Он царственным жестом указал мне на потертое кресло с высокой спинкой и скрылся в спальне.
– Хотите чего-нибудь освежающего? – с улыбкой предложила блондинка.
Она удивительно быстро оправилась от испуга.
– Благодарю, я на службе, – с сожалением отказался я.
Если уж назвался полицейским, то нужно доигрывать роль.
– Вы, правда, не арестуете Марио за то, что он присвоил эти деньги? Ведь он не для себя, а для театра!
– Не знаю, о каких деньгах вы говорите, – улыбнулся я.
– О деньгах за билеты, конечно! – удивилась блондинка. – Марио велел билетерам продавать билеты по двойной цене. Ведь у нас премьера! Вчера был полный зал, приехали даже великие князья. И сегодня ожидается аншлаг. Аристократы такие богатые! Что им стоит выложить за билет двойную цену? У них денег куры не клюют. А наш театр это спасет.
– С аристократов можно брать и тройную цену, – согласился я. – Для чего же еще нужны богачи?
– Вы так считаете?
– Конечно.
Блондинка задумалась так глубоко, что на ее лбу появилась морщинка. Потом решительно тряхнула головой:
– Вы правы! Надо предложить это Марио.
– Донна ступида! – простонал господин Кастеллано, появляясь в дверях спальни. – Стоило оставить тебя на минуту, и ты все ему разболтала!
Он успел натянуть штаны и белую рубашку. Кроме того, причесался и вместо розовых шлепанцев надел модные узкие туфли.
Я улыбнулся:
– Ничего страшного. Я ведь уже сказал вам, что пришел по другому вопросу.
– Мария, выйди! – деловито заявил Марио. – Мне нужно поговорить с господином…
– Граф Воронцов, к вашим услугам!
– Настоящий граф? – восхитилась Мария.
– Выйди, прошу тебя, – просипел господин Кастеллано. – И ради всех святых, оденься!
Мария обиженно надула губки и скрылась в спальне.
– Вы – граф, и вы служите в полиции? – изумился господин Кастеллано.
Соврать повторно я не успел. В коридоре послышался топот. Затем тяжелый кулак забарабанил в дверь, и голос Зотова решительно произнес:
– Откройте! Полиция!
Кастеллано бросил затравленный взгляд в сторону окна.
– Эти люди со мной, – успокоил я его. – Откройте.
Зотов, сверкая глазами, ворвался в комнату. Битое стекло хрустнуло под его каблуками, но Зотов этого не заметил. За ним вошли Прудников и Миша Кожемяко.
– Чертовы лабиринты! – прорычал Зотов. – Мы битый час блуждали по коридорам! Никто не может толком ничего объяснить. А, господин тайновидец, вы уже здесь? Как вы умудрились найти эту чертову дверь?
– Меня проводил билетер, – с улыбкой объяснил я.
– Вы успели что-нибудь выяснить?
– Немного. Артист Спиридон Ковшин должен был играть главную роль в новой постановке господина Кастеллано. Но исчез перед самой премьерой прямо из театра. Пришлось срочно вводить дублера.
– Сбежал! – презрительно фыркнул господин Кастеллано. – Испугался выходить на сцену. Щенок! Я сегодня же уволю его.
– Где он живет? – строго просил Зотов.
– Откуда я знаю? – изумился Кастеллано. – У меня хватает забот с театром. Где-то живет, я полагаю.
Он стремительным жестом взъерошил свои волосы.
– Найдите того, кто знает, – жестко произнес Зотов. – Немедленно. У меня очень мало времени. И покажите нам его гримерку.
– Мария! – крикнул Кастеллано.
Дверь спальни распахнулась. На пороге появилась Мария – на этот раз без одеяла. Сквозь тонкую ткань блузки просвечивала высокая грудь, а юбка оказалась такой короткой, что короче было просто некуда.
Полицейский следователь Прудников закашлялся и покраснел от смущения. Затем выхватил из кармана платок и стал торопливо протирать стекла очков.
Кастеллано деловито распорядился:
– Мария, найди эту, как ее…
Он защелкал пальцами, вспоминая.
– В общем, старуху-служанку из третьего акта. Я видел, как на репетициях они перемигивались с Ковшиным. Пусть явится в его гримерку, мы будем там.
– Еще нужен дублер, – напомнил я. – Тот, который заменил Ковшина. Кажется, его фамилия Удашев?
