Рослый сразу поник.
– Та не, студенты мы… Экспедиция у нас.
– Кспидиция, гришь? По рябчику, небось?
– Ты шо, дядь, какой рябчик! У нас и оружия нема, сам погляди! – Афоня обвел рукой поляну, палатку, костер, а двое его товарищей согласно закивали с набитыми ртами. – Биологи мы, лес изучаем.
– А чего изучаете?
– Ну флору там, фауну…
– Гэта да, фауны тут в лесах навалом. А шо, доку?менты есть у вас, не? А шо, хлопцы, я гляну, чаго у вас там в палатке?
Не получив еще разрешения, Демьян смело залез в палатку, поворошил там, сев на четвереньки и выпятив зад.
– О, баллоны якие, ящики всякие… Это вам для кспидиции надобно?
– Ага, – кивнул Афоня, переглядываясь с товарищами. Лопоухий нервно крутил в ладонях нож, Максимка хотел уже позвать Демьяна, но тот выполз из палатки; отряхнул ладони.
– А в ящиках чаго?
– Да мелочи всякие для работы… Ты гэта, дядька, не обессудь, заняты мы тута. Вы, может, того, дальше в грибы пойдете?
– Да пойдем, чего б не пойти? – с веселым хохотком согласился зна?ток. – Бывайте, биологи! Консервы-то с чем?
– Говядина… – вякнул косой и лопоухий.
Обратно шли в молчании. Только Демьян все хихикал под нос, как дурачок, будто шутку смешную вспомнил.
Максимка не удержался, спросил:
– Дядька Демьян, так шо, правда браконьеры они какие?
– Та не-е, – отмахнулся зна?ток. – Из таких дураков браконьеры як из нас грибники.
– О, глядите! – Максимка цепким мальчишечьим взглядом высмотрел странный клок на дереве, схватил его. – Это ж та шерсть, якую я вчера в церкви видал! Ну точно такая же пакля!
– Не удивлен даже… – Демьян взял клочок шерсти, понюхал, как собака. – Бесовья вроде, да? Мы таких бесов… Пачакай чутка.
Максимка все не мог связать в одну цепочку Никодима, и странных ребят в лесу, и беса из церкви, увиденную сегодня полудницу – как оно все в голове у Демьяна Рыгорыча увязалось? Но раз сказал ждать – значит, надо ждать.
По дороге домой услышали звук работающего трактора. «Беларусь» с покрашенными белой краской нижними окошками выехал из-за поворота и, раскидывая толстыми шинами грязь по кюветам, промчался на полной скорости мимо. Максимка на него даже внимания не обратил, а Демьян застыл с отвисшей челюстью, глядя вслед трактору.
– Дядька, ты чаго? – дернул его за рукав Максимка.
– Почудилось, наверное… В кабине как будто пусто.
Трактор повернул за угол и, фыркнув выхлопом, исчез в глубине деревни. Вскоре его тарахтение умолкло.
– Ох уж я дурачина стоеросовая! – воскликнул Демьян. – Ну все ж ясно теперь окончательно! Трактор пустой, хах! Бесы по церквам скачут, полуденница, итить ее в дышло! Ну-тка за ним!
Пошли по глубоким следам от протекторов. Они привели к открытому сараю – внутри никого, однако вокруг натоптано. Дверь трактора прикрыта, но не захлопнута. Двигатель еще горячий. Демьян забрался в кабину, посмотрел там, потрогал рукоятки и панель. Поскреб зачем-то ногтем выкрашенные нижние окошки на дверях, хмыкнул с таким видом, будто понял чего. А уже собравшись вылезать, нашел на полу какой-то предмет и быстро сунул его в карман.
– Максимка, как у тебя фамилия?
– Губаревич.
– Элементарно, Губаревич! – Демьян отряхнул руки, выпрыгнул наружу. – А теперь домой.
В хате их ждала Лексевна в компании с бабкой
Марфой. Встречали накрытым столом, да таким, что у Максимки аж слюнки потекли: тут тебе и блины с киселем, и сметана, и пирог, и бульба в масле с рыбкой. Только сами бабули сидели мрачные, зыркали так странно.
– Вы чаго там робите, где блукаете? – с ходу накинулась Марфа. – Бражку присвоили; в лесу бродите; в церкви шарили. С паскудью нечистой якшаетесь, да? Ты, малой, кушай, кушай, худой якой, – тут же увещевала она Максимку, суя тому в рот жирными пальцами рыбий хвост. Максимка с трудом отнекивался.
