– Ждем только Макса, – объявил обладатель кепки. – Андрей его встречает. Его тачка отстала слегка.
– Это кто? – спросил его Фил.
– Профессиональный фотограф из нашей любимой столицы, специально прибыл к нам по предложению агентства, – было ответом любопытному парню, – мы впервые пользуемся его услугами. Говорят, делает улетные «живые» кадры.
– А, это он будет сегодня на частном концерте снимать? – проявил осведомленность Рэн.
– Да, он. Так, парни, нас ждут стилисты! Все за мной, – раскомандовался мужик в кепаре.
Музыканты дружно кинули на него ленивый взгляд и не тронулись с места.
– Давайте быстрее, мать вашу всеобщую, музыкальную, – грубо обратилась к ним подошедшая дизайнер. – Быстро все за мной!
Ее молодые люди почему-то послушались, пошли за ней, а Рэн принялся пошло шутить, за что получил порцию лекций от брата. Алина тут же целеустремленно устремилась вслед за Кеем. Мне это не понравилось. Зато я вспомнила об Антоше и написала ему, извинившись за то, что долго не отвечала, что все, о чем он думает, вовсе не глупо, и что я очень хочу быть его солнцем! Мы успели договориться о времени и месте встречи. Здорово, что он есть у меня.
Как только я поставила смайлик в последнем сообщении, как в помещение появились новые действующие лица. Вернее, одно, лицо, которое мне много сотен раз снилось неспокойными долгими ночами и заставляло просыпаться в слезах. Нет, это был не монстр из кошмаров и не кровожадный бабай. Это был самый обыкновенный парень… Нет, те, кого мы любили, ведь не бывают обыкновенными, правда?
Когда мы влюблены, они кажутся нам самыми-самыми, и даже их недостатки привлекают.
– О, Макс пришел! – захлопал в ладони коротко остриженный фотограф, что-то уточнявший у мужчины в кепке. – Сейчас и начнем сет! Парни уже на крыше устанавливают оборудование.
– Всем доброго дня! Сегодня будет отличная фотосессия, – раздался мягкий баритон. – Прошу прощения, что мы опоздали – в городе пробки просто невыносимые.
– Макс, ничего, время еще есть. Думаю, мы все успеем, – отозвался Андрей, в то время как Красная кепка пожимал руку высокому молодому человеку с внимательными голубыми глазами и волнистыми русыми волосами, закрывающими шею. Одет он был по-молодежному небрежно, но это, как и всегда, впрочем, лишь подчеркивало его мягкую независимость: простые потертые на коленях джинсы, вязаная коричневая кофта с капюшоном и закатанными рукавами, шузы с ярко-синими шнурками.
– Обещаю, все пройдет на высоте.
Я встала со своего места, во все глаза разглядывая фотографа Макса, не веря в увиденное. Сделала шаг назад, а потом замерла от неожиданности. Это точно он! Даже его плавные движения остались такими же, и улыбка, и привычка потирать запястье… Этого человека я никак не могла встретить здесь. Нет, не могла!
Но встретила. Каким-то неведомым, странным образом, сумасшедшим, невероятным!
Что за чертовщина? А этот-то здесь откуда?
Не знаю…
А я знаю – его привела злая сила. Откуда ему здесь взяться-то?
И что делать? Что делать?
Что? Ну, не знаю… Прячься! Повернись спиной, не смотри на него. Я же сказала, не смотри. Хватит пялиться, слабачка!
Но он так изменился. Смотри… Смотри, какой он. Какие у него руки и плечи крепкие!
Естественно, четыре года прошло – мальчик повзрослел и стал большим и сильным. И все-таки стал фотографом, говнюк, чтоб его. А ямочки на щеках все же остались такими же. Ладно, не отвлекаемся. Не гляди в его сторону, раз ты ему наподдать не можешь. Ненавижу его!
А я уже забыла. У меня сердце быстрее бьется, что делать? Мне страшно? На меня нахлынули воспоминания. Почему я такая дура?
Вечный вопрос. Откуда мне знать, почему ты такая дура. Я – твой внутренний голос, а не всевидящее око. Родилась ты такой, Катя.
Почему я его встретила здесь? Я не хотела никогда-никогда-никогда его видеть! И я не буду на него смотреть.
Вот так-то лучше. Отвернись и занимайся аутотренингом: «Я невидимка, я незаметная невидимка». А может, лучше подойти к нему и как врезать по морде? А, нет, до туда ты точно не дотянешься.
Я лучше сделаю вид, что меня тут нет. Он, должно быть, занят и, может быть, не заметит постороннего человека. А сейчас боком-боком, как краб, мы и уйдем отсюда.
Да-да, меня ведь ждет Антон…
Я решила незаметно выскользнуть отсюда. Но моим кратковременным мечтам было не суждено сбыться, потому что Андрею захотелось вдруг представить Максиму всех присутствующих, включая и мою скромную персону.
– А это Катя, дочь известного художника…
– Томаса Радова? – голубые глаза Максима, эти глаза, в которые я когда-то хотела смотреть часами, но боялась это делать, широко открылись, когда он вдруг увидел меня.
