– Ничего вы не понимаете в гангстерах, – отмахнулась я, старательно давя улыбку. – Теперь ее подозревают в убийстве.
– Разве у нее нет подручных? – снова удивился инспектор. – Боссы, насколько мне известно, не марают руки. Именно поэтому их так трудно в чем-то обвинить.
– Так вышло. В нее влюбился глава конкурирующего клана. Он пробрался ночью в спальню любимой, дабы покуситься на ее честь и… Хватит смеяться!
– Простите, – Рэддок прикрыл лицо рукой. – Продолжайте, прошу вас. Куда, говорите, подевалась ее охрана?
– Спала? – предположила я, подумав. – Хотя в тексте этого нет. Словом, поклонника застрелили через окно ее будуара. Что ей было делать? От трупа она избавилась…
– Тоже лично? – перебил Рэддок. – Интересно, как?
Я усмехнулась.
– Разумеется. Она побоялась кого-то посвящать и похоронила убитого под розовым кустом.
Брови Рэддока поползли вверх, однако он мужественно промолчал.
Да уж, картинка – загляденье! Изнеженная девица волочит труп, предварительно спустив его с третьего этажа, и мужественно копает яму в ночном саду. (Охранники притворяются, что ослепли и оглохли.) Лопата подрагивает в тонких руках, каблуки туфель сломаны, платье испачкано землей… Надо думать, руки героиня стерла до кровавых волдырей, и хорошо, если вдобавок не заработала грыжу. Хотя кому интересна такая проза жизни? Автора явно больше занимало, как блестят в лунном свете волосы героини, как просвечивает сквозь прорехи ее нежное тело…
– Нашелся свидетель, который это видел, – продолжила я после драматической паузы. – Он пытался шантажировать героиню, требуя от нее любви и ласки. Правда, в конце концов сбежал.
– И она его даже живым отпустила? Надо же, какое нетипичное для мафиози добросердечие!
Я суровым взглядом призвала инспектора к порядку.
– Однако этот свидетель успел позвонить в полицию. Прокурор решил во что бы то ни стало засадить героиню за решетку, но… сам в нее влюбился!
Рэддок, не выдержав, расхохотался. Да и газета Дариана как-то подозрительно подрагивала.
– У прокурора есть соперник, – я мстительно покосилась на кузена, – адвокат. Он готов защищать ее днем и ночью…
– Особенно ночью, – поддакнул Рэддок и поднял руки. – Молчу, молчу. И что дальше?
– Дальше я пока не прочитала. Дошла до момента, когда героиня, Кончитта, печет для прокурора именинный торт.
На подробном описании свечек и розочек из крема я и срезалась. Как будто боссу мафии больше нечем заняться!
Рэддок вытаращил искрящиеся смехом глаза.
– Она хочет подвести его под служебное расследование?
– Нет, – покачала головой я, – у них любовь.
– И он все еще прокурор? – полюбопытствовал Дариан, опуская газету.
– Пока да, но соперник-адвокат как раз решает, накляузничать на них или не надо… – я нашла в тексте нужный момент и зачитала с чувством: – Подать жалобу или не подать – вот в чем вопрос! Адвокат Рэнсом никогда еще не был так близок к…
– Дисциплинарной комиссии? – подсказал Дариан хладнокровно.
– Отчаянию! – поправила я, воздев палец.
– Какая интересная история, – восхитился Рэддок. – Дадите потом почитать?
– Непременно, – пообещала я рассеянно и вернулась к тексту. Ненадолго. Уже через две страницы одноглазая собачка прокурора забралась на стол, лизнула кусок торта и упала замертво. Но ее сумели спасти, поскольку у героини нашлось страшно редкое противоядие и… Не выдержав, я заглянула в конец книги.
– Чем все закончилось? – поинтересовался Рэддок, откладывая серьезный труд по криминалистике. Еще бы! Он наверняка далеко не столь увлекателен.
– Судья ее оправдал, – отрапортовала я. – Потому что тоже в нее влюбился и не верит, что она на такое способна.