– Вы мине наняли – я работу делаю, – Демьян бухнулся на стул, взял блин и обмакнул в миску со сметаной. – Иль нам обратно ехать? Ну, послезавтра Федорыч буде, дайте переночевать… Дык я Дорофеевне зарок дал…
– Зубы не заговаривай, Дема! – насупилась бабка, таки сумев всучить Максимке рыбу. – Работаешь – работай! Тольки давай без чернушества вашего! Мы люди верующие, хоть и церква без кресту стоит, о хоспади, грех-то якой! – Они синхронно перекрестились с Лексевной. – А про Купаву и ваши делишки с ней мы все слыхали, все знаем: слухами земля полнится.
Демьян поморщился, как от зубной боли.
– Слухи ваши подколодные мине не треплют. Треба буде – пред Богом отчитаюсь. А вы либо робить мне дайте и слово исполнить, либо я до дому, до хаты поехал.
– Не, ну ты делай, как знаешь… – пошла на попятный Марфа. – Но того, с нечистым не заигрывайся!
– Было б у вас тут с кем заигрываться… А вопрос такой, теть Марфа: шо там за разговор был про дамбу и Никодимку?
– О, да то история старая! – махнула рукой успокоившаяся бабуля.
– Как дамбу построили, у нас давай всю деревню выселять – в Минске и Могилеве квартиры давали. Ну туда внук мой зъехал, Шурка, помнишь такого? Ну а мы с Дорофеевной остались – наша земля, мы отсюдова никуда…
– Гэта я уже слыхал. А сейчас чего?
– А зараз Никодимка снова давай агитировать! – подхватила Лексевна. – Сулит нам квартиры свои минские, мол, там лепше, все устроились ужо, пенсию в руки приносят, и унитазы прям дома стоят, фаянсовые.
– Херня какая! – внезапно матюкнулась Марфа. – Мы-то знаем, шо стервецу выжить нас надо, но во, дулю ему! – Бабка продемонстрировала кукиш. – Никуда мы не уедем! Нам и тута добре!
– Так, может, того, и правда вам уехать, не? – вякнул из угла Максимка, и на него уставились три тяжелых взгляда.
– Кхм… – перевел на себя внимание зна?ток. – А Никодиму такая беда на кой черт? Чего он суетится?
– Дык вредитель он. Как в пионеры подался – так пропал парень, бесам прислуживать стал, тем, что в турбинах.
– Дорофеевна там как? Получше стало?
– Да куда там лучше, совсем плоха. Как бы отпевать скоро не пришлось.
– Поня-ятно, – протянул зна?ток. – Вы меня простите, дамы, но у нас тут рабочий момент. Побалакать надобно, наедине.
«Дамы» засобирались, охая и уговаривая все съесть да про баньку не забывать. Выпроводив бабок, Демьян упал на кровать и замурлыкал под нос:
А у нас во дворе
Есть девчонка одна…
– Дядька Демьян, вы чаго такой веселый вдруг?
– Просто… Слышь, ты зачины усе выучил?
– А то! – Максимка вытащил из-за пояса смятую тетрадку в линейку – не такую толстую, как у знатка, но уже исписанную кривыми строчками заговоров. – Вот, все могу прочитать.
– Молодец, благодарность тебе от всего Советского Союза. Ну ты давай збирайся, ща по?йдем бесов наших пужать.
– Мы ж только пришли!
– Бесы нас чакать не станут, у них тоже обед по расписанию.
Извечную свою клюку Демьян оставил в хате. На вопросительный взгляд пояснил:
– Не понадобится.
И снова в лес – вот только пришли, не понимал Максимка, чего там опять делать? На улице смеркалось, на удивление рано для лета, и серость дня сменилась наступающей темнотой. Весело посвистывая, Демьян брел по полю к опушке. Стало уже морозно малость, со склона журчал ручей, и в стылом полумраке вырисовывались силуэты деревьев… Мерно переступая копытами и наклонив голову, из леса вышла лошадь.
У Дорофеевны в хате Марфа полоскала в ведре тряпку, пропитанную гноем и человеческими выделениями. Умирающая старуха стонала, не открывая глаз; от кашля у нее на губах выступила желтая пена. Дорофеевна бормотала иногда про коней бледных, про смерть; звала давно сгинувшего на войне сына Лешку. Бабки внезапно столпились у окна, заохали.
– Марфа, Марфа, подойди, смотри, шо творится-то знов!
Та выглянула на улицу. На поле, в густой полутьме, что-то светилось. Старуха прищурилась, напрягла глаза – и впрямь, как будто светлячок витает вдалеке. И становится все больше, приближаясь.
«Никакой там не светлячок!» – с суеверным страхом поняла Марфа.
