Г.Р.О.М.
Никита Киров
В тот день моё терпение лопнуло. Когда за взятку в очередной раз отпустили опасного бандита – я выстрелил в него в упор. А через мгновение убили и меня.
Смерть не стала концом. Я очнулся в девяностых – в лихое время, где ещё можно что-то изменить. Родные живы, но над ними уже сгущаются тучи. Я знаю, что будет дальше – и не позволю беде повториться.
Я очищу улицы от братвы, маньяков и насильников. Создам структуру, которой ещё не было. Вне закона, но с моей правдой.
Вот только мой брат… уже успел связаться с бандитами.
Никита Киров
Г.Р.О.М.
Глава 1
– Его же точно посадят? – с надеждой спросила Анька, сидящая рядом со мной. – Правда?
В глазах молодой свидетельницы стояла тревога из-за опасения, что бандита сегодня освободят, и он ей обязательно отомстит.
– Я же тебе говорил, что ничего он тебе не сделает, – успокоил её я и улыбнулся. – Я тебе слово дал. И другим тоже.
– Встать, суд идёт! – объявили в зале.
Я уже давно понял, каким будет приговор. И к сегодняшнему дню я подготовился. Виновный обязательно понесёт наказание.
– Меру пресечения в виде содержания под стражей отменить и освободить в зале суда, – продолжала зачитывать пожилая судья сухим равнодушным голосом.
В помещении все будто вздохнули разом, затем защёлкали фотоаппараты. Кто-то начал возмущаться, а кто-то радостно зааплодировал. Анька вздрогнула и закрыла лицо руками.
Ну а подсудимый, известный бизнесмен и меценат Александр Басманов, как его называли журналисты, он же Басмач, глава когда-то знаменитой ОПГ «Атамановские», торжествующе смотрел на меня заплывшими жиром глазами.
– Ну что, начальник? – спросил раскабаневший бандит, гордо подняв голову. – Не вышло меня засадить? И не выйдет.
И при этом он паршиво посмотрел на Аньку и подмигнул ей, но взгляд был злым. Уже предвкушает, что он с ней сделает за её показания.
– Рано радуешься, – хрипло сказал я, вставая со своего места.
Всеобщее внимание я привлёк сразу. Я же сегодня при всём параде, даже награды, полученные за долгую службу, нацепил на грудь. Да и все знали, что раньше это дело вёл я, пока не отстранили. Ещё и не хотели пускать на заседание, но я всё же пробился.
А ведь ещё полгода назад всё шло к тому, что Басмачу наконец-то дадут пожизненное. У него на счету и участие в ОПГ, и вымогательства, и убийства, и похищения, и принуждение к занятиям проституцией, и торговля наркотиками… а ещё куча искалеченных судеб, не говоря о причастности к гибели моего брата в далёкие времена. Это, можно сказать, личное.
Прижали его поначалу конкретно. Басмач даже умолял отправить его участвовать в боевых действиях, мол, он патриот и честный гражданин, хотел баллы заработать перед общественностью. Но когда понял, что его и правда могут туда отправить, перепугался и сменил тактику – подтянул своих друзей, которые и в 90-е чувствовали себя королями, да и потом в жизни не потерялись. Один даже из Москвы действовал.
Вот и начались проверки сверху. Сначала отстранили меня по состоянию здоровья, выяснив диагноз в больнице, и поручили вести дело неопытному новичку. Потом начали искать нарушения в предварительном следствии, стали подкладывать фальшивые улики и свидетельства, чтобы подставить под сомнение настоящие показания.
Вовсю перекидывали вину на покойных соратников Басмача, мол, это они всем занимались, а тот белый и пушистый, никому ничего плохого не сделал, смотрите, даже в детский дом пожертвовал деньги. Всего раз, правда, и совсем немного, но подали это так, будто он в одиночку содержал всех городских сирот.
Ну а судья, как я видел, в последнее время рассекала по городу на новеньком китайском джипе. Мельчает Басмач, раньше он раздавал в качестве взяток БМВ и Мерседесы, а теперь китайцев…
Я шёл прямо к нему, не обращая внимание на растерявшихся приставов и протесты судьи, которая требовала от меня сесть. По пути обратил внимание на нескольких свидетелей, которым обещал, что бандит им не навредит, что я обязательно решу вопрос.
А теперь они сидят и не знают, что будет дальше. Кроме Ани здесь были и другие. Испуганная молодая мать с ребёнком, мужик с гипсом и усталая женщина с рано поседевшими волосами, которая будто и не слышала приговор. Даже не боится, что ей отомстят.
Но раз обещал их защитить – сделаю. Мне терять больше нечего. Надо успевать, пока он не обложился охраной.
– Коршунов! – закричала судья. – Немедленно сядьте на место! Или я прикажу вас вывести!
– Ну и чё ты мне сделаешь, начальник? – Басмач ухмылялся, всё ещё глядя на меня. – Слыхал приговор? Невиновен я, ха!
