– Прости, – машинально бормочу я в рассеянности.
– Ты не говорила, что твой муж – начальник этой тюрьмы, мышонок.
– Кажется, ты считаешь, что все, что касается меня, – это твое дело, – говорю я вместо ответа. – Я думала, ты уже знаешь об этом.
Я достаю много антибактериальных салфеток и начинаю очищать его кожу от крови. Под коричневой коркой на груди и животе обнаруживаются тонкие, но глубокие порезы. Они не представляют серьезной угрозы, однако, должно быть, причиняют ему сильную боль. Синяки на ребрах будут затруднять дыхание еще несколько дней, но я не вижу ничего опасного для жизни. И, закончив осмотр его ран, я сообщаю ему об этом.
Однако Кинг не обращает внимания на раны, предпочитая допытываться о событиях, произошедших утром.
– Похоже, ты считаешь, что меня это не касается.
– Вероятно, потому, что это так и есть. Я не понимаю, почему ты думаешь, что имеешь право вмешиваться. И я не хочу, чтобы меня спасали. Мне ничего от тебя не нужно.
– Вот здесь ты ошибаешься. Думаю, я именно тот, кто тебе нужен.
Несколько долгих минут я молчу, не понимая, к чему он ведет. С моей стороны было очень глупо потакать ему и признаваться в чем-либо, что происходит в моей личной жизни. Я знала, что рано или поздно мне придется за это заплатить, и, должно быть, этот новый этап нашего общения с ним и есть эта цена.
– Как ты можешь быть тем, кто мне нужен, если я даже не знаю твоего имени? – говорю я, размышляя над ответом, пока наношу обезболивающий крем на синяки.
Он расслабляется, словно наслаждаясь моим прикосновением, и улыбается. В уголках его глаз появляются небольшие морщинки, и я задаюсь вопросом, сколько ему лет. Конечно, он достаточно взрослый, чтобы принять невероятно сложное и непоправимое решение, из-за которого оказался в тюрьме в качестве почетного гостя. Правительство Соединенных Штатов любезно предоставило ему здесь приют. С другой стороны, мне всего двадцать семь, и я уже успела совершить немало поступков, которые привели к разрушению моей жизни. Так имею ли я право судить его?
Мое сердце готово выпрыгнуть из груди, когда он говорит:
– Ты хочешь узнать, как меня зовут, мышонок?
Глава 6
Я продолжаю наносить крем на его кожу, и под моими прикосновениями он словно превращается в камень. Какая-то часть меня хочет забрать свой вопрос обратно, но я уже не могу.
– Что с тобой? – спрашиваю я, надеясь, что он сменит тему. – Я сделала тебе больно?
Он отводит взгляд и смотрит туда, где мои руки касаются его кожи. В тот миг, когда его глаза останавливаются на месте, где соприкасаются наши тела, мне хочется опустить руку. Удивительно, как близко он всегда оказывается ко мне, когда я позволяю любопытству или глупости взять над собой верх.
– Чтобы причинить мне боль, нужно нечто большее, мышонок.
Его слова окутывают мое сердце мрачной завесой тайны. А затем она словно раскрывается внутри меня, являя миру кипящую смесь удовольствия и стыда, которую я скрывала. Это опьяняющее сочетание заставляет меня желать большего. Этот мужчина словно наваждение, от которого я не могу избавиться. Он как болезнь, медленно, но неотвратимо проникающая в мою кровь. Мой разум подсказывает мне, что нужно уйти, но мое сердце жаждет еще больше запретного внимания.
– Мышонок? – я смотрю на свои пальцы, опасаясь, что взгляд выдаст мои чувства.
Нанося антибактериальный обезболивающий крем на его кожу, я осознаю, что моя выдержка почти исчерпала себя. Да и как иначе, когда я чувствую, как напрягаются его мышцы под моими руками, как от него волнами исходит тепло, и мое тело откликается на эти ощущения. Прошло так много времени с тех пор, как я испытывала что-то кроме смирения и страха. Эти два чувства настолько тесно переплелись в моей душе, и я была уверена, что больше никогда не смогу ощутить ничего другого. Я думала, что никогда больше не почувствую, как тепло разливается внутри моего живота и распространяется по всему телу, или как ответная влага растекается между моих ног.
