Она покинула комнату первой, прежде чем он успел ответить. Двигалась Мира быстро и ловко, не как кочевница, конечно, но так, что и кочевнику было бы не стыдно оставаться рядом с ней. Интересное все-таки создание… Сатурио решил, что понаблюдать за ней стоит внимательней.
Лейс, который ни к чему подобному не привык, сначала растерялся, но потом поспешил за Мирой. Сатурио укоризненно покачал головой: этот беженец недоделанный может стать для нее обузой. Впрочем, сила Мертвого – обстоятельство, с которым нужно считаться.
Свое задание Сатурио принимал с необходимым смирением. В эту часть Лабиринта военные пока не добрались, так что удрать на периферию было несложно. Но это же означало, что их ожидают очень скучные два часа: никаких драк, никакой охоты… никакой славы, иногда бывает и так.
Сатурио двигался первым, убеждаясь, что путь безопасен. Следом за ним шагал Гюрза. Он ни на что не жаловался, ни о чем не просил, но его шаги было слышно, он то и дело опирался на стену, будто теряя равновесие. Это говорило кочевнику все, что нужно. Забавно даже – то, что противника можно знать лучше, чем друга.
Замыкала шествие Бруция, и вот ее движения как раз слышно не было. Кому-то другому показалось бы, что она решила пойти на принцип и удрать, однако Сатурио знал: она выполняет приказ, ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться в этом. Среди его братьев и сестер самыми беспроблемными были те, которые выражали свое недовольство открыто.
Маршрут, указанный Гюрзой, оказался удачным. При всем безумном переплетении металла, которое нагородили тут местные, основные ориентиры сохранились, и это упрощало перемещение по Лабиринту. Правда, центральное освещение на периферии и вовсе отключили, но это не такая уж большая проблема: у них были с собой фонари, а кочевники при желании вообще могли отказаться от зрения и полностью положиться на другие органы чувств.
Они добрались до своего убежища, большого по местным меркам зала у внешней стены, достаточно быстро. Эти помещения не использовались обитателями третьего уровня, слишком уж тяжело было сюда добраться. Правда, воздух оказался холодным и сырым, где-то совсем близко слышался плеск воды – на станции так быть не должно, это признак проблем с канализацией. Но ничего, два часа в таких условиях вынести не так уж сложно.
Гюрза первым опустился на пол – ловко, несмотря на свое состояние. Он скрестил под собой ноги и закрыл глаза, он явно собирался медитировать. Бруция плюхнулась на пол шумно и показательно неуклюже, потом сложила руки на груди. Возможно, она сейчас старалась придумать способ выразить свой гнев еще как-нибудь, но пока не могла.
Сатурио ее детские игры не раздражали, и все же что-то не давало ему покоя, не позволяло устроить перерыв. Что-то в этом месте не так, неправильно… А что – не ясно. Помещение не лучшее, но не аварийное. Базовый сканер, встроенный в его личный компьютер, никаких угроз не показывает. Система жизнеобеспечения работает сносно… Что же лишнее, что цепляет внимание?
Ну конечно. Запах. Основным тут был запах сырости и давным-давно нечищенных фильтров, водных и воздушных. Откуда-то издалека разило химией, но это тоже норма на станции. Эти запахи оказались достаточно сильны, чтобы отвлечь кочевника от другого, легкого, и все же не настолько, чтобы его упустить.
Сатурио замер на месте и закрыл глаза. Он выдохнул, полностью освобождая легкие, мысленно досчитал до трех, отпуская любые запахи из уже замеченных. После этого он глубоко вдохнул, сосредотачиваясь на воздухе, который проникал в его нос.
Да уж… Не показалось. А жаль.
Бруция наконец заметила, чем он занят, прекратила клоунаду и тоже начала принюхиваться. Она делала это негромко, и все же Гюрза заметил, посмотрел на нее, потом на Сатурио.
– Чем пахнет? – спросил он.
– Смертью, – отозвался кочевник. – Но необычно. Не кровью и не тлением, но вместе с тем кровью и тлением. У этого запаха нет направления, я знаю, что он приходит откуда-то, но не могу уловить его ни в одном потоке воздуха.
– Это да, – растерялась Бруция. – Он тут и одновременно не тут! Что за фигня?
– Нож дай, – сказал Гюрза. Он не попросил и не приказал, только он и умел вот так выбирать интонацию.