– Да, – подтвердил Кастеллано. – Алексей Георгиевич Удашев. Но его сейчас нет в театре. Алексей Георгиевич всегда приезжает за час до начала спектакля.
– Мы поговорим с ним позже, – недовольно нахмурился Зотов.
Мария вышла, бросив на Прудникова такой взгляд, что бедный следователь снова закашлялся.
Кастеллано церемонно кивнул нам:
– Прошу за мной, господа!
*****
Кастеллано стремительно шагал по коридорам театра.
Догнав его, я спросил:
– Фамилия Удашева попадалась мне в газетах. Давно он работает в театре?
– Тридцать лет. В прошлом году мы отмечали его юбилей. Сам император прислал поздравление.
– Вот как? – удивился я. – Тогда почему он всего лишь дублер? Почему вы отдали главную роль не ему, а Ковшину?
– Мы ставим “Ромео и Джульетту” великого Шекспира! – гордо заявил Кастеллано. – Новое прочтение классики. Вы знаете, сколько лет Ромео?
– Шестнадцать, кажется, – припомнил я.
– Вот именно! Алексей Георгиевич играл эту роль последние двадцать лет, и играл замечательно. Но публика привередлива! Она требует молодого Ромео.
Кастеллани выразительно закатил глаза к лепному потолку.
– Публику можно понять, – улыбнулся я. – Но как Удашев умудрялся играть Ромео в своем возрасте?
– Алексей Георгиевич в отличной форме. Кроме того, есть зелья перевоплощения.
– Понимаю, – кивнул я. – А где артисты берут эти зелья?
– Покупают у зельеваров на Стеклянном рынке.
Господин Кастеллано легко сбежал по черной лестнице, заваленной старым театральным хламом. Я поторопился за ним, на бегу заметив оскаленную волчью маску, которая таращилась на меня пустыми глазницами из кучи мусора. Позади громко пыхтел следователь Прудников.
– Пришли! – объявил Кастеллано, указав на дощатую дверь под лестницей.
– Так это же кладовка, – удивился я. – В таких дворники хранят метлы и лопаты.
– Отдельную гримерную надо еще заслужить! – гордо произнес Кастеллано. – А Ковшин недостоин и этого.
Я подергал дверь.
– Заперто.
– Конечно, – кивнул Кастеллано. – Ключ у Ковшина.
– Разрешите, Александр Васильевич, – сказал Зотов.
Я посторонился.
Зотов нетерпеливо хлопнул ладонью по замку. Замок жалобно щелкнул, и дверь открылась.
Комнатушка была крохотная. В ней едва поместились обшарпанное трюмо с треснувшим зеркалом и колченогий табурет. Табурет лежал на боку, одна из ножек треснула.
Словно кто-то с силой шваркнул несчастным предметом мебели об пол.
– Смотрите, Александр Васильевич, – сказал мне Зотов, шагнув вперед.
Через всю полированную столешницу трюмо тянулись три свежие царапины. Лак был безжалостно содран, под ним белело дерево.
Похоже на следы когтей.
– Интересно, – усмехнулся я.
Дар напомнил о себе коротким толчком в груди. Я повернулся к господину Кастеллано:
– Далеко отсюда до служебного выхода?
– Дверь сразу за этой лестницей, – поджав губы, ответил Кастеллано.
– И она не запирается? – уточнил я. – Воров не боитесь?
– А что здесь красть? – всплеснул руками Кастеллано. – У нас ничего нет, мы нищие! А дверь закрывается на задвижку изнутри.
– То есть, выйти через нее из здания может кто угодно?
– Ну, конечно! – непонимающе воскликнул Кастеллано.
Я выдвинул левый ящик трюмо. Он оказался пустым.
В правом ящике жил паук. Когда я нарушил его уединение, паук испуганно заметался из угла в угол, скользя длинными ногами по гладкому дереву.
– Здесь нет никакого грима, – сказал я Кастеллано. – Ковшин им не пользовался?
– Может быть, мерзавец унес его домой? – предположил режиссер. – Эти актеры вечно все тащат!
– Опишите его, – попросил я.
– Коренастый, волосы русые. Глаза… серые, кажется. И зубы очень ровные, белые.
– Не похож на Ромео, – заметил Зотов.
Надо же, оказывается, занятой начальник тайной службы знаком с творчеством Шекспира!
Я взглянул на Зотова с уважением.
– Это и не нужно, – отмахнулся Кастеллано. – В актерском деле все решает талант и перевоплощение. А Ковшин очень талантливый, поверьте. Подлец!