Волна желания, смешанная с тревогой, охватывает меня, и мне хочется бежать прочь. Но я знаю, что не должна позволять этому опасному человеку видеть мою реакцию на него. Я не могу позволить ему понять, как он на меня влияет, и не хочу, чтобы он имел надо мной такую власть.
– У тебя всегда такой вид, будто ты хочешь забиться в угол и спрятаться.
Его слова вызывают у меня желание поступить именно так. Мой взгляд скользит к двери, а затем возвращается к руке, которой я стираю очередное пятно крови с его кожи. Мне бы хотелось сбежать от него и его внимательного взгляда, но я не могу подавить то сильное чувство, которое испытываю, когда смотрю на него. Десять шагов вернули бы меня к моей унылой жизни, где я могла бы утонуть в повседневных страданиях и боли – такова моя несчастная реальность.
Однако я не делаю эти десять шагов и не позволяю Кингу вновь одержать надо мной верх. Вместо этого я возвращаюсь к его ранам, заменяю салфетки на чистые белые бинты. В отличие от Вика, когда этот мужчина давит на меня, проверяя мои границы, я ловлю себя на желании дать ему отпор. Мне хочется наброситься на него, оскалив зубы и сжав кулаки.
Он накрывает своей ладонью мою исцарапанную об осколки чашки руку и прижимает ее к своей горячей крепкой груди. Я смотрю на него сквозь ресницы и замечаю, как уголки его губ приподнимаются в легкой улыбке, которая у любого другого мужчины могла бы показаться приятной. Однако на губах Кинга эта улыбка выглядит как предупреждение или угроза.
Мое сердце бешено колотится в груди, словно я кролик, который пытается спастись от преследующего его хищника. Я делаю глубокий вдох, стараясь успокоить этот бешеный ритм, но в присутствии Кинга это бесполезно. Но стоит отдать мне должное: я заканчиваю перевязывать его грудь, не поддаваясь искушению. Хотя он и пробуждает во мне ощущение жизни, я не последую этим путем. Однажды я уже совершила подобную ошибку, и она стоила мне слишком дорого.
Все время, что я перевязываю его грудь и руки, собираю мусор в пакет и ставлю его у двери, я ожидаю, что он выкинет что-то еще.
– Можешь немного приподняться? – я трясу рулоном марли, который достала из сумки с медицинскими принадлежностями. – Мне нужно перевязать тебе ребра, пока тебя не доставят на рентген.
Он подчиняется, и звук, сорвавшийся с его губ, напоминает мне мурчание животного, которое наслаждается вниманием человека, но уже через мгновение может наброситься на него и перегрызть. Живот Кинга вздымается, словно от боли, и низкий гул желания, который я так упорно пыталась игнорировать, снова начинает нарастать, становясь еще более острым из-за ощущения надвигающейся опасности. Это как заниматься сексом на публике. Вроде бы такое поведение кажется неправильным и постыдным, и вы ненавидите себя за то, что вам это нравится. Но в то же время вы испытываете сильнейший оргазм в жизни. От этих мыслей мое дыхание становится прерывистым, и я боюсь, что он услышит его, но не могу найти в себе силы остановиться.
Мне приходится наклоняться еще ближе, чтобы обвести бинт вокруг его груди, и его запах тут же наполняет мой нос. Я провожу пальцами по его животу и понимаю, что отдала бы все, что у меня есть, за пять минут исследования линии мышц, которая исчезает за его поясом. То, что мне удается закончить перевязку, – настоящее чудо. За все это время он не пытается прикоснуться ко мне, хотя я мечтаю об этом каждую секунду. Когда я заканчиваю, то ощущаю на себе его терпеливый хищный взгляд.
– Прекрати это делать! – восклицаю я, не скрывая своего раздражения.
Он наблюдает за тем, как я собираю медикаменты, и снова одаривает меня легкой полуулыбкой.
– Делать что?
– Так на меня смотреть. Ты пытаешься меня разозлить? Хочешь, чтобы я перевела тебя в другое место?
– Ты этого не сделаешь, – говорит он и делает шаг вперед, словно бросая мне вызов.
– Нет? – повторяю я и слышу в своем голосе нотки сомнения.