О том, что ножей у Сатурио хватает, он знал: тот, кто выбирает такое оружие, обычно не отказывается от него. А еще – не делится с кем попало, особенно с врагом, но тут кочевник решил не возражать. Зверь внутри него уже бесился из-за того, что с ним будто играли. Если это можно исправить, поделившись с маньяком ножом, то и ладно.
Получив оружие, Гюрза не стал подниматься, он просто сменил позу: теперь он опирался на одно колено, так ему было удобней подцепить лезвием и поднять металлическую решетку на полу. После этого он опустил в открывшуюся яму нож, коснулся там чего-то и вернул клинок хозяину.
Запах усилился, но теперь его источник был очевиден: мутная черно-бурая паста на лезвии.
– Ты на кой нож в говне угваздал? – разозлилась Бруция.
Гюрза ее проигнорировал, вместо него ответил Сатурио:
– Это не оно. Выглядит так, но пахнет мертвечиной.
– Я такое видел на бытовых космических станциях, – пояснил Гюрза. – Обычно оно появляется в стоках под отделами обработки мяса возле ферм и крупных столовых. Там, где разделывают туши. Это смесь крови, мелких элементов плоти и осколков костей. Попав в канализацию, оно частично растворяется реагентами, частично утрамбовывается в однородную массу вроде этой. Это кровь и труп одновременно, отсюда и запах.
Получать от него объяснения было непривычно, но Сатурио подозревал: это один из признаков того, что Гюрза себя плохо чувствует и пока не способен вести свои любимые игры разума. При этом даже в ослабленном состоянии он смог разобраться, что к чему, и это впечатляло.
– Но здесь же нет никакой скотобойни! – смутилась Бруция.
– Значит, есть.
– Где она может быть? – уточнил Сатурио.
– Откуда он знает? – не унималась сестра. – Слушай, он же придумывает, чтобы манипулировать нами!
Сатурио позволил ей болтать, продолжая наблюдать за Гюрзой. Тот с ответом не спешил, он достал личный компьютер и что-то просматривал на экране. Они все видели, что это помещение давно не использовалось. При этом для того, чтобы такая паста, как на лезвии, не засохла окончательно и продолжала испускать запах, она должна была образоваться не так давно. А на периферии как раз никто не живет, никто не бывает… В таких условиях может произойти всякое.
Эта зона все равно оставалась слишком большой, чтобы обыскивать ее всю наугад, но такое и не потребовалось. Сатурио прекрасно знал, что по схеме корабля можно вычислить, откуда и куда протекает вода, несущая кровавый груз – даже с учетом возможных повреждений, основные перегородки не сдвигаются. Гюрза сейчас просчитывал, где могли устроить «скотобойню», и скоро ответ появился.
– Нужно выйти к соседнему проходу. Предпоследнему перед внешней границей, там несколько залов одинакового размера. К ним не так сложно добраться из жилой зоны и даже со второго уровня, если есть большое желание.
– И они достаточно далеко, чтобы не было слышно крики, – заметил Сатурио.
– Ну да, – безразлично пожал плечами Гюрза. – Если бы мне нужно было кого-то пытать, я бы сделал это именно здесь.
– Мы не знаем, имели ли место пытки. Возможно, эти помещения использовали для медицинских процедур или сдерживания больных астрофобией.
– Зачем гадать, если можно проверить?
Вряд ли Гюрза уже пришел в себя, но двигался он чуть уверенней. На слабость указывало лишь то, что он не пытался скрыться и действовать самостоятельно, он позволял кочевникам себя видеть, чтобы они смогли помочь при необходимости.
Но первыми все равно шли они – и скоро они получили подтверждение того, что маньяк не ошибся. Когда они добрались до нужного тоннеля, запах заметно усилился, хотя свежей крови Сатурио по-прежнему не чувствовал.
Он подошел к первой же комнате, но на пороге замер, не касаясь ручки. Не потому, что не сомневался: внутри не пусто и находка им вряд ли понравится. Пока его интересовало не это, а дверь как таковая.
– На нее установили замок, – кочевник направил луч света на обожженный металл. – Причем сложный, такой открывается только по паролю или отпечатку пальца. Сейчас он отключен.
– Потому что энергии он требует многовато, – напомнил Гюрза. – А необходимость использовать его отпала, как только кто-то прекратил вырываться изнутри.
