– Наш Гриша Лазовский умом не блещет, но говорить может, – заверила медицина, похрустывая грибочком. – Речь, конечно, бедная, логика примитивная. Но имеется.
– Ему бы подлечиться. Орал так, будто режут.
– Больные с подобным диагнозом, бывает, издают такие вот истошные вопли. Но, уверяю вас, Андрей Григорьевич, Лазовский-младший совсем не опасен, но и самостоятельной жизни не ведёт. Его семья о нем заботится.
– Так заботятся, что ночью в лес с топором отпускают?
Я покачал головой, а про себя подумал – странное место этот Нижний Лесовск. Люди пропадают, озеро темнеет ни с того, ни с сего, дурачок с топором по ночам шастает. И никто, вроде, не удивлён. Всё как будто в порядке вещей.
Окружающие, заметив мою настороженность, стали наперебой уверять:
– Да он добрейший парнишка, Андрей Григорьевич.
– С ребятишками в войнушку играет.
– На речке червей копает, рыбачкам помогает.
– Только бы дали удочку подержать да леща вытащить. На всё готов.
Тем временем застолье продолжалось. Тосты шли один за другим. Каждый считал своим долгом мне подлить, будто сговорились: споить москвича любой ценой. Я вежливо принимал, но больше налегал на закуску – жирную баранину, соленья, сёмгу, чтобы не окосеть. Пару раз и вовсе незаметно вылил рюмку под стол – в траву, как в воду.
Нет, трезвым оставаться не собирался, но голова должна быть относительно ясной. А вся эта чрезмерная местная радушность… слишком она уж настойчивая. И это меня слегка настораживало.
– Ну что! – хлопнул по столу Шамба. – Предлагаю в баньку! Дрова берёзовые, венички эвкалиптовые – с родины мне передали! Это вам не пихтой париться!
За столом зашевелились, загудели. Кто-то уже откровенно был не в кондиции и, махнув рукой, отказался. Мне, как почётному гостю, предложили идти первым. Мол, остальные подтянутся. Шамба лично вручил мне аккуратно свёрнутый вафельный халат, полотенце и мягкие, новенькие тапки.
– Для особых гостей, – подмигнул он. – Не для всех, но для вас – обязательно банный комплект найдется.
– А кто-то ещё пойдёт? – спросил я, бросив взгляд на весело гомонящую компанию.
Те хитро переглянулись, кто-то хмыкнул, кто-то отшутился. Я улыбнулся в ответ – как человек, которому будто бы внимание приятно, но доверять не спешит.
– Ну что ж, пойду, – сказал я, удовлетворенно хмыкнув.
В компании пьяных голых мужиков париться не люблю. А вот одному – самое то.
* * *
Баня стояла чуть в стороне, у опушки. Снаружи – добротное срубовое строение, пахнущее свежим деревом, дымком и лесной влагой. Внутри – тепло, полумрак, лампочка под сизым абажуром, легкий пар в воздухе.
Парилка – широкая, с мощной железной печкой из паровозной стали, наглухо забитой камнями. Полок – чистый, свежий. На нем уже расстелена белая простынка. В комнате отдыха – медвежья шкура, широкая деревянная лавка, стол со скатеркой, самовар электрический мельхиоровым пузом сверкает, низенький чайник с заваркой – из его носика тянуло мятой и еще какими-то травами. Всё в лучшем виде в ожидании дорогих гостей.
Оно и хорошо, всё-таки надо выдохнуть после лесного приключения. Я быстренько разделся, вошёл в парилку. Сел на горячий полок, немного попотел. Погрелся. Без фанатизма – пьянка и баня не очень совместимы, если не хочешь вреда для здоровья, знал я это хорошо. Но разогнать хмель слегка – не повредит.
Долго сидеть не стал, скоро вышел в комнату отдыха. И – замер. На лавке, укутанная в белоснежную простыню, сидела девушка.
Красивая. Молодая. Лицо – ясное, светлое. Волосы тёмные, чуть влажные. И улыбка – не дурашливая, не заигрывающая, а тихая, уверенная. И ее совершенно не смутил мой обнаженный вид.
– Здравствуйте, Андрей Григорьевич, – сказала она, будто знала, кто я, но судя по интонации, всё же видела меня впервые.
Я стоял, босой, с полотенцем в руках, которым забыл даже прикрыться, а в голове стучало: «Откуда я тебя знаю? Кто ты?»
И тут я вспомнил её…
Глава 4
Это была Лиза. Елизавета Грунская. Глаза – живые, дерзкие, и что-то в них было… зрелое не по годам. В руках – бокал с вином. На столе открытая бутылка.