И сразу узнал.
– Откуда сведения? Да-да, его самого, – подтвердил Андрей, – он, между прочим, оформляет новую обложку для «На краю».
– Вот как? – голубые глаза не отрывались от моего лица, а я, в свою очередь, не могла сама отвести свой взгляд в сторону.
– Неожиданный ход, правда? – заметил менеджер. – И это при том, что Томас отказывался от подобных предложений даже со стороны наших зарубежных, в некотором роде, коллег. Просто не знаю, как Кей его уговорил на подобное. – Катя, это Максим – фотограф из московской фотостудии «Клевер».
– Привет, Катя, – растерянно произнес он знакомым и совсем не изменившимся голосом, тихим и спокойным, но перестав при этом улыбаться. А ведь до встречи со мной лицом к лицу его широкая белоснежная улыбка освещала это помещение!
– Привет, Максим, – так же негромко отвечала я.
– Ого, а вы знакомы? Мир тесен, ребята, – и я убеждаюсь в этом уже который раз. В таком случае оставлю вас наедине, – чуть сощурившись, проницательный менеджер оглядел нас задумчивым взглядом и отошел. – Макс, пять минут, и приступаем к делу.
– Как дела? – задал Максим мне любимый вопрос миллионов людей на земле. Голос его был нерешительным и удивленным – встреча со мной не входила в планы этого человека.
– Хорошо, а у тебя? – смущаясь, задала я аналогичный вопрос.
– И у меня хорошо. Учишься?
– Да. На юриста. А ты работаешь?
– Да. Фотографом. Как родственники?
– Хорошо. А твоя мама?
– Тоже отлично.
– А дедушка?
– Все еще бодрится.
И мы замолчали.
Вот и все, о чем можно было поговорить со своей первой любовью, повзрослевшей и возмужавшей. Оставалось только лишь разглядывать друг друга, едва ли не физически ощущая неловкость и отстраненность. Наверное, а я очень на это надеюсь, Максим ощущал стыд или раскаяние, и от этого, должно быть, ему было еще менее комфортно, чем мне.
Странно – вроде бы здесь много людей, и они шумят, разговаривают, смеются, даже кричат, а в паре квадратных метрах от меня и него установилась тишина, похожая сейчас на вакуум прошлого, окутавшего двух совершенно чужих людей, которым…
Что ты несешь?! Пошли его на село к троюродному дедушке и сваливай подальше! А то еще при нем и разрыдаешься!
– Я рад, что встретил тебя, Кать, – первым нарушил затянувшееся молчание Максим.
– И я тоже… очень рада. Хорошо, что ты стал профессиональным фотографом.
Когда-то давно, еще в школе, он мечтал работать именно в этой области, вопреки воле своих родителей, желающих вырастить из единственного сына знаменитого врача. Максим – представитель целой династии врачей. Его старый, но бравый прадедушка оперировал в военно-полевом госпитале всю войну и мечтал сделать из внука хорошего хирурга. Однажды, в девятом классе, когда мы с Максимом были просто-напросто одноклассниками, обменивавшимися глупыми и даже пугливыми взглядами и боящимися признаться в симпатиях друг к другу, я совершенно случайно, попала к нему домой. Надо сказать, не без помощи Нинки, решившей, что в ее силах сделать так, чтобы, как она говорила, «вы, тормоза, были вместе». Она знала, что он нравится мне и говорила, что чувствует, что я привлекаю Макса.
Когда я, пугливая, как антилопа-гну на водопое, попала к парню домой, его прадедушка решительно усадил меня за стол и за чаем принялся рассказывать о военных днях в госпитале, и о том, что все представители их славной фамилии – обязательно врачи, что его внук обязательно продолжит семейную традицию, и его будет ждать блестящее будущее. Максим (волосы у него и тогда были всегда волнистыми и растрепанными, как и сейчас, а вот лицо было худым-худым и скуластым) сидел рядом, и я, почти не слушая рассказы его дедушки, просто радовалась тому, что одноклассник находится со мной за одним столом и что сидим мы близко-близко – даже колени соприкасаются слегка.
«Ты нашему Максу будешь отличной девушкой, – на прощание заявил дедушка к нашему обоюдному ужасовосторгу, – иди, проводи Катю домой, внук».
Он пошел меня провожать. Чтобы потом делать это все чаще и чаще, а однажды осмелиться поцеловать.
Я дернула головой, отгоняя прошлые воспоминания. Вот же ситуация – встретить бывшего и единственного парня здесь и сейчас!
А мы с Кеем чем-то похожи. Максим меня тоже предал. Как и его Алина.
– Да, стал фотографом, – он неловко улыбнулся, прижимая к себе рюкзак. – Ты очень здорово выглядишь, Катя. Взрослая. У тебя волосы теперь такие длинные. И лицо другое.
Естественно, лет-то мне уже сколько. Чай, не десять и даже не двенадцать.
– Ты тоже прекрасно выглядишь, – отвечала я, глядя поверх его головы. Интересно, эти волосы до сих пор такие же жесткие, как и раньше? – Возмужал.
