– Да, но они постепенно уходят, – солгала я. – Надеюсь, мой бред не мешает тебе спать?
– Нет, я только заметила, что ты… беспокойна во сне, – сказала Тиа и тактично сменила тему разговора.
На самом деле я надеялась, что учеба поможет мне отвлечься от ночных кошмаров, однако они лишь усугублялись. Хотя ни один из них не вселял в меня такого ужаса, как тот, первый, все они вызывали смутную тревогу. Иногда я слышала, как отчаянные голоса зовут меня по имени откуда-то из темноты. Или видела себя затерянной в странном облачном пейзаже и изо всех сил ищущей выход. В других снах я брела по длинному подземному туннелю, влекомая светом, который одновременно завораживал и пугал. Неизменно я просыпалась с ощущением беспокойства, тошноты и уже не могла снова заснуть. Если бы так продолжалось и дальше, мне пришлось бы начать принимать кофеин внутривенно, просто чтобы бодрствовать на занятиях.
* * *
В течение двух недель после Хеллоуина я еще дважды видела своего загадочного красавца. Первый раз это произошло в том месте, где мне меньше всего хотелось его встретить.
Наутро после Хеллоуина я вытащила себя из постели, подавив порыв швырнуть будильник через всю комнату и вместо этого придушив его подушкой. Бросив быстрый взгляд в зеркало, я убедилась, что мне не нужно утруждать себя макияжем, – хоть я и заснула неумытой после ночных посиделок с Тиа и Сэмом, фильмами ужасов и фастфудом, он все еще выглядел на удивление свежо.
Я улыбнулась, вспоминая, как Тиа, завернутая в два одеяла подобно буррито[24 - Мексиканское блюдо, состоящее из мягкой пшеничной лепешки (тортильи), в которую завернута разнообразная начинка.], так что виднелись только лоб и глаза, визжала и проклинала меня за то, что я уговорила ее на этот вечер кино. Для такого случая я выбрала пару малоизвестных японских фильмов, где мало крови и резни, но полно психологических страхов. После второго фильма она запустила в меня миской с попкорном и следующие полчаса занималась уборкой.
Я быстро заплела косы – в них игриво мелькали фиолетовые пряди, – почистила зубы и сунула ноги в черные «конверсы». Я старалась не разбудить Тиа – несмотря на обещанную необратимую травму, она спала довольно крепко. Под моими шагами хрустнули зернышки попкорна, когда я выскользнула за дверь. На нашей белой доске я оставила Тиа записку: «Прости меня, соседка» с грустным смайликом. И в знак примирения прикрепила снизу пакетик «Скиттлс», ее любимых конфет.
Я прибыла на смену вовремя и проверила список своих заданий на доске объявлений. Левая буфетная стойка, хлопья и приправы. Могло быть и хуже, подумала я, натягивая перчатки и здороваясь с Пейдж, которая тоже работала в эту смену. По крайней мере, меня не поставили на мойку посуды тем утром.
– Что это за крики доносились из вашей комнаты прошлой ночью? – спросила Пейдж. – Я чуть было не позвонила в полицию, ребята.
– Ах да, фестиваль японских ужастиков. Тиа оказалась немного неподготовленной к такому контенту.
Пейдж рассмеялась, наливая большую порцию кленового сиропа в чан из нержавеющей стали.
– Полагаю, вы не будете устраивать еще один показ?
– Ты правильно полагаешь. Не думаю, что Тиа еще когда-нибудь позволит мне выбирать фильмы.
– Похоже, теперь у вас будут только диснеевские мультики и научная документалка.
Я поморщилась и убрала свои косы под обязательную сеточку для волос. Затем надела полиэтиленовые перчатки и начала наполнять сервировочные подносы хлопьями «Чириос».
В столовой было непривычно пусто для субботнего утра, что, впрочем, неудивительно, учитывая, сколько ребят прошлой ночью устраивали тайные гулянки. Габби приглашала нас на вечеринку, куда отправилась сама, но мы отказались. Когда-то Хеллоуин, вероятно, был веселым праздником, но теперь стал для девушек лишь поводом пощеголять на публике в самых непристойных нарядах, причем совершенно безнаказанно. После того как несколько лет подряд мне не удавалось купить костюм, который прикрывал бы задницу, я объявила бойкот.