Рэддок, запрокинув голову, вновь расхохотался. А скрупулезный Дариан возмутился:
– Такая категория дел обязательно рассматривается судом присяжных!
– До него не дошло, – отмахнулась я. – А если бы дошло, уверена, и присяжные рыдали бы над горькой судьбой Кончитты.
– Еще бы, они ведь тоже мужчины, – поддакнул Рэддок, утирая выступившие слезы. – И как же герои умудрились найти убийцу, при такой-то занятости на личном фронте?
– Он сам нашелся. Прочитал в газетах, что Кончитте грозит смертная казнь, и во всем признался.
Инспектор хмыкнул:
– Какие сознательные убийцы пошли.
– Завидуете?
– Еще как, – согласился он, улыбаясь.
– Кстати, адвокат, – я с намеком взглянула на кузена, – так проникся его благородством, что согласился защищать бесплатно. И суд присяжных его оправдал!
Дариан поморщился.
– Как адвокат при этом умудрялся оплачивать аренду офиса и прочие расходы на ведение деятельности?
– Какой ты меркантильный, – я с наслаждением потянулась. – Надо думать, работа на мафию неплохо оплачивается. В общем, прокурор вытащил любимую из пучины порока, они поженились и родили четверых детишек. Жили долго, счастливо и умерли в один день.
– Что, дети тоже? – осведомился Рэддок с иронией.
– Кто знает? – пожала плечами я. – Пожалуй, было бы интересно, если бы всех убил кто-то из поклонников героини. Благо, выбор богатый.
Рэддок усмехнулся.
– Могу узнать для вас адрес автора, напишете ему свою идею. Пусть новый персонаж расследует убийство этой Кончитты…
– А в конце убьют уже его? – предложила я, усмехаясь.
– И так до бесконечности. Золотая жила!
* * *
Ближе к полуночи большая часть пассажиров разошлась спать, зато остальные сдвинули мебель и свернули ковры, освободив место для танцев. Граммофон заиграл медленный фокстрот, под негромкую музыку закружились пары. Шум дождя, перестук колес, приглушенный свет придавали всему вокруг какую-то хрупкую нереальность. Вечер между «тут» и «там», пауза в бурном жизненном круговороте.
– Потанцуем? – предложил Рэддок, протягивая мне руку.
– Охотно, – я позволила ему обнять меня за талию.
Твердая ладонь скользнула по моей обтянутой шелком спине. Прикосновение отозвалось дрожью вдоль позвоночника. Я запрокинула голову и улыбнулась, когда Рэддок задержал дыхание. Пусть Дариан хоть весь на нотации изойдет, я больше не стану на него оглядываться.
Рэддок отвел меня на импровизированную танцплощадку. Места было маловато, к тому же пол без ковров оказался довольно скользким, так что потанцевать рискнуло всего пять или шесть пар.
За медленным фокстротом последовали чарльстон, вальс, снова фокстрот, только уже быстрый…
Рэддок наконец расслабился, расстегнул пиджак – фигурально выражаясь – и позволил себе забыть о тяжести полицейского значка. Его вечно серьезное лицо смягчилось, порозовело, в карих глазах играли золотистые огоньки.
Расслабилась и я. Растеклась кленовым сиропом от жара его тела, от огня на дне зрачков, от близости губ, будто ненароком касающихся моей макушки.
Музыка умолкла и пары остановились перевести дыхание. Кто-то возился с пластинкой, и я украдкой огляделась. Почти все полуночники уже разбрелись, Дариан с Мари тоже куда-то исчезли. Надеюсь, им не вздумалось занять наше купе? Впрочем, уверена, что я найду где преклонить усталую голову… И, судя по учащенному дыханию Рэддока, по его потемневшему взгляду и дрожи пальцев, внакладе я не останусь.
Зевнув украдкой, я извинилась с улыбкой:
– Простите, Эндрю. Глаза слипаются.
– Неудивительно, – он сверился с наручными часами, поморгал, будто не веря глазам, и сказал: – Час поздний. Пожалуй, пора спать.