– Андрей Григорьевич, – проговорила она, и голос её был будто из другого времени. – Не скучно вам париться в одиночестве?
Я не ответил сразу. Стоял, глядя на неё, как на привидение. Ведь я её прекрасно знал. Не по паспорту и не по рассказам. Я знал её из другой жизни. В девяностых её звали Груней. Мамка, хозяйка борделя в моем родном городе, попав туда еще в девяностые уже бывалой проституткой. Но за непробиваемым образом развязной и разбитной шалавы и уличными ухватками тогда скрывалась женщина с крепкими мозгами и нервами. Она помогала мне. Сливала данные на бандитов, торговцев наркотой, докладывала о всех сомнительных клиентах борделя, у кого нелады с законом. Была со мной на связи, как агент. Работала тонко, ни одного прокола, будто мстила криминальному миру за свою сломанную жизнь. А потом…
Потом бандосы её вычислили. И убили в начале нулевых, когда в городе ещё были группировки. Просто однажды её выловили из реки: в пальто, без обуви, горло перерезано.
Я узнал, кто это сделал, и нашёл ублюдков. Одного пристрелил лично при задержании, двоих засадил. Но Груню, конечно, это не вернуло.
И вот теперь она сидит передо мной. Живая, молодая, совсем не увядшая. На самом краю судьбы, с которого она однажды свернула не туда.
– Лиза… – выдохнул я.
– Вы меня знаете? – девушка сначала удивилась, а потом заулыбалась. – А, ну да… Меня все знают.
– Что ты тут делаешь? – задал я вопрос, который так и рвался с губ, хотя и не имел смысла.
Понятно было, что она ответит. И Лиза игриво промурлыкала, склонив голову набок:
– Отдыхаю.
– Так, а другого места отдыха не нашлось? – изобразил я недовольство, настраиваясь всё-таки изображать, будто в первый раз ее вижу.
– Простите… Вам разве не приятно общество такой симпатичной дамы?
– Я здесь не за этим, – в этот раз проговорил я более мягко, чтобы совсем не отпугнуть.
– Жаль… Но я выполняю просьбу хороших людей. Сказали, вы серьёзный человек. Майор из Москвы. Заслуживаете культурного сопровождения, так сказать. Вот я и пришла. Я должна показать наше гостеприимство.
Она завела волосы за ухо и посмотрела на меня искоса.
– Гостеприимство? – прищурился я, уже обмотавшись полотенцем и усевшись на лавку напротив, между нами был только стол.
– Не бойся, – она рассмеялась, перейдя на «ты», – я не кусаюсь. Пока. Хотя… если ты будешь милым и попросишь – могу укусить. Хи-хи…
– Кто тебя прислал? – спросил я прямо.
– Ой, да какая разница? – Лиза встала, показывая соблазнительное бедро. Простыня чуть дрогнула и соскользнула с ноги. – Сама пришла… А ты расследовать что-то приехал, да? Говорят, что-то важное, говорят, ты знаменитый сыщик. Ой, мамочки, как интересно… Расскажешь?
На слове «знаменитый» она сделала особое ударение, будто я был как минимум звездой мировой эстрады. Обойдя стол, девушка подошла ближе. Тепло её тела чувствовалось на этом коротком расстоянии.
– Служебная тайна, – улыбнулся я.
Она наклонилась и вдруг спросила с некоторой грустью:
– Я знаю, ты не простой, это сразу видно. Умный. Видящий. Вот и посмотри на меня. Видишь, кем я могу стать? Видишь, куда меня тянут? Ну…
Я даже вздрогнул – почему она спросила у меня это? Будто Груня почувствовала нашу связь из будущего. Я смотрел ей в глаза: всё тот же взгляд, только ещё без прожитых лет, без боли, без пелены той усталости, что ляжет потом печатью на ее лице, забирая остатки молодости и красоты. Она – ещё не падшая. Её ещё можно спасти. Наверное.
– Не с того жизнь начинаешь, дорогая, – тихо сказал я. – Сверни, пока не поздно. Пока ты ещё не стала той, кем… однажды можешь стать.
– А если уже стала? – прошептала она, уселась рядом, игриво обвив мою шею руками, и попыталась поцеловать.
Я мягко отстранил ее, показывая, что у нас всего лишь беседа, пусть и по душам.
– Нет. Поверь мне, я бы почувствовал. В людях я немного разбираюсь.
В банной комнате повисла на миг тишина. Лишь тикали настенные деревянные часы да чайник с травами посапывал на краю стола.