Я заскучала за буфетной стойкой и развлекалась тем, что сортировала «Фруктовые колечки»[25 - Froot Loops (англ.) – товарный знак сухого завтрака из смеси кукурузной, овсяной и пшеничной муки с добавками витаминов и пищевых красителей.] по цветам, когда вдруг подняла глаза и увидела, что он смотрит на меня с другого конца зала. Парень с ярмарки сидел в одиночестве за столиком у окна. Поймав мой взгляд, он поднял руку в знак приветствия. Я машинально помахала в ответ и только тогда осознала, что у меня в руке ложка, намазанная черничным йогуртом. Густо покраснев, я уронила ложку и удалилась в глубь кухни, умоляя Пейдж поменяться со мной местами. Она с радостью согласилась, избавленная от мытья посуды. Остаток своей смены я провела волонтером на самых незаметных работах.
В следующий раз я увидела его почти неделю спустя; он поднимался по переполненной лестнице Уилтшир-Холла, а мы с Тиа сбегали вниз по ступенькам. Он улыбнулся мне и подмигнул. На мгновение ошеломленная, я повернула голову и проследила за его продвижением вверх по лестнице, пока он не скрылся за перилами.
Тиа остановилась в нескольких шагах от меня.
– Ты что-то забыла?
– Нет, – сказала я, отрывая взгляд от пустой лестничной площадки. – Просто увидела кое-кого из знакомых.
– Это был парень в футболке? – ухмыльнулась Тиа.
Она стала называть его так после того, как я совершила ошибку, рассказав о нем.
Я закатила глаза.
– Да, но для настоящих друзей он образчик университетского стиля.
– О-о-о, может, вернемся и найдем его? Я хочу посмотреть, как он выглядит!
– Нет, спасибо, у меня нет времени и желания становиться психопатом-сталкером, – сказала я, проходя мимо нее.
По правде говоря, отчасти мне хотелось рискнуть и попробовать себя в этой роли, чтобы просто поговорить с ним.
Признаться, я была немного недовольна собой. Это было так не похоже на меня – зацикливаться на парне, особенно на том, чьего имени я даже не знала. Скорее, это было в стиле Габби, и я надеялась, что для меня такая модель поведения не станет привычной. Мне казалось, я способна общаться с представителями мужского населения, не превращаясь в идиотку.
Ноябрь принес порывистые ветры, холод приближающейся зимы и срок сдачи моей первой серьезной работы по курсу профессора Маршалл. Из необходимых двенадцати страниц я заполнила ровно ноль. На самом деле мне не было оправдания; как всегда, я сама была во всем виновата. Пока дедлайн не нависал над моей головой невидимой гильотиной, я никак не могла мотивировать себя на работу. Это одна из немногих черт, которые я унаследовала от мамы; я всегда знала, что однажды, как ни горько это признавать, начну воссоздавать ее безумные пляски на кухне по утрам, собирая разбросанные по дому вещи, пытаясь одновременно обуваться и запихивать в себя завтрак и отчаянно ругаясь себе под нос. Увы, такова была моя судьба. Но я также знала, что лучше всего работаю под давлением, и никогда не задерживалась с делами настолько, чтобы чудесным образом не закончить их вовремя. Так что, отправляясь в восемь вечера в четверг в библиотеку Калвера, я испытывала лишь легкий приступ паники. У меня в запасе было целых двенадцать часов до сдачи работы. Никаких проблем.
По крайней мере, я не была одинока. Когда с ноутбуком в сумке, перекинутой через плечо, я проходила по главному читальному залу, почти из каждой кабинки торчала голова, и только чуть слышный ритмичный стук клавиатур нарушал тишину помещения. Завернув за угол, чтобы найти более уединенное место среди стеллажей, я заметила Энтони, уткнувшегося в экран ноутбука. Я мысленно ухмыльнулась. Он долбил по клавише, удаляя набранный текст, и бормотал что-то себе под нос, зажав карандаш между зубами. Меня так и подмывало отпустить какой-нибудь ехидный комментарий об очевидном творческом кризисе, но я поборола это желание и удовлетворилась сознанием того, что он тоже страдает.
Я устроилась в хорошо освещенной дальней кабинке, затерянной среди пыльных фолиантов по русской истории. Аккуратно распаковала и разложила свой аварийный комплект, состоявший из ноутбука, папки с заметками, экземпляра «Гамлета», двухлитровой бутылки диетической колы и большого пакета M&M’s с арахисом. Сделав глубокий вдох и закинув в рот красную конфетку, я принялась за работу.
Дело продвигалось медленно. Мозг как будто не хотел приспосабливаться к поставленной задаче; он с удовольствием отвлекался на всякие глупости, такие как навязчивое желание разложить в ряд голубые драже M&M’s или подсчитать, сколько глаголов в монологе «Быть или не быть» (до фига). Однако в конце концов я смогла себя дисциплинировать и через несколько часов накатала семь страниц. К полуночи мне оставалось написать только заключение.
Примерно в то же время я начала испытывать отчетливое ощущение, что за мной наблюдают. Я то и дело оглядывалась через плечо, как будто кто-то окликал меня по имени, но каждый раз убеждалась, что рядом никого нет. Я не из тех, кого легко напугать, поэтому не думала, что мои страхи навеяны уединенностью.
Я оглянулась, наверное, уже в двадцатый раз, когда мой взгляд остановился на биографии Распутина; глаза старца смотрели на меня с обложки с выражением мистическим и пронзительным. Я громко рассмеялась, и мой смех мягким эхом вернулся ко мне. Я решила, что это из-за книги так нервничаю, и перевернула ее, перенаправив магию вуду Распутина на кого-нибудь другого. Я снова взялась за работу, но вместо того чтобы сосредоточиться, размышляла о том, что лучше бы меня зарезали, отравили, застрелили или утопили, лишь бы не заставляли дописывать эту хрень.
К часу ночи мне пришлось бежать в туалет, после того как я опустошила запас диетической колы. Библиотека опустела, настольные лампы заливали помещение тусклым оранжевым светом. Библиотекаря за кафедрой выдачи книг сменил подрабатывающий студент. Его голова комично поникла, рот приоткрылся, а уши были глухи к моему присутствию из-за огромных наушников. «Я бы не возражала против такой работенки», – промелькнула у меня мысль, когда перед глазами всплыла картина столовой. Наушники вместо сеточки для волос – вот это я понимаю, апгрейд.
Облегчившись, я поспешила в свое укромное местечко среди стеллажей. Я завернула за последний угол, за которым открывалась моя кабинка, и тут же вскрикнула.
Там стоял парень и, перегнувшись через перегородку, читал текст с экрана компьютера. Услышав мой крик, он отскочил в сторону; очевидно, я напугала его так же сильно, как он напугал меня.
– Извини! Я не хотел тебя напугать, – выдохнул он.
Я взяла себя в руки.
– Нет, пожалуйста, не извиняйся. Я уверена, что напугала тебя сильнее своим криком. Просто не думала, что здесь еще кто-то остался.
– И я тоже. Думал, что этим вечером оказался худшим из бездельников.
Успокоившись, я присмотрелась к парню и с удивлением узнала в нем красавца с ярмарки и из сувенирной лавки. Мне пришлось буквально прикусить язык, чтобы не ляпнуть: «Парень в футболке!» Взять на заметку: убить Тиа за то, что придумала это прозвище.
Даже в тусклом свете его внешность завораживала настолько, что у меня перехватило дыхание. Сердце все еще колотилось, но уже не от страха. Я не смогла сдержать улыбку и лишь надеялась, что не выгляжу идиоткой.
– Ты разговариваешь с бездельником мирового уровня, – сказала я.
– Пишешь эту работу для курса Маршалл, да? – Он кивнул через плечо на светящийся экран моего ноутбука.
– Ага.
– Похоже, ты на финишной прямой. Как продвигается работа?
– Думаю, хорошо. Просто пытаюсь закончить.
– Завидую, мне бы хотелось продвинуться так же далеко. Но нужно осилить еще как минимум три страницы. – Он снова улыбнулся.
Ого, это было заразительно.
– Ты тоже учишься на курсе Маршалл?
Я не могла поверить, что раньше не замечала его на занятиях. Чем дольше я смотрела на него, тем труднее мне было отвести взгляд.
– Да. По-моему, я тебя там уже видел? В группе с восьмичасовым семинарским блоком, верно? – спросил он, небрежно облокачиваясь на полку.
Мое сердце, казалось, пропустило удар. Выходит, он заметил меня.
– Да, верно. Но не припомню, чтобы видела тебя, – призналась я.
Мое лицо горело. Я покраснела. Почему я покраснела?
– Ну, сколько там, на этом курсе – человек двести? И к тому же мою посещаемость нельзя назвать образцовой – побочный эффект раннего начала семинаров.
Он подмигнул мне. Обычно я находила этот жест оскорбительным, но теперь почему-то не возражала.
– Кстати, меня зовут Эван. Эван Корбетт.