– Нет, – его ухмылка становится шире.
Я качаю головой и чувствую, как мое тело словно само притягивается ближе к нему.
– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь и что, по-твоему, мы здесь делаем. Но давай проясним ситуацию прямо сейчас. Я ценю твою заботу о моей безопасности, но ты ничем не можешь мне помочь. Твое внимание только ухудшит мое положение.
Внезапно он наклоняется, и я чувствую, как напрягаюсь, когда его губы касаются моей щеки, прямо в том месте, где все еще пульсирует воспоминание о недавнем синяке.
– Не нужно, – возражаю я, но мой протест звучит скорее как мольба, чем как решительный отказ.
– Я заключу с тобой сделку, – говорит он, чуть сокращая расстояние между нами. Я едва не плачу от разочарования, из-за того, что больше не чувствую его губ, страха и желания быть рядом с ним.
– Всего один поцелуй, и я больше не буду тебя беспокоить. Один поцелуй, о котором никто не узнает.
– Ты, должно быть, шутишь, – шепчу я, но по его решительному взгляду понимаю, что он говорит серьезно. – Зачем тебе это?
Вместо ответа он снова нежно прикасается губами к моей щеке, удивляя своей деликатностью. Мне становится почти стыдно за то, что первой моей реакцией было отпрянуть от него. Кажется, он понимает это и, вздохнув, на мгновение замирает, чтобы встретиться со мной взглядом. Какое-то время мы просто стоим друг напротив друга, и когда он не отвечает мне колкостью и не отпускает едкий комментарий, мое тело предательски расслабляется.
Что за идиотизм.
– Ну же, – уговаривает он, – позволь мне поцеловать тебя. Всего один поцелуй, и я обещаю, что тебе понравится. Позволь себе почувствовать что-то сладкое, чтобы отвлечься от горечи. Всего один поцелуй, и если ты захочешь, чтобы я ушел, я уйду.
Этот мужчина, стоящий передо мной, словно воплощение самого дьявола, искушающий змей. Я точно знаю, что нахожусь не в раю, и ненавижу себя за то, что даже допускаю такие мысли. Мне ненавистно, как мое тело говорит мне «да».
– И ты больше меня не беспокоишь? – торжествующий блеск в его глазах говорит о том, что я сделала шаг к пропасти, откуда нет возврата.
– Клянусь честью скаутов.
Я ухмыляюсь, и он отвечает мне улыбкой.
– Это означает «да»?
– Ты уже спрашивал меня, хочу ли я узнать твое имя, – он отвечает мне быстрым и резким кивком, но впервые мне кажется, что он слегка ошеломлен. – Мне кажется, я хотела бы его узнать.
Это будет похоже на прощание. По крайней мере, так я говорю себе. Прощание с желанием и ощущением жизни. Было весело, но этот уровень безумия не приведет нас ни к чему хорошему.
На мгновение мне кажется, что уши меня обманывают. Но нет, я слышу глубокий удовлетворенный стон Кинга. Я так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как он медленно приблизился ко мне, пока его тело не прижалось к моему. Мои руки ложатся на его грудь, и я благодарна бинтам, которые хоть как-то нас разделяют. Кажется, будто от прикосновения к его коже в моей голове произойдет короткое замыкание.
– Грэйсин, – говорит он, наклоняясь ко мне так близко, что губы касаются моего уха. – Меня зовут Грэйсин.
А потом его губы накрывают мои.
Глава 7
Я погибла.
Этот поцелуй не похож ни на что, что я когда-либо испытывала прежде. Я даже не могла представить, что такой сильный и мужественный мужчина может быть настолько нежным.
Неожиданно я понимаю, что все ласки, которые я ощущала на протяжении многих лет, были неправильными. И прикосновения, и неловкие объятия на заднем сиденье машины Вика, и все, что он делал со мной в постели.
Вот таким должен быть настоящий поцелуй – нежным и мягким.
Боже, какие у него нежные губы!