Это ж лошадь! Только светящаяся, что твой призрак. Значит, не привиделось Дорофеевне? Ходит лошадь страховидная вокруг деревни, гибель предвещает?
Огромная такая, гривой трясет, а вокруг отсветы бликуют красивыми всплесками мертвенного свечения. Шкура аж переливается вся, движется во тьме, создавая ощущение, будто животное плывет над землей, не касаясь ее копытами.
А навстречу чудовищному силуэту шел, ничего не боясь, Демьян.
Марфа подумала: «Вот и все, Дема, не увидимся мы боле». А потом задернула шторы и сказала всем:
– Неча туда пялиться! Бесовщина гэта все, вот он с ней по-бесовски разберется.
Максимка подумал было, что Демьян рехнулся. Он смело шагал прямо к сияющей зеленоватым светом страхолюдине – не с заговором на губах, а продолжая насвистывать надоевшую песенку Кобзона. Без клюки, без ладана.
А подойдя вплотную, достал яблоко из кармана и сунул кобылице в морду. Та осторожно приняла лакомство одними губами – привычная к гостинцам, видать. И тут Максимка осознал, что, несмотря на светящуюся атласную шкуру, всполохи потустороннего света и жуткий ореол близкой погибели, это всего лишь… животное. Которое с удовольствием схрумкало яблоко и понюхало пальцы знатка. Благодарно фыркнуло и покосилось лиловым глазом на мальчика.
Демьян, широко улыбаясь, почесал лошадь за ухом. Шлепнул по крупу несильно и показал Максимке ладонь, которая теперь тоже слабо светилась в полутьме:
– Видал?
– Гэта шо ж, она… – но Максимка не успел договорить – на тропке в лесу, откуда вышло животное, кто-то зашуршал в кустах и негромко выматерился.
– Стоять! Гэта, як его… Хэндэ хох! – неожиданно заорал во всю глотку Демьян, отчего лошадь взбрыкнула от неожиданности, встала на дыбы и заржала.
Видимо, поняв, что раскрыл себя, тот, кто прятался в кустах, ломанулся бежать, и Демьян рванул за ним.
Ученик побежал следом, вглубь леса, вдоль ручья, путаясь ногами в полусгнившем валежнике. Впереди пыхтел Демьян, который ориентировался в темноте, как летучая мышь. Максимка же пару раз чуть не сломал ноги, едва не провалившись в лог, – ям тут хватало. Беглец, судя по всему, тоже не избежал этой участи – рухнул в один из оврагов, заверещал, пытаясь выкарабкаться. В сгустившемся полумраке Максимка увидел знатка, который стоял над ямой и почему-то смеялся:
– Ну шо, товарищ бес, вот ты и попался!
А в яме ворошился тот самый – со свиной харей, весь в растрепанной шерсти, здоровый и крепкий. Наклеенные по краям пасти зубья теперь белели среди палой листвы. «Бес» стонал и глухо кричал – из-за накладной морды вопли казались совиным уханьем:
– Не трожь, не трожь, я ногу вывернул, а-а-а!
– Я тебе ща не тока ногу выверну, а и шкуру твою наизнанку заодно! – кричал на него Демьян. – Ты чаго тут народ пугаешь, ирод, под трибунал захотел?
– Это председатель все, не виноватый я, дядька, не бей! Никодим все придумал!
Максимка подошел ближе, встал рядом с Демьяном. Упавший в овраг «бес» снял маску – обнажилось потное лицо, такое знакомое. Афоня! Тот студент-биолог!
Афоня плакал, как дитя, утирал сопли и переводил жалобный взгляд с знатка на Максимку и обратно. Нога его лежала под неестественным углом; Максимка присвистнул – да он ее не вывернул, а сломал, поди. По лесу, як заяц, не поскачешь, особенно по такой темени.
– Копыто сраное… – ныл Афоня, снимая и отбрасывая с подошвы закопченную дочерна металлическую кружку. Сейчас он выглядел совсем не бесом, а запаршивевшим скоморохом в нелепом костюме из коричневой пакли, местами оборванной.
– То-то, урок тебе буде. Ты какого хрена меня бил, биолух?
– Та испужался я, дядька! Я ж не со зла, вот вам крест!
– Крестишься, а сам в церкви мусора накидал и на стенах писал похабщину, – назидательно сказал Демьян. – Ты шо, студент, не определился – с Богом ты иль с коммунизмом?
– Та не я это… То до меня еще намялякали…
– Ладно, давай выползай. За руку тягай, – зна?ток протянул ладонь.
Вытащили «студента» наружу. Тот вжимал голову в плечи – ожидал, что будут бить. Плаксиво проблеял, обращаясь почему-то к Максимке:
