грудную клетку и бедро, я замечаю, что она рассматривает татуировку.
– Я всегда думала, что ты осуждаешь меня за то, что они у меня есть.
Черт подери. Я ее осуждал? Может, и да, но дело не в том, что у нее татуировки или кольцо в носовой перегородке, или в том, как она выглядит. Я полагал, что если за моим сыном когда-нибудь будет присматривать женщина, она будет милой старушкой, поднаторевшей в рукоделии и садоводстве. Я не ожидал встретить сквернословящий фейерверк, который к тому же будет крутым профессионалом на кухне.
– Не-а. Мне нравятся твои татуировки. Они тебе идут. – Миллер поджимает губы. – Но ты пьешь в девять утра! Я осуждал тебя за это.
Она посмеивается, и ее хриплый смех – последнее, что я слышу, прежде чем нырнуть с головой в бассейн. Я проплываю до мелкого места, где она сидит, выныриваю из воды и оказываюсь примерно в футе от нее. Провожу рукой по волосам, чтобы убрать их с лица.
– Боже милостивый, Кай. Неудивительно, что у тебя есть ребенок. От одного взгляда на тебя любая женщина могла бы забеременеть.
Я выдавливаю из себя смешок.
– Пожалуйста, давай не будем шутить о том, что кто-то может снова забеременеть. Я очень стараюсь вырастить одного ребенка. Со вторым я не справлюсь.
Она выпрямляется.
– О чем это ты?
Уже слишком поздно начинать этот разговор. Я изрядно устал. У меня все болит. Мой разум чересчур измучен, чтобы думать о чем-то другом, кроме как расслабить плечи и упасть в постель. Через несколько часов мне придется вставать с Максом, но темно-зеленый купальник Миллер, влажный, облегающий каждую клеточку ее тела, заставляет меня желать провести всю ночь напролет просто смотря на нее.
Дочь Монти. Сногсшибательная дочурка Монти.
С этой мыслью я ныряю под воду и снова проплываю вдоль бассейна, растягивая плечо и надеясь, что расстояние между нами поможет мне забыть, насколько красива эта женщина.
Но и с закрытыми глазами я вижу только ее и, вынырнув на мелководье, чтобы глотнуть воздуха, обнаруживаю, что она сидит, опираясь на ладони, и я знаю, что этот образ еще долго не покинет мой разум.
– Ты уже должен бы понять, что игнорирование не заставит меня забыть то, что я хочу сказать, Кай. – Ее тон ровный и уверенный. – Ты потрясающий отец. И если кто-то должен тебе об этом сообщить, я это сделаю.
Я ей не верю, но спорить бессмысленно.
– Спасибо.
– Кто за ним сейчас присматривает?
– Исайя.
– Где его мама?
У меня вырывается удивленный смешок, и я на мгновение ныряю под воду, чтобы сориентироваться и найти, что ответить.
– Поздновато для таких разговоров, тебе не кажется? – вот что я говорю, когда выныриваю обратно.
– Не-а. Думаю, сейчас самое подходящее время.
Я отворачиваюсь от нее и начинаю плавать взад-вперед. Отсюда, сверху, открывается потрясающий вид на весь раскинувшийся под нами город. Ночь теплая, вода успокаивает, и от этой почти обнаженной женщины у меня развязывается язык.
– Я бы предположил, что в Сиэтле. Но не уверен.
Не успев опомниться, я слышу тихий всплеск – это Миллер входит в воду позади меня. Она подплывает к тому месту, где я стою, затем выбирается и усаживается на выступ, заставляя меня смотреть на нее.
Заставляя. Я мысленно смеюсь. Для меня большая честь наблюдать за Миллер Монтгомери в купальнике, с которого стекает вода.
Ее голос звучит мягче, чем обычно.
– Что случилось?
Вода стекает по ее телу, часть ее попадает между грудей, и мое внимание приковано к ней. Она тоже это знает и, как сексуальный гипнотизер, придвигается чуть ближе и снова спрашивает:
– Что случилось с мамой Макса?
– Ты используешь свое тело, чтобы отвлечь меня?
– Это действует?
Я провожу ладонью по лицу, потому что да, это действует. Даже слишком хорошо, черт возьми.
– Она… я с ней случайно познакомился, когда играл в Сиэтле. Встретил ее в местном ресторане, который часто посещала команда. Эшли была нашей официанткой. Между нами никогда не было ничего серьезного, и все закончилось, как только я подписал контракт с «Чикаго». Просто интрижка, по крайней мере, я так думал. Осенью я переехал на Средний Запад, а примерно через год она объявилась в моей квартире с моим полугодовалым сыном на руках.
– Она никогда не говорила тебе, что беременна? – Миллер хмурит брови, она явно разозлилась.
– Она узнала об этом только после того, как я уехал. Но нет, я не думаю, что она планировала мне об этом сообщать.
– Ненавижу ее.
Я усмехаюсь.
– А я – нет.
– Как ты можешь?
– Потому что она искренне верила, что сделала все правильно, каким бы ошибочным ни был этот поступок. Она не хотела, чтобы я думал, что она пытается заманить меня в ловушку или забрать мои деньги, поэтому планировала справляться с этим самостоятельно, но через полгода поняла, что не хочет быть матерью. Вот тогда-то она и появилась.
Миллер усмехается.
– Тогда я буду держать обиду на тебя, раз уж ты такой рассудительный. Это отстой, Кай. Ты пропустил целых шесть месяцев.
– Я знаю, это так, и думаю об этих шести месяцах каждый день своей жизни. Что я пропустил, чему Макс научился без меня. Я не испытываю к ней ненависти, но злюсь на нее за то, что она не рассказала мне о нем раньше. Когда она появилась в Чикаго, у меня и в мыслях не было, что растить его буду я.
– И ты уверен, что он твой? Вот так просто?