Его нежность просто поразительна. С нашей первой встречи он казался мне жестоким и грозным, но осознание, что это впечатление было обманчиво, заставляет меня желать большего. Должно быть, он ощущает мое нарастающее возбуждение, его губы приоткрываются, и он скользит языком в мой рот. Я открываю его от первого же прикосновения и издаю стон от второго. Бинты и инструменты со звоном выпадают у меня из рук, но я не обращаю на это внимания. Остальные медсестры слишком далеко, чтобы услышать этот звук. Хотя в эту секунду мне было бы все равно, даже если бы они стояли рядом и наблюдали за нами. Все мои мысли сосредоточены на нежных прикосновениях его губ к моим. На влажном жаре его поцелуев, которые пробуждают во мне безумную жажду. Они словно затрагивают во мне нечто, что превращает меня в пылающее, почувствовавшее свободу существо.
Спустя мгновение, которое кажется мне вечностью, он отстраняется. Я открываю глаза и, ошеломленно моргая, прижимаюсь к Грэйсину. Мое тело одолевает дрожь, когда желание, смешанное с виной и стыдом, обрушивается на меня безжалостной волной.
У меня перехватывает дыхание, я впервые рассматриваю его лицо вблизи и замечаю золотистые круги вокруг его ярко-зеленой радужки. Это зрелище завораживает меня.
Я бы хотела, чтобы он наклонился и снова прикоснулся своими губами к моим. Но какая женщина может желать еще одного поцелуя от преступника?
Я.
Мне хочется большего.
Я жажду всего, что он может мне предложить.
И хочу его прямо сейчас.
Снова. И снова. И снова.
Я вспоминаю все ночи, которые провела под тяжелым телом Вика. Вспоминаю, как он использовал мое тело для своего удовольствия, когда мое наслаждение превращалось в боль, а затем – в безразличие. В моей памяти всплывают воспоминания о том, к чему Вик принуждал меня всего несколько часов назад, и о том, как он постоянно ограничивал свободу без моего согласия. Я думаю об этом, и мне хочется получить от Грэйсина еще одну порцию запретного удовольствия. Я жажду этого, потому что впервые за много лет ощущаю себя по-настоящему живой.
Впервые за долгое время я испытываю наслаждение. Мое тело снова принадлежит мне. Я обвиваю руками его шею и целую его. Грэйсин удивлен, из его горла вырывается низкий горловой звук, и ему требуется несколько секунд, чтобы обнять меня в ответ. Мне нравится, что я могу удивить, вызвать у него восхищение. Я рада, что у меня есть возможность шокировать его и заставить его желать меня.
Меня.
Его сильные руки больше не нежны, и Грэйсин больше не сомневается. Он обхватывает меня за пояс и притягивает к себе, пока между нашими телами не остается всего пару миллиметров свободного пространства. Пока я не перестаю отрицать, что он так же возбужден, как и я, пока в моих мыслях не остается ничего, кроме ощущения его горячей твердой плоти, прижимающейся к моему животу, и влажного тепла, разливающегося между моих ног и наполняющего воздух вокруг нас ароматом желания.
Мои пальцы нежно скользят по его взъерошенным волосам, и от этого мягкого, шелковистого прикосновения по моей коже пробегают мурашки. Из его груди вырывается глубокий, рокочущий звук, но я никогда в жизни не слышала ничего более сексуального. Я повторяю это движение руками еще несколько раз, а затем провожу ногтями по его голове. В этот момент в Грэйсине будто что-то щелкает, и я готова поклясться, что слышу, как он теряет самообладание. Мгновение – и он прижимает меня к стене. Эти два миллиметра пространства между нами исчезают сами собой, превращаясь в бездонную пропасть страсти и вожделения. Он так близко, что кажется, будто хочет стать частью меня. От этого чувства по моей спине пробегают мурашки, напоминающие паучьи лапки. Наша одежда – тюремный комбинезон и форма медсестры – не мешает мне ощущать все нюансы происходящего. Когда Грэйсин понимает, что я не собираюсь сопротивляться, он просовывает ногу между моих ног, а затем раздвигает их.
Лишь его тело прижимает меня к стене. Его руки свободны, и он подхватывает меня под колени, заставляя обнять его за талию ногами. Я ощущаю его твердость прямо напротив своего естества и стону ему в губы.