Но ухмылка быстро ушла с его наглой рожи. Кто-то закричал, кто-то сматерился, кто-то полез за смартфоном, чтобы снимать происходящее. А я достал из кармана пистолет, заметив, как замерли от неожиданности молодые конвойные, не зная, что делать.
Это не табельный ствол, тот почти всегда лежал в оружейке, я его редко брал на работу. Это наградной, с дарственной надписью: «Коршунову Алексею Матвеевичу. За верность долгу. От Председателя Следственного комитета».
Это моё оружие. Перед судом были рамки металлоискатели, но я их обошёл с чёрного хода. А не пустили бы – встретил бы гада на улице. Вопрос в любом случае будет закрыт сегодня.
– Нет, пожалуйста, – взмолился Басмач, пуча глаза. – Алексей Матвеич, я же никому ничего плохого…
Я плавно нажал на спусковой крючок. Бах! ПМ подбросило от отдачи, голова Басмача запрокинулась назад, а кровь брызнула на седого московского адвоката, сидящего с ним рядом. Тот замер, как парализованный.
Парнишки из конвоя выпучили глаза и торопливо полезли за оружием. Ну чего вы так долго? Думал, вы раньше среагируете, сразу замочите. Я же знал, куда сегодня иду.
Хотелось курить, но сигарет при себе не было. Врачи же запретили курить, будто это уже могло помочь. Поздно уже пить боржоми, и так оставалось год-два от силы. Зато гада забрал с собой.
Бах! Бах! Мать их, зараза! Что-то сильно ударило в спину, я упал на стол, сбил с него бумаги и начал сползать на пол. Конвойные наконец спохватились и использовали оружие.
Боли не было, только в груди что-то горело. А ведь давно надо было так сделать. Сразу. Тогда бы и брат мой, Ярослав, живым остался. Да и не только Басмача это касалось.
Сколько я в этом городе тварей встречал, кого так и не удалось засадить или хоть как-то наказать. Обнаглели от безнаказанности…
Я окончательно развалился на полу, посмотрел в потолок на яркую лампу и закрыл глаза. Увижу хоть кого-нибудь напоследок? Вот это и была последняя мысль…
Хотя нет, не последняя. Почему-то думать ещё мог. Это то самое чувство, когда говорят, что жизнь пролетает перед глазами? Похоже, да.
Детский сад, школа, как принимали в пионеры, родители. Потом учёба в юридическом институте уже после развала СССР, проводы Ярика в армию, его возвращение из Чечни, и как мы с ним не общались, будто стали чужими. Не разговаривали до самой его смерти.
А мог бы всё изменить. Много шансов упустил. Сейчас бы многое переделал, конечно, но толку-то. А мои друзья… что же с ними стало?
Но дальше воспоминаний почему-то не было. Ко мне будто возвращались чувства.
Откачали меня? Нихрена себе, а я уж думал всё, каюк мне пришёл.
Похоже, что да. Я лежал на кровати, в лицо светило солнце, и я чувствовал, что кто-то открыл окно, свежий ветерок дотронулся до лица. Потом вернулись звуки. В соседней комнате очень громко играло радио.
– Мальчик хочет в Тамбов, ты знаешь, чики-чики-чикита…
Глаза пока не открывал. Кто-то говорил совсем рядом, но я почти не слышал голоса. Зато всё ещё слышал радио из соседней комнаты. Песня закончилась, заиграла балалайка, и голос Николая Фоменко чётко произнёс:
– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не забеременело! Рекламная служба Русского радио, телефон…
Радио выключили, я кашлянул. А куда в меня попали? Что-то под поясницей мешало, но я потрогал рукой и достал оттуда носок. Какого? Где раны?
– Очухался, Лёха? – спросил звонкий молодой, но в то же время очень знакомый голос.
Я огляделся. Это комната общежития на троих студентов. Одна койка свободна, на другой лежал я, а на третьей – кто-то валялся прямо в одежде
Все кровати пружинные, застелены солдатскими одеялами, у койки напротив меня на стене висел ковёр, у другой – три плаката, с Терминатором, с Рембо и улыбающейся девушкой, у которой из одежды была только шляпа и ковбойские сапоги до колен. Над ними – полка с учебниками по криминологии. В стороне стоял потёртый чехол с гитарой.
Рядом с моей койкой находился старый письменный стол, на котором лежал большой лист оргстекла. На месте, где должна быть четвёртая кровать, стоял шкаф с отломанной дверцей, внутри лежали шмотки и книги.
Рядом со шкафом – тумбочка, густо заклеенная вкладышами от жвачки, на ней телевизор с двойной антенной, на котором рябило изображение со снегом. Но если приглядеться, то можно разглядеть деревенский дом, где здоровенную бутыль самогона распивали два клоуна, один с огромными усами и в фуражке, другой – в костюме моряка…
Это чего, «Каламбур»? Его ещё показывают?