Он протянул мне руку. Я перегнулась через перегородку, но, не успев даже толком пожать ему руку, отпустила ее.
– У тебя рука ледяная! – испуганно ахнула я.
– О, да, извини, – засмеялся он, засовывая руку в карман. – Плохое кровообращение. К тому же я выбрал кабинку у окна, а там ужасно дует. Но мне нельзя сидеть в комфорте, иначе я засну, и это будет конец моей работе!
Я просто улыбнулась, потирая пальцы. Холод не отпускал, и кровь странно билась в венах.
– Так ты называешь свое имя только парням с теплыми руками или…
– Ой, извини! Я Джесс Баллард.
Его улыбка стала шире.
– О, превосходно!
Ответ несколько озадачил меня.
– Что именно?
– Просто мою сестру зовут Джессика, так что я смогу запомнить твое имя, а то у меня с этим проблема. Впрочем, мне почему-то кажется, что твое имя я бы не забыл.
– Э-э-э, и как продвигается твоя работа? – Мне хотелось продолжить разговор, но я чувствовала себя неловко; мне нечасто, если вообще когда-либо, доводилось общаться с парнями, от которых захватывало дух.
– Ничего оригинального или сногсшибательного, но, думаю, могу рассчитывать на приличную оценку, если только удастся закончить. – Он присел на краешек стола и сложил руки на груди. – Тебе никогда не приходило в голову, что бесполезно пытаться написать что-то нетривиальное о пьесе, которая живет уже четыреста лет?
– Понимаю, что ты имеешь в виду. Я, конечно, не открываю здесь ничего нового. Если поколения докторантов не додумались до этого, уверена, что и у меня не получится.
– Вот именно. Так ты, Джесс, выбрала английскую литературу?
– Вообще-то я еще не решила.
– Молодец! Я никогда не понимал, почему люди выбирают специальность еще до того как попадают в колледж, – сказал Эван.
– В самом деле? Кажется, все, кого я знаю, уже сделали свой выбор.
– О, я тебя умоляю! Половина из них сменит специальность по три раза, прежде чем окончит учебу. Здесь предлагают столько курсов, зачем ограничивать себя так рано? Бери всего понемногу, исследуй, ищи себя, понимаешь? – Эван обвел рукой библиотеку, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
Нас окружало море книг, и чтобы прочитать их все, не хватило бы и трех жизней.
Я почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Попыталась подавить неприятное ощущение, но оно застало меня врасплох. И, должно быть, отразилось на моем лице, потому что Эван внезапно забеспокоился.
– Эй, ты в порядке? – Он оторвался от стола и шагнул ко мне.
Я попятилась и кивнула.
– Да, в порядке. Просто… то же самое мне всегда говорила мама.
Услышав такие слова, я удивилась самой себе. Мне было достаточно тяжело говорить о маме, тем более с совершенно незнакомым человеком, но было в Эване что-то располагающее к откровениям. Выражение его лица казалось открытым и честным, и я поймала себя на том, что доверяю ему.
– Мама умерла летом. Она все время говорила, как завидует тому, что я уезжаю учиться. Настаивала на том, что я должна посещать все возможные занятия, чтобы ничего не упустить.
– Мне жаль. Похоже, она была умной женщиной, – мягко произнес Эван.
Я обнаружила, что могу улыбаться и в таком разговоре.
– У нее бывали моменты.
– Ну а с моей мамой совсем другая история. На свете нет ни одной хорошей идеи, до которой она не додумалась бы сама; просто спроси ее. – Эван закатил глаза.
Я знала, что он добавляет юмора ради меня, и оценила это.
Он продолжил:
– Она была очень недовольна, когда я увлекся лякроссом. Хотела, чтобы я продолжил играть на фортепиано.
– Это хороший навык – музицировать. Жаль, что мне не дано, – сказала я.
– Да, но мама заставляла меня заниматься по два часа в день, когда я был младше. – Он усмехнулся, когда мои брови невольно поползли вверх. – Я знаю, да? Как хобби это неплохо. Она все еще находится на стадии отрицания и не может поверить, что я не стану выдающимся концертирующим пианистом.
– Э-э-э, а существует ли такая профессия, как выдающийся концертирующий пианист?
Он усмехнулся.
– На самом деле, думаю, что нет. В любом случае она довольно быстро смирилась с этим, когда я получил стипендию за достижения в лякроссе – оказалось, оно того стоило, в конце концов! – Он задумчиво наморщил лоб. – Мы ведь встречались раньше, не так ли? – спросил он.