Оттягивать неприятный момент не было смысла, Сатурио открыл дверь, направляя внутрь луч света. За металлической преградой скрывалось небольшое помещение – насколько успел разобраться кочевник, такие в Лабиринте служили спальнями на одного. Тут ведь и была спальня! К своему удивлению, Сатурио обнаружил внутри узкую кровать, небольшой столик, полки, даже мутное зеркало…
Но все это казалось безобидным лишь на первый взгляд, когда узкий и яркий луч фонаря придавал этому месту новизну. Постепенно глаза адаптировались к новым условиям, разум стал выделять в общей картине детали, и вот тогда Сатурио обнаружил труп.
Мертвое тело лежало на кровати, оно затерялось в коконе грязных простыней. Кочевник только сейчас сообразил, что изначально постельное белье было белым, на это указывали его края. А бурым оно казалось из-за крови, засохшей на нем. Причем засохшей давно: тело успело по большей части разложиться, остался скелет, обтянутый фрагментами мышц и кожи. По идее, внутренние органы тоже должны были сохраниться, хотя бы отчасти, и они действительно были – но куда меньше, чем положено. Некоторые просто исчезли без следа. О том, что произошло это именно здесь, косвенно свидетельствовал и тот факт, что труп был прикован к кровати за руки и ноги.
Считалось, что кочевники лишены большинства эмоций, что перед лицом смерти они превращаются в животных, которые либо убивают, либо пожирают. Но эти сплетни распускали в основном те, кому очень хотелось выслать кочевников на отдаленные станции, а лучше всего – сжечь. Реальность была куда сложнее: Сатурио почувствовал себя так, будто его обдала волна холода из раскопанной могилы, хотя настоящих могил в земле он никогда не видел. Да и Бруция, тоже рассмотревшая, что лежит на кровати, присмирела, спряталась за спиной брата.
А Гюрза остался Гюрзой. Он без сомнений подошел к кровати, направил луч фонаря на полуоголенный череп, аккуратно сдвинул в сторону грязную простыню, рассматривая что-то.
– Женщина, – объявил он. – Совсем молодая, до тридцати. Умерла здесь, перед смертью ее пытали – вероятнее всего, вивисекцией. Причем, судя по уровню боли, убийца действовал грамотно с медицинской точки зрения: он сделал все так, чтобы она не отключилась до самого конца.
– Откуда ты знаешь, какой уровень боли она испытывала? – прошептала Бруция, не отрывавшая взгляда от покойницы.
– Она сломала оба запястья, пытаясь вырваться. Полагаю, у нее была для этого серьезная причина.
– Для чего это проделали? – спросил Сатурио. – Донорские органы?
– Вряд ли. Если только как бонус. Когда человек находится в таком стрессе, удалить органы так, чтобы они были пригодны для дальнейшего использования, практически нереально. Больше похоже на процесс ради процесса.
– Что она могла сделать, чтобы заслужить такое? – еще больше сжалась Бруция.
– Слишком рано определять причину, – покачал головой Гюрза. – Нужно больше сведений.
– Считаешь, они тут есть?
– Да. Во-первых, для того, чтобы образовался такой кровавый ил в соседнем коридоре, одного трупа недостаточно. Во-вторых, тут на всех дверях установлены замки.
Этого даже Сатурио заметить не успел. Проверять, что таится за дверями, он не хотел, а не проверить не мог. Они не ожидали ничего подобного, но теперь им придется реагировать.
Соседнюю комнату тоже обустроили, однако не как жилое помещение. Здесь оформили нечто вроде частного гимнастического зала – с тренажером для растяжки в центре помещения. И его действительно использовали, только не по назначению. Сначала Сатурио решил, что и вовсе смотрит на фрагменты разных тел, потом сообразил: нет, одного. Просто несчастную – на этом трупе сохранилось больше тканей, уцелели даже длинные волосы, – растянули так сильно, что кости разделились по суставам, развалиться им не давали лишь засохшие остатки мышц, да и то не везде.
Следующее помещение было заполнено кухонным оборудованием. Тело там тоже сохранилось… Бруция только взглянула на него и сразу вылетела оттуда быстрее лазерного заряда. Сатурио слышал, как сестру выворачивает наизнанку в коридоре, и он ее не осуждал, ему и самому непросто было подавить рвотные позывы.
В каждом зале, который они осматривали, были подготовлены декорации. Вроде как недорогие, но бесценные по меркам станции, где ресурсы ограничены. А кто-то не только добыл их, но и бросил здесь. Возможно, боялся попасться на этих уликах… или ему нравилось приходить сюда, наслаждаясь властью смерти и снова переживая то, что наверняка доставило ему удовольствие.
