– Нет. Я тебя предупреждаю. Ты не хочешь быть его женой.
Она задумалась, но я видела, как внутри неё продолжает гореть эта глупая идея.
Я тяжело вздохнула.
Если она не передумает, то это закончится плохо.
Потому что, если Башир заметит это, ей несдобровать. Её жизнь превратится в ад.
Я не могла спокойно сидеть, пока она говорила эти глупости. Мне нужно было донести до неё, что Башир – это не тот мужчина, с которым стоит связывать свою судьбу. Она видела красивого, уверенного в себе человека, сильного мужчину, которого уважали. Но я знала правду.
– Ты хоть понимаешь, что он сделает с тобой, если узнает? – прошипела я, вцепившись в её запястье.
Амина только удивлённо моргнула, не до конца понимая, почему я так завелась.
– Почему ты так реагируешь? – она убрала мою руку, но не разозлилась, скорее, растерялась. – Что в этом плохого?
Я сжала губы. Она не понимала. Её никто не бил по рукам за лишний взгляд. Никто не запирал её в комнате, если она не слушалась. Она не видела, как отец избивал мать. Её никто не растил, как вещь, которая должна молчать, угождать и терпеть. Она жила в другой реальности.
– Ты думаешь, это будет любовь? Думаешь, он будет дарить тебе цветы, баловать, смотреть на тебя, как в сказках? – я горько усмехнулась. – Ты не его женщина. Ты будешь его вещью.
– Ты слишком драматизируешь, – поморщилась Амина, но я заметила, как она передёрнула плечами, словно мои слова пробежали холодом по её коже.
Я встала и отошла к окну, стараясь успокоиться.
– Если ты не остановишься, он заметит, – тихо сказала я, не оборачиваясь.
– Что заметит?
– То, как ты на него смотришь.
За моей спиной повисла тишина.
Амина не ответила сразу. Я слышала, как она тяжело вздохнула, как сжала пальцы в кулаки.
– Он ищет себе жену, – повторила она.
Я развернулась.
– Да. И ты не должна ею стать.
Она упрямо нахмурилась.
– Почему?
Я подошла ближе, заглянула ей в глаза.
– Потому что ты не переживёшь этого брака.
Она открыла рот, но ничего не сказала.
Я видела в её взгляде сомнение, испуг, нерешительность.
И я надеялась, что эти эмоции победят её дурацкую влюблённость, пока не стало слишком поздно.
Но я уже знала, как всё будет.
Башир увидит её.
Башир решит, что она ему подходит.
А если Башир чего-то хочет – он это получает.
И тогда уже никто не сможет её спасти.
***
После ухода Амины я долго не могла прийти в себя.
Сидела на полу, бессмысленно теребила уголок платка и пыталась убедить себя, что всё не так страшно. Что она передумает. Что Башир даже не заметит её.
Но внутри всё сжималось.
Амина… такая глупая, такая наивная. Как она вообще могла подумать о нём? О Башире. О человеке, который никогда не будет любить, не будет заботиться, не будет беречь.
Она была моей единственной подругой.
Единственным человеком, с кем я могла говорить.
Я не знала, что такое дружба, пока не познакомилась с ней. Не знала, как это – смеяться, делиться мыслями, чувствовать себя не одинокой.
В её доме всё было по-другому. Отец не приказывал, а спрашивал. Мать не молчала, а говорила. Амина жила в уважении, в тепле, в заботе.
А я?
Я видела, как отец бил мать за пересоленный ужин. Видела, как братья смотрели на женщин в доме, будто на прислугу. Видела, как старший решал, что будет с младшими, а младшие молча соглашались, потому что перечить нельзя.
Я знала, как это будет.
Брат увидит её. Он заметит, как она смотрит на него. Он почувствует, что может взять её себе.
И тогда она не сможет сбежать.
Я привела её в дом. Я. Пусть и тайком, пусть и тогда, когда никого не было, но это я дала ей возможность пересечься с ним. Я позволила ей увидеть его не таким, каким его знала я.
Она видела в нём силу, уверенность, статус.
Я видела в нём зверя.
Паника разлилась внутри ледяной волной.
Что делать?
Я не могла сказать ей больше. Если я расскажу, что происходит в нашем доме, что значит быть сестрой Башира, она не поверит. Она скажет, что я преувеличиваю. Она скажет, что у всех семьи разные, и что он с женой будет другим.