А какого хрена я в общаге? И почему эта комната так похожа на ту, в которой я когда-то жил? Причём я в ней находился не только во время учёбы, но и почти год после неё.
Проживал не совсем легально, забашляв коменданту, чтобы не выгонял. А то жить ведь было негде, родительскую квартиру отняли же, а у дядьки тесно. А потом устроился в МВД, и меня поселили в ментовскую общагу.
– Лёха, ты меня слышишь? – спросил тот же голос. – Давай уже, поднимайся. Ща Юлька у вас на кухне чё-нибудь сгоношит, похаваем. Тушняк у тебя нашли с картохой, м-м-м, давно такое не жрал. Подъём, боец! – раздался смешок. – Где ключи от танка? Хах!
Нет, это нереально, такого не может быть. Глюки это или что другое, но невозможно оказаться здесь после здания суда. Если меня подбили сильно, то увезли бы в больницу, а не сюда. Кто вообще додумался увезти раненого в общагу?
Лежащий на другой кровати человек поднялся и подошёл ко мне. Это темноволосый парень в зелёной спортивной куртке и потёртых джинсах, высокий, но тощий и хилый, соплёй перешибёшь. На ногах старые шанхайки, лёгкая китайская обувь, у нас такую когда-то носили.
Димка? Нет, невозможно, он же умер лет десять назад. Да и он был старше меня на год, чего он вдруг снова такой молодой?
– Хорош валяться, Лёха, кх, – он кашлянул. – Идти пора, а ты поспать решил.
– Да отстань от него, – дверь в комнату открылась, и к нам вошла девушка. – Пусть лежит, головой ударился же! Сходи за хлебом лучше, пока магазин открытый.
– Пойду у соседей попрошу. Хотя не, ну их, сразу проситься пожрать начнут, халявщики. Пф!
Я уставился на вошедшую, оглядев её снизу вверх. Джинсовая юбка не скрывает длинные стройные ножки в сандалиях, длинная куртка, тоже джинсовая, надета поверх короткой белой маечки, обтягивающей грудь, а живот немного приоткрыт. Большие голубые глаза смотрели на меня, светлые волосы завязаны в пучок, в них торчала заколка.
В одной руке девушка несла сковородку, из которой валил пар, в другой – замызганную кухонную доску. Доску она поставила на стол, отодвинув чьи-то тетрадки, на неё взгромоздила сковородку. Приятно запахло жареной картошкой.
Но я же знаю эту девушку…
– У тебя всё хорошо? – она подошла ко мне и положила тёплую руку мне на лоб. – Горячий. В больницу, может, Лёша?
– Всё нормально, – прохрипел я.
Так это Юлька? ?прст, точно она! Какого вообще хрена здесь творится? Но ей я ничего этого вслух не сказал. Повернулся набок, почувствовал, как кольнуло в голове, и медленно сел на кровати. Пружины подо мной скрипнули.
Оглядел себя. В футболке с Юрой Хоем из «Сектора Газа» и спортивных штанах с косыми полосками. Сам я не качок, но и не дрыщ, вполне себе в форме. Ощупал макушку, ещё даже причёска какая-то есть, совсем коротко тогда не стригся.
И непонятно откуда взявшаяся, но очень приятная лёгкость в теле, когда ничего не ломит и не болит, если не считать головы. Даже забыл, что так когда-то было. Даже одышки нет, только слабость небольшая.
– А мы подумали, что всё плохо, – сказала Юлька, отходя к столу. – Мы тут перепугались. Димас особенно.
– Ой, не гони, ничего я не напугался, – Димка влетел в комнату с пакетом, в котором что-то лежало. – Скажешь тоже. Так, я выпросил у девчонок из пятой полбулки взаймы, но сказал им, что буду в третьей комнате. Так, надо запереться, чтобы не явились. А то я знаю я вас, девах, – он глянул на Юлю, – вечно на диетах сидите, а как к картошке или салу подпустишь, так всё и сожрёте! Пф!
– Что вообще случилось? – спросил я.
– Так ты упал на крыльце с лестницы! – заявила Юлька. – Мы тебя занесли, соседи твои ещё помогли.
Как тогда? Помню, что-то такое было, споткнулся на чём-то и упал… но это было давным-давно. И если я снова в этом времени, это что, значит, проживать всё по новой? Опять?
– Как вы вообще тут живёте? – девушка оглядела комнату. – Вы когда в последний раз убирались?
– Так, подмогнула бы, – тут же сказал Димка, нарезая половинку белого батона. – Чего тебе делать-то ещё?
Это что получается? У меня пока в жизни был только юридический вуз, а дальше будет работа следователем в милиции. Потом та злосчастная командировка на Северный Кавказ, где я наконец-то понял, что довелось пережить родному брату… но было уже поздно, потому что его самого уже не было в живых.
Потом будет переход в другую структуру, я стану следователем прокуратуры, а затем и Следственного Комитета, когда он появится. При этом будет одна неудачная женитьба, и сразу следом вторая, ещё хуже.