Сатурио всю жизнь работал полицейским, и даже сейчас, в месте, напомнившем ему хрестоматийную преисподнюю, он заставил себя оставаться профессионалом. Мертвецам не помогут слезы – им поможет справедливость, а для справедливости нужны факты, выводящие на убийцу.
Все погибшие – молодые женщины, старшей было около тридцати, младшая и вовсе вчерашний ребенок. Были ли они красивы – определить уже нереально, но комплекция одна. Все умерли по-разному, однако перед смертью проходили через пытки, предполагающие предельно близкий контакт между жертвой и убийцей и обилие крови. Гюрза не касался тел, но сказал, что изнасилования не было, и Сатурио предпочел ему поверить, ничего не перепроверяя.
Важно и то, что умерли эти женщины не в одно время. Кто-то убивал их, бросал здесь, обустраивал новую «игровую комнату» – и притаскивал туда новую жертву. Очередная женщина в слезах умоляла о пощаде, не зная, что за стеной покоится ее предшественница, которой такие мольбы уже не помогли…
Всего тел оказалось восемь, самое новое появилось здесь около года назад. Сатурио почувствовал, как зверь внутри него поднимает голову. Старший из Барреттов контролировал себя куда лучше, чем его братья и сестры, но даже для него был предел.
– Я спрошу об этом только один раз, – тихо произнес он. – И тебе лучше ответить честно, потому что иначе я тебя убью так, что ты этим девушкам позавидуешь. Ты действительно привел нас сюда случайно?
– Грозно, – оценил Гюрза. За то время, что они осматривали комнаты, ему стало заметно лучше. Сатурио понимал, что попросту прошло время, о котором маньяк говорил изначально, но никак не мог избавиться от ощущения, что он восстанавливается за счет энергии смерти, зависшей в воздухе. – Я действительно не знал про этот… склад. Я выбрал ближайший к нам укромный угол. И прекрати пялиться на меня как на вампира. Что бы ты ни придумал, мы все одиночки и не тянемся друг к другу через космос, профсоюза у нас тоже нет.
– Мы? – нахмурилась Бруция. – Какие еще «мы»?
– А разве до сих пор непонятно? – усмехнулся Гюрза. – Ко всему бардаку, что творится на этой станции, вы можете приписать еще и серийного убийцу.
* * *
Трой Галлахар знал, что времени осталось мало. Он взял с собой немногих – но он взял лучших, а с ними расправились, как с детьми. Именно эту скорость он учитывал при оценке их нового врага. Сражаться с незнакомцами или даже встречаться с ними Трой не собирался. Сейчас у него осталась одна задача: как можно скорее добраться до командования и передать сведения об угрозе.
Велик был соблазн просто двигаться через Лабиринт, но Трой не мог себе такого позволить. Если незнакомцы начнут преследовать его, догонят быстро, а сопротивляться он толком не сможет. Поэтому ему нужно было поступать неожиданно, обмануть их, и он двинулся в сторону от основных тоннелей. Пусть ищут там, пусть тратят время на убийство толпы! Он пока успеет скрыться.
К тому же Трой признавал, что и население Лабиринта ему не друг. Многие там не узнают его в лицо, некоторые узнают и испугаются, попытаются выслужиться. Однако могут обнаружиться и те, кто захочет воспользоваться одиночеством начальника силового блока. Трой не был беспомощен – но и всесилен он не был.
Поэтому решение оставалось лишь одно: воспользоваться обходным тоннелем, одним из тех, которые скрывались от постоянного населения Лабиринта и предназначались как раз для администраторов. Путь получится чуть дольше, да и пройдет не слишком приятно: чтобы никто не наткнулся на эти тоннели, их делали предельно тесными и отключали от общей системы освещения, однако с этим Трой мог справиться.
Отдалившись от четвертого уровня, он сразу же попытался связаться с женой, но ничего не получилось. Сигнал не проходил через слои металла в Лабиринте, однако это как раз было нормально, тут все спроектировали для того, чтобы глушить такое. Правда, центром внимания служила астрофобия, но и побочные явления вроде потери дальней связи были неизбежны.
Опять же, это ожидаемо. Главное, что он сумел спастись, погони вроде как нет, он остался в тоннеле один. Несколько часов – и он снова присоединится к хозяевам жизни. Пока же он двигался вперед в темноте, рассеянной лишь походным фонарем.