Я лишь кивнула в ответ…
Мы шли молча. Поезд несся сквозь тьму, вагон казался уснувшим. Ни голосов, ни шорохов, лишь шелест дождя да стук колес.
Рэддок остановился у моего купе, нехотя убрал руку с талии. Из-за двери не доносилось ни звука. По-видимому, Дариан с Мари нашли себе другое гнездышко. Ключ без труда повернулся и замок послушно щелкнул, отпираясь. Значит, Мари еще нет, она всегда запирается на засов.
– Доброй ночи, Лили.
В тусклом свете лампочки лицо Рэддока выглядело напряженным.
Я положила ладони ему на грудь.
– Неужели вы даже не поцелуете меня на ночь?
У Рэддока перехватило дыхание. Он наклонился и нежно, едва ощутимо коснулся моих губ.
– Доброй ночи, – повторил он тихо. Не пытаясь, впрочем, отстраниться.
Из приоткрытого окна тянуло холодом, ветер теребил занавески и перебирал мои волосы.
Я вздохнула про себя. Спросила насмешливо:
– И это вы называете поцелуем?
Карие глаза Рэддока потемнели, сделавшись почти черными из-за расширенных зрачков. Он выдохнул сквозь зубы:
– А, дьявол!.. – и припал к моим губам…
– Эндрю, постойте, – шепнула я, когда Рэддок попытался спустить с плеча бретельку платья.
Он замер. Встряхнул головой. Пригладил волосы.
– Простите. Лили, вы меня с ума сводите.
– Почту за комплимент, – ответила я чопорно и не глядя толкнула дверь за спиной. – Входите. В купе нам будет удобнее.
И не выдержала, усмехнулась, таким стало его лицо.
Рэддок сглотнул. Он молчал так долго, что я даже забеспокоилась. Не перегнула ли я палку? Рэддока сложно назвать ханжой, и все же…
– Лили, – наконец выговорил он. Голос его – севший, хриплый – отозвался мурашками на моей коже. – Не искушайте меня. Мы и без того далеко зашли.
Я мысленно закатила глаза – временами он просто невозможен со своим благородством! – и обвила руками его шею.
– Значит, нет?
Вот уж коварной соблазнительницей я себя никогда не видела, Рэддок прямо заставляет меня открываться с неожиданной стороны!
Его самообладания хватило всего на полминуты.
Дверь хлопнула, словно контрольный в голову. Свет зажигать мы не стали. К чему? Жадные поцелуи. Сорванное дыхание. Торопливые, неловкие в темноте попытки избавить друг друга от ненужной одежды.
Я содрала с Рэддока удавку галстука и принялась трясущимися пальцами расстегивать жилет. Рэддок нащупал застежку платья, дернул нетерпеливо раз, другой. Короткий «вжик» и шелк сполз с меня, словно со змеи – старая кожа.
Рэддок прерывисто вздохнул, прижался губами там, где кончики волос щекотали шею. И этот контраст – горячие губы и холодный воздух из приоткрытого окна – окончательно свел меня с ума. Кружевная комбинация спланировала на пол, как сорванное со шпиля знамя моей добродетели. Следом полетел жилет Рэддока (последнюю пуговицу я выдрала с мясом), затем рубашка.
Я запустила пальцы в его встрепанную шевелюру и прикрыла глаза, позволяя ему опустить меня на диванчик… И чуть не взвилась до потолка, ощутив под собой вовсе не мягкий плюш сиденья и даже не колючую шерсть пледа.
Рэддок уперся рукой в стену и встревоженно заглянул мне в лицо.
– Что? Лили, что такое? Я сделал вам больно?
– Нет, – отмахнулась я, второй рукой щупая то, на чем я, собственно, лежу. – Тут что-то… – и закончила убито: – кто-то.
Растопыренная пятерня – волосатая и холодная как лед – не позволяла в этом усомниться.
– Что? – не понял Рэддок, потирая лоб.
Обычно он соображает быстрей.
Я кое-как села и попросила:
– Включите свет, Эндрю.