Она не понимает.
А если я начну настаивать, если буду пытаться напугать её… она может обидеться. Может перестать приходить.
Может… сказать кому-то, что я веду себя странно.
А если Башир узнает, что я пытаюсь кого-то оттолкнуть от него?
Я вздрогнула.
Нет. Мне нужно было быть осторожной.
Я должна сделать так, чтобы она сама передумала.
Но как?
Если бы у меня был хоть один шанс объяснить… Если бы у меня было хоть одно слово, которое могло бы остановить её.
Я прикрыла глаза, сжимая пальцы так сильно, что ногти впились в ладонь.
Должен быть способ.
Я найду его.
Потому что, если Амина попадёт в этот дом, если её выдадут за Башира…
Я потеряю единственного человека, кто видел во мне не просто чью-то сестру.
И это будет моя вина.
Бека
В брачную ночь Рашида мы с братьями собрались на кухне. Каждый пытался занять себя делом – кто-то пил чай, кто-то крутил в руках ложку, но никто не разговаривал. Мы просто слушали. Мы понимали, что сейчас происходит в его комнате, и, что уж скрывать, немного завидовали. Не браку, не ответственности, а самому факту – у Рашида в кровати была женщина. Тёплая, живая, податливая. И какой мужчина был бы против? Даже если бы женитьба была вынужденной, даже если бы он сам этого не хотел, факт оставался фактом: он мог взять её.
А потом он спустился. Лицо каменное. Глаза тёмные, жёсткие.
– Она не девственница.
Тяжесть этих слов разлилась по кухне, как пролитое вино.
Я не сразу понял.
Не сразу осознал смысл.
Но когда понял… Жар пошёл по спине. Это что, шутка?
Нечистая невеста? В браке ради перемирия?
Я посмотрел на братьев. Алим сидел напряжённый, Джалил сжал челюсть, взгляд вспыхнул гневом. Я сам почувствовал, как внутри всё закипает.
– Едем, – сказал Рашид.
Без объяснений. Без вопросов.
Мы поднялись из-за стола.
Мы не знали, что там будет.
Но чувствовали – просто так это не закончится.
Дом её семьи был ещё полон людей. Когда мы вошли, все замерли. Как будто нас не ждали, но знали, что мы придём. Я видел, как мужчины обменялись взглядами, как женщины поспешно опустили головы, как дядя Зумрат медленно поднялся со своего места. Тишина сгустилась.
Рашид не торопился заговорить. Он просто смотрел. И этого хватало, чтобы все почувствовали, насколько он зол. Он был готов разнести этот дом, если не услышит того, что хотел.
– Мы не знали.
Я видел, как в глазах Рашида мелькнуло что-то хищное.
– Как могли не знать?
Голос его был ровный, спокойный. Но именно этот тон всегда значил, что человек, к которому он обращается, на волоске.
– Она молчала, – выдавил кто-то.
Я сжал кулаки. Молчала? Они даже не пытались узнать. Не пытались понять. Просто закрыли глаза. Как можно не увидеть травму тринадцатилетнего ребенка?!
Я чувствовал, как во мне растёт ненависть. Я не видел её насильника. Но знал, что он где-то здесь. Я знал, что если встречу его взгляд – я убью его на месте. Быстро. Или нет. Медленно. Больно. Так, чтобы он знал, за что умирает.
Рашид сделал шаг вперёд. Все напряглись.
– Мы забираем её.
Это был не вопрос. Не просьба. Он не оставлял им выбора. Они могли возмущаться. Могли пытаться оправдаться. Но не стали. Потому что знали – не сработает. И я видел в их глазах… облегчение. Они хотели этого. Они хотели избавиться от неё. Она была их позором. И теперь её забирали. Им это было выгодно. И от этого хотелось выть.
Мы не стали задерживаться. Мы просто уехали.
А потом… Потом началась новая жизнь.
Зумрат боялась нас. Я это видел. Но я видел и другое. Она пыталась быть полезной. Она не пыталась заслужить наше одобрение – но заслужила его. Она не лезла к нам, не задавала лишних вопросов, но каждый день на столе был завтрак. Одежда всегда была чистой. В доме было тепло.
И мы это видели.
Сначала уважение.