Для тесного тоннеля того незначительного источника света, который был у Троя с собой, хватало отлично. Никаких комнат и технических залов здесь не было, только узкий коридор, по которому едва мог пройти взрослый мужчина – иногда двигаясь как обычно, а иногда и боком, чтобы не застрять между металлическими пластинами. Трой не был тут раньше, но по схемам знал, что впереди будут участки, где придется ползти на четвереньках. Тоже терпимо…
По крайней мере, он думал, что будет терпимо. Уже на втором часу его путешествия начались неприятные открытия.
Аварийные тоннели существовали много лет, с тех пор как был завершен Лабиринт. При этом такими путями не пользовались – кому из начальства захочется изображать из себя станционную крысу? Тоннели просто существовали… и разрушались. Трой убедился в этом, когда на одном из самых тесных участков обнаружил провал в полу.
Похоже, когда станцию трясло от столкновений с астероидами, две пластины провалились и улетели на глубину. Теперь прямо перед Троем зияла дыра, дна которой он не видел, только темноту, а за ней могло скрываться что угодно – острый металл, убийственная высота, какая-нибудь ядовитая дрянь, просочившаяся из системы очистки… Он и не хотел выяснять, ему нужно было понять, что делать дальше.
Логичней всего было бы двинуться обратно, поискать другой путь, даже рискнуть и выйти в основные тоннели. Но и это оказалось не так просто: прежде, чем попасть к пролому, Трой долгое время полз по коридору, здесь не хватило бы пространства, чтобы подняться или развернуться. Разве что используя эту бездонную яму, однако опускаться в нее, пусть даже частично, ему никак не хотелось. А ползти точно так же, но ногами вперед – сомнительная затея. Да и потом, это самый сложный участок, если преодолеть его, можно считать, что все испытания пройдены!
Поэтому Трой решил рискнуть. Он видел, что потолок здесь оформлен решетчатыми плитами, возле которых еще и закреплены какие-то трубы. Он осторожно коснулся их и обнаружил, что они такой же температуры, как окружающее пространство – не раскаленные, не болезненно ледяные. За такие вполне можно держаться… проползая над бездной.
Сколько движений ему понадобится, чтобы преодолеть пролом? Сколько времени пройдет? Вроде как безумие, дурацкая идея – и все равно не такая уж плохая. Трой был не из тех начальников, которые способны лишь торчать в офисе, он регулярно тренировался, он был подготовлен не хуже, чем его бойцы. Он справится, должен справиться…
Когда он принимал решение, от страха он просто отстранялся. Трой закрепил фонарь на поясе, перевернулся на спину, позволил себе несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы выровнять пульс, а потом зацепился за потолок. Он заставил себя думать только о том, что делает, а не о том, что с ним может произойти. Трой полностью концентрировался на каждом своем движении, и это спасало. Руку на решетку. Найти опору для правой ноги. Убедиться, что получится удержаться. Продвинуться еще немного вперед. Сложные задачи решаются простыми действиями.
Он справлялся, он верил, что у него все получится, если вести себя правильно, он не допустит ошибок. Однако иногда для поражения и не нужны ошибки – достаточно неудачи. Трой убедился в этом, когда труба, за которую он держался, начала прогибаться, поддаваясь его весу.
Он не запаниковал – но и не удержал спасительную плавность движений. Он задергался, поспешно изучая свое окружение в поисках опоры, он позволил себе оглянуться – и увидеть пугающую черноту за спиной. Дыхание сбилось, сердце мгновенно разогналось. Инстинкты победили, они требовали как можно скорее оказаться там, где будет безопасно, осталось ведь совсем чуть-чуть!
Трой рванулся туда, где металлический пол еще сохранился. Он двигался уже не грамотно, а как получится, лишь бы быстрее, быстрее!.. Он все-таки добрался – но и заплатил за это.
От одного из резких движений фонарь сорвался, полетел куда-то в пустоту, мелькнул за спиной последней вспышкой. Звука падения Трой не слышал, и это лишь подтверждало, насколько глубока раскинувшаяся под ним бездна. Но свет погас, света больше не было… совсем.
Это была страшная темнота. Ослепляющая. Она напугала бы где угодно, но здесь, в пустоте тоннеля, похожего на звериную нору, она приносила с собой клаустрофобию. Трою вдруг показалось, что ему нечем дышать, вместе со светом ушел воздух, скоро не будет ничего, совсем ничего. Инстинкты требовали рваться в разные стороны, искать путь – обратный или к спасению. Начальнику силового блока понадобилась вся сила воли, чтобы усмирить подсознание, заставить себя остаться на месте.