Грэйсин прикрывает мой рот ладонью, чтобы заглушить звуки, которые я не могу сдержать, а затем пристально смотрит на меня и поворачивает мою голову в сторону, он хочет добраться до моей шеи. Он покрывает ее поцелуями, прокладывая путь к уху, и его язык творит такие вещи, что рука, прикрывающая мой рот, кажется совершенно необходимой. Но даже несмотря на нее, мои стоны эхом разносятся по маленькой комнате.
Словно прочитав мои мысли, Грэйсин наклоняется ко мне и шепчет:
– В любой момент они могут войти в эту дверь и увидеть, какая ты распущенная грязная девчонка, – он подчеркивает свои слова медленным движением бедер. И, клянусь, я чувствую каждый бугорок и каждую жилку на его члене.
Я не отвечаю, это бесполезно, мой рот закрыт его рукой. Но моя реакция проявляется иначе: запах возбуждения усиливается, и я чувствую, как моя медицинская форма промокает между ног. Мне становится стыдно, и я заливаюсь румянцем, осознавая, что Грэйсин может заметить мое желание и, возможно, уже почувствовал его.
Как бы я ни старалась сдержаться, из моего горла вырываются хриплые, сдавленные крики. Мой разум мечется между мыслями о возможно проходящих мимо офицерах и твердым членом между моих ног. Это сочетание действует на меня как афродизиак.
Я должна была бы от него отстраниться. Порядочная женщина так бы и поступила, она бы не позволила себя целовать.
Но он нежно касается языком кожи за моим ухом, в том месте, которое всегда было очень чувствительным, и его горячий и резкий выдох рассеивает все мысли, которые я только что пыталась собрать воедино. По моей коже пробегает дрожь, а его прерывистое дыхание окутывает меня, словно кокон. Я цепляюсь за его плечи с такой силой, что, кажется, могу оставить на его коже синяки, но Грэйсин ничуть не возражает. На мгновение я задумываюсь о его травмах и беспокоюсь, не причинила ли ему боль, но не могу спросить его об этом. В эту секунду он слегка меняет положение, приподнимая мои бедра. Выпуклая головка его члена касается моего клитора под идеальным углом, и мой мир рассыпается на осколки. Я забываю о правилах и условностях, об ожиданиях и даже о законе, который гласит, что я не должна прикасаться к этому человеку и поощрять его внимание. Я не могу вспомнить, что он мой пациент и к тому же осужденный преступник. Во мне просыпается темная и порочная сторона, и вместо того чтобы оттолкнуть его, я притягиваю его к себе. Он издает резкий сексуальный рык мне в ухо, и, выгнув спину, я широко раздвигаю ноги, чтобы его бедра могли поместиться между ними. От такой растяжки внутренняя часть моих бедер горит, но это не имеет значения. Внутри меня нарастает тепло, и я словно превращаюсь в дикое и бездумное существо. Все, что я знаю – это то, что мне хочется большего.
Больше прикосновений.
Больше близости.
Больше раскрепощенности.
Чтобы сдержать стон удовольствия, Грэйсин впивается зубами в мое плечо, оставляя на коже след от укуса. Его пальцы сминают мои губы до боли, и я чувствую вкус крови там, где мои зубы прокусывают нижнюю губу. Затем он шепчет мне на ухо голосом, похожим на голос самого дьявола:
– Ты жаждешь этого. И твое желание настолько сильно, что я почти чувствую его вкус.
В ответ на это я издаю жалобные, почти животные звуки.
– Я хочу дать тебе это, Тесса, – его движения слегка замедляются, и я едва не плачу от досады. – Позволь мне дать тебе это.
Я бы непременно вскрикнула, если бы убрав руку от моего рта, он не заменил бы ее своими губами. Внезапно он начинает имитировать языком движения его члена, и двигает им в такт своим бедрам в быстром ритме. Я забываю, как дышать, говорить и думать о чем-либо, кроме движений бедер и губ.
Я и представить не могла, что на свете существует нечто настолько приятное.
Он заводит руку мне за спину, заставляя слегка выгнуться, и в этот момент я слышу, как за незапертой дверью раздается смех одной из медсестер. Меня снова поражает осознание того, что мы делаем что-то нехорошее и неправильное. Но в этот момент его рука оказывается на моем горле, и меня охватывает волна острого возбуждения.