– Ну да, спасибо. Как думаешь, я стал лучше?
– Да.
– Если будет время… можно, я сфотографирую тебя? – внезапно предложил парень. – Тебя любят камеры, я помню. И… Андрей зовет, я пойду, хорошо? У меня много работы, сама понимаешь, – словно оправдываясь, произнес он и ушел, оглянувшись раз пять.
Я в полном недоумении глядела ему вслед. Может быть, я страдаю галлюцинациями? Ущипнуть себя?
Опустившись на диван, я сложив руки на колени и глядя на них. Это Максим… Сейчас, немного успокоюсь и уйду отсюда.
– Келла! Ты, наконец, принес к нам свою задницу! Поторапливайся! – услышала я громкий окрик.
Значит, синеволосый и моя подруга все-таки вернулись в самую последнюю минуту. Нинка тут же подтвердила мои мысли – потрясла за плечо и даже за волосы подергала.
– Алло, гараж! – услышала я ее голос.
– Нина?
– Нет, ожившее чучело крокозябры. Что он тут делает? – грозно осведомилась она, скалой нависая над моей головой.
– Кто?
– Не прикидывайся рождественским оленем. Я его только что видела – мельком, но все равно узнала. Кто-кто? Эта скотина Максимочка, кто еще! – заорала Нинка, тряся меня за плечи. – Откуда ты его здесь взяла? Сейчас же признавайся!
– Это не я, это он сам взялся! – вяло попробовала я отцепить подругу от себя, но она затрясла меня еще сильнее – как грушу.
– Сам?
– Нина, он фотограф, приехал на фотосессию «На краю».
– Да ну на фиг? – искренне поразилась она и опустилась рядом со мной, нервно дергая ступней – пока никто не видел, подружка многое себе позволяла. – Да такого невезения не бывает! Катька, это же просто убийственно! А ну идем его убивать, вставай! Я сейчас его лишу пары органов. За все, скот, поплатится.
– Сядь, Нина, и ничего не делай, – велела я ей деревянным голосом. – Прошу тебя.
Подруга в кои-то веки послушалась.
– Та-а-ак, – почему-то замерла она, и ее глаза засветились нездоровым блеском, – а это еще кто?
– Где?
Кого она там еще углядела?
– Вон. Краля в желтом, – и Журавль с яростью уставилась влево. Я скосила глаза и увидела Алину, о чем-то беседующую с Андреем.
– Ты ее знаешь? – сегодня день открытий, не иначе! Сейчас выяснится, что Алина – добрая Нинкина знакомая. Хотя нет, так презрительно на хороших знакомых не смотрят. Скорее, таких пристальных взглядов, в которых пламя ненависти горит равномерно уже много лет подряд, удостаиваются давние хорошие враги.
– Естественно, знаю я эту чертову крысу. Давно знаю, и давно желаю ей самых комфортных номеров в адском отеле «У доброго демона». Ха, и здесь она, кукла, – к последнему слову подруга добавила непечатное выражение с очень экспрессивным значением.
Я так и видела, как над белокурой головкой Нины поднимается размытое изображение Алины, перечеркнутое алым крестом, а потом брюнетка начинает гореть в грозных языках желтого пламени.
– Откуда вы знакомы?
– От верблюда. Наш город все-таки не двадцати четырех миллионный Шанхай, вполне естественно, что люди определенного социального слоя друг друга знают. С ней я частенько виделась в клубах и на некоторых тусовках и вечеринках. Знаю ее предков. Знатная стерва. Вот курицыно отродье! – почти прорычала Журавль. – «Меня терзают смутные сомнения» … На всякий случай нужно вызвать дежурных санитаров, подруга.
– Зачем? Что за сомнения?
– Сомнения в том, смогу ли я удержаться, не впасть в состояние аффекта и не грохнуть ее. Ненавижу таких, как она. Ненавижу ее, – Нина говорила это зло и искренне. Она, при всей своей нелюбви к человечеству, редко по-настоящему ненавидела людей. Обычно просто презирала, или же они ее раздражали.
Продолжая прожигать Алину недобрым взглядом, Нинка вдруг спросила:
– Катя, вот, смотри, это живой пример самовлюбленной и болезненной стервозности.
По-моему, он не единственный… второй такой пример я знаю с первого класса и вижу почти каждый день. Нинка словно уловила мои мысли и спросила:
– Знаешь, чем я отличаюсь от нее?
– Нет, – честно призналась я.
– Ну, я так и подумала, спасибо, Катенька. Но вообще-то знай. Я умею прятать свое истинное, конечно же, прекрасное, личико, и умею быть хорошей и милой, а она этого делать не хочет. Не не может, а не хочет. А знаешь, почему?
Я покачала головой.
– Алинчик, эта милая девочка, слишком гордая. Желает, чтобы все восхищались ей такой, какая она есть на самом деле. Видишь, даже я не отважилась на это кощунство, – Нина злобно расхохоталась. А Алина, продожая разговаривать с Андреем, ушла. И походка у нее была как у модели с обложки дорогого глянцевого журнала.