Она сидела, закутавшись в простыню, босая, опустив плечи, будто не пряталась – а, напротив, ждала, когда я заговорю. Волосы её блестели от пара, спина по привычке чуть кокетливо выгнута, но не напряжена.
– Не все так просто, Андрей Григорьевич, – проговорила всё-таки собеседница, и теперь напускная её игривость уже улетучилась.
Я знал про ее проблемы. Знал, почему так все с ней обернулось.
– А у тебя с отцом, значит, не ладилось? – спросил я негромко, будто в никуда.
Лиза подняла на меня глаза. В них что-то дрогнуло – обида, смешанная со скрытой злостью на родителей.
– Ты откуда знаешь? – голос её чуть дёрнулся, но не сорвался.
– Бывает, угадываю, – пожал я плечами. – А иногда просто знаю – я много знаю. Работа такая. Ну так что, расскажешь?
Она отвернулась, глядя в стену, на медвежью шкуру, прибитую к брёвнам.
– Он… бил. Не всегда. Но так, что не забыть. А мама… – она сглотнула. – Мама делала вид, что ничего не происходит. Боялась, что он её тоже начнёт. Я уходила из дома ночами. Потом – на недели. А потом и вовсе не вернулась. И знаешь… никто не искал.
Она замолчала. Я налил ей в глиняную кружку тёплого чаю, подал.
– Спасибо… – сказала она тихо, не глядя.
– Сначала ты искала, где теплее. Потом – где проще. А потом оказалось, что назад не вернуться, да?
Она кивнула. Слёзы стояли в глазах, но Лиза не плакала. Только губы чуть дрожали, как у ребёнка, потерявшегося на вокзале.
– А сейчас? – спросил я. – Чего ты хочешь сейчас, Лиза?
Она впервые посмотрела прямо, в упор. Я теперь не был её клиентом, но кем я для неё был? Сочтёт другом – или только случайной «жилеткой»?
Я слушал.
– Устала, – выдохнула она. – Я не шлюха, понимаешь? Я просто… Я с ними потому, что думаю: может, кто заметит, может, вытащит… А никто не тянет. Только берут. И платят. Как за вещь.
И тут уже не сдержалась. Закрыла лицо ладонями, зарыдала. Беззвучно, только вздрагивали острые плечи.
Я сел ближе, не касаясь, но рядом. Тихо, почти шепотом, сказал:
– Лиза, уезжай отсюда. Здесь тебе жизни не будет. Поступай в техникум, на заочное. Устройся на работу. Есть заводы, фабрики – дают общежитие. Ничего, обживёшься. Найдёшь парня, заведешь семью, ребёнка родишь. Всё у тебя будет.
– У меня?.. – она вскинула голову. – С чего ты взял?
Я усмехнулся, подбирая слова:
– Ну-у… у меня просто чуйка. Сильная. Ты же сама сказала, я знаменитый сыщик.
Я провоцировал её – буквально толкал на то, чтобы она мне поверила. А для неё это было сложнее всего – и одновременно так просто.
– Ты так говоришь, будто знаешь, как всё будет… – помотала головой Лиза.
– А ты будто не подозреваешь? – прищурился я. – Куда может привести такая дорожка.
– А что? Я хуже других? Я, может, тоже красиво жить хочу, – с некоторым вызовом проговорила она, выгнув спину, отчего простынка спала, обнажая налитую грудь. Но она ничуть не смутилась и совсем не торопилась поправлять этот покров, а поглядывала на меня, всем видом говоря, мол, посмотри, какая я.
– Это всё так, да только пока ты молодая… А потом?
Она задержала на мне взгляд, нахмурилась.
– А ты… Кто ты, Андрей Григорьевич? Ты же не просто милиционер, да?
Я усмехнулся.
– А кто у нас сейчас просто милиционер? В наше-то время. Так что обещай подумать над моими словами, договорились?
Она кивнула, медленно, понимающе. Тихо сказала:
– Спасибо. За всё. За чай… и за правду.
– Уезжай, пока не поздно.
И в этот момент я увидел её совсем другой. Какой она могла быть. Какой она уже была когда-то – и как могла бы стать снова. Только бы повернула. А я… я знал, что должен что-то сделать, чтобы на этот раз она выжила.
Мы сидели и пили чай, как давние друзья, Лиза успокоилась и даже повеселела, чувствуя неведомую ранее для нее поддержку. А я решил поспрашивать ее о мутных делах, что творятся в городе.
– Ты знаешь, Лиза, что в Нижнем Лесовске пропадают люди? – спросил я, глядя ей прямо в глаза.