Глупо умереть тут, как последняя истеричка, когда он преодолел сложнейшее испытание! С таким трудом перебраться через бездну – только чтобы рухнуть в нее почти добровольно? Гениально! Ну, нет света и нет, не худшие обстоятельства. Трой, как и его подчиненные, прошел несколько «слепых тренировок», где его учили, что делать при внезапной потере зрения. Здесь, по сути, то же самое.
Поэтому он заставил себя ползти вперед. Медленней, чем полз раньше, руками ощупывая то, что его ожидало. Вряд ли будет второй провал, но – вдруг? Лучше уж не спешить, до участка, где тоннель снова станет высоким, осталось метров десять от силы.
Потеряв зрение, он заставил себя полностью сосредоточиться на звуках, хотя все звуки исходили от него. Гулкий звон, который порождали в плитах его движения. Сбитое дыхание. Сердце, громыхающее так, что слышали, пожалуй, по всей станции. Скрежет когтей по металлу.
Когда его мозг распознал новый звук, Трой замер, как зверь, внезапно оказавшийся перед сияющим взглядом хищника. Показалось или?.. Нет, не показалось. Трой замер, он не шевелился, даже дыхание задержал, только грохот сердца сдержать не мог. Но к этому грохоту все равно примешивался посторонний звук – негромкий, как будто вкрадчивый. Чем-то острым проводят по металлу, получается скрежет, пробирающий до костей…
Звук не одиночный. Когти? Да, наверно, это наверняка станционные крысы, хотя звучит не совсем как их шаги… А что еще? Это они, наверняка они.
Насколько было известно Трою, засилья крыс на «Прометее» удалось избежать. Даже высшие, обычно безразличные к проблемам Лабиринта, понимали, какой грандиозной бедой это способно обернуться, и регулярно проводили чистки. Но, пожалуй, логично, что как раз на периферии могли образоваться гнездовища этих тварей.
И все же… Почему звук отличается? Почему он дополняется чем-то странным, будто слизь переливается из сосуда в сосуд? Почему кажется, что эти существа, чем бы они ни были, уже рядом, ползают по металлическим плитам, возле которых замер Трой, сверху и снизу? Сверху они еще оказаться могли, но снизу наверняка такая же пустота, как была в проломе…
Крысы так не могут. Трой даже догадывался, кто может, просто признавать это не хотел.
Он собрал остатки сил и рванулся вперед. Он больше не прислушивался, он знал, что это бесполезно. Он осознавал, что продвигается очень быстро, но из-за темноты ему казалось, что он застрял. Увяз в черной смоле, движения нет, будущего нет… Все уже закончилось, а он, несчастный дурак, просто не в состоянии это осознать.
Трой Галлахар половину жизни провел на космической станции «Слепой Прометей». Он привык к ней, он даже звал ее домом. Чтобы не поддаваться нарастающему безумию вечного страха, он заставил себя поверить, что это, по сути, та же колония. Немного необычная, да, потому что тут вечная ночь и все вынуждены скрываться. Но все равно понятная, такая же безопасная, как другие колонии.
А сегодня на него вдруг обрушилось открытие, которое, на самом-то деле, никогда не переставало быть единственно возможной истиной: он в космосе. Вокруг него миллионы, миллиарды световых лет враждебной пустоты. То, что он и остальные протянули в Секторе Фобос так долго, – не более чем каприз Вселенной. Потому что для нее эти жалкие годы совсем не «долго», она мыслит эпохами. Она понаблюдала за людьми, позволила им вообразить, что все еще будет хорошо.
Ну а потом Вселенная наигралась с ними и пришла взять свое. То, что преследует Троя, – новая реальность, которая рано или поздно поглотит их всех. Но даже зная об этом, он еще на что-то надеялся. Оказывается, даже в Секторе Фобос надежда держится дольше всего, побеждая разум…
Трой спасся. По крайней мере, он верил, что спасся. Темнота стерла время и расстояние, однако он почувствовал миг, когда тоннель наконец расширился, возвращая ему свободу движения. Правда, переход сопровождался горкой, по которой Трой беспомощно скользнул вниз – увидеть ее он не мог, нащупать не успел, на схеме она не отображалась. Но есть ли смысл грустить о небольшой неприятности на финишной черте?
