Врач качает головой, что-то быстро записывает в карту, затем смотрит на меня в последний раз перед тем, как выйти.
– Сейчас оформим вас в палату. Готовьтесь.
Я киваю.
Но даже не двигаюсь.
Просто сижу.
Просто держусь за живот.
Просто пытаюсь не потерять контроль.
Потому что если я заплачу сейчас – мне уже не остановиться.
***
Меня привели в палату.
Я даже не помню, как оказалась здесь. Всё размыто. Голоса врачей, приглушённые шаги медсестёр, холодная капельница, воткнутая в вену.
– Всё будет хорошо, – говорит кто-то.
Но в этом голосе нет ни уверенности, ни сострадания.
Я не спрашиваю, что со мной.
Я уже знаю.
Больше не болит живот.
Больше нет ощущения тяжести, которая напоминала, что внутри меня растёт жизнь.
Теперь там пустота.
Я поворачиваю голову в сторону, смотрю на белые стены, будто за них можно спрятаться.
Но внутри всё горит.
Не от боли.
От осознания.
Я сама позволила этому случиться. Сама загнала себя в угол. Сама не защищала себя.
Молчала, когда свекровь командовала, что мне делать. Когда заловка считала меня бесплатной прислугой. Когда Умар перестал замечать меня.
Я думала, что терпеть – это нормально. Что смогу выдержать.
Но никто не сказал мне, что есть предел. Что если всё время отдавать, однажды останешься без сил. Без себя. Без того, что любила больше жизни.
После свадьбы мне казалось, что впереди новая, счастливая жизнь. Я уехала в дом мужа, а потом не успела оглянуться, как сама перестала быть хозяйкой в своей судьбе. Я жила, обслуживая чужих людей. Молчала, когда меня унижали. Улыбалась, когда было больно. Потому что мне некуда было идти.
Когда умерла мама, я думала, что хотя бы отец останется моей опорой. Но через полгода он привёл в дом другую женщину. Когда я приезжала, она смотрела на меня так, будто я чужая. Как будто я занимаю место. Как будто я мешаю.
Постепенно и отец стал смотреть так же. Я чувствовала это в его голосе, в его взгляде, в том, как он не звал меня лишний раз остаться. Постепенно мой отчий дом стал чужим.
Я знала, что если однажды решу уйти от мужа, мне некуда будет вернуться.
Я застряла.
В этом браке.
В этом доме.
В жизни, которая давила на меня, отбирала силы, уничтожала изнутри.
Я думала, что так и должно быть.
Но никто не сказал мне, что я имею право сказать «нет».
Что я имею право жить.
Я глажу ладонью по животу. Там, где больше нет жизни. Больше нет ребёнка, которого я носила под сердцем, о котором думала, с которым разговаривала по ночам, когда не могла уснуть. Теперь только пустота.
И холод.
Я так хотела этого ребёнка. Так ждала его.
Столько раз представляла, как буду держать его на руках, как буду прижимать к груди, как буду смотреть, как он засыпает.
Я думала, что всё выдержу. Думала, что, когда он появится, всё изменится. Что Умар снова посмотрит на меня с любовью. Что всё это время – боль, усталость, одиночество – стоило того, чтобы в конце концов услышать его первый крик.
Но теперь мне не суждено его услышать.
Я зажмуриваю глаза, сжимая пальцы в кулак, но слёзы текут по вискам, оставляя горячие, солёные следы.
Я не должна была терять его. Я должна была бороться. Должна была сказать вслух, что мне плохо.
Но я молчала.
Потому что боялась раздражать их.
Потому что боялась лишний раз напомнить, что я не просто их невестка, прислуга, хозяйка дома.
Что я живая.
Что я человек.
Но никто в этом доме так и не увидел во мне женщину, мать, жену.
И даже Умар.
Он ведь… он ведь любил меня.
Я же помню это.
Помню, как он боялся потерять меня, как держал за руку, когда делал предложение, как клялся, что я буду его счастьем.
Где же это счастье теперь?
Где он теперь?
Ведь он должен был быть здесь.
Но его нет.
Я потеряла ребёнка.
А он даже не рядом.
Не спрашивает, как я.
Не держит меня за руку, не шепчет, что мы попробуем снова, что это не конец.
Ему не больно.
Больно только мне.
И от этого внутри что-то рушится окончательно.
Я закрываю глаза.
Я не знаю, как жить дальше.
Но одно я знаю точно.
Я больше не буду молчать.
***
Я долго смотрю на телефон, не зная, писать или нет.
Глупо.
Он ведь даже не позвонил.
Не спросил, где я.
Не спросил, почему меня нет дома.
Может, он и не заметил.
Но я всё равно печатаю.
«Умар, я потеряла ребёнка.»
Сообщение висит на экране.
Я могла бы позвонить, но я не хочу слышать его голос.
Я просто жду.
Экран вспыхивает ответом почти сразу.
Я замираю.
Открываю сообщение.
«Не переживай, любимая. Мы справимся. Я женюсь. Возьму вторую жену. Она родит мне ребёнка. Он будет и твоим тоже. Ты сможешь заботиться о нём так же, как и она. Всё будет хорошо.»
Рука сама опускается. Телефон падает на простынь.
Я перечитываю снова.
Каждую букву.
Каждое слово.
Где ошибка?
Где опечатка, неловкое недоразумение, которое я могу вычеркнуть и забыть, будто этого сообщения никогда не было?
Но его нет.
Я женюсь.
Она родит.
Это будет и твой ребёнок.
Слова вспарывают меня изнутри, медленно, холодно, безжалостно.
Я могла бы закричать, если бы внутри меня осталось хоть что-то живое.
Но я пустая.
В груди зияет рана, в животе – холод.
