– Что ее мама больше не вернется. Что теперь у нее есть я.
Мне хотелось швырнуть стакан ей в лицо. Вместо этого я сделал глоток и спросил спокойно:
– Зачем ты искала документы о моем разводе?
Её улыбка дрогнула. На долю секунды. Но я заметил.
– О, просто хотела убедиться, что все юридически чисто, – она отмахнулась. – Ты же знаешь папу. Он всегда беспокоится о деталях. Кстати, о деталях… Я подумала, может, мы выставим дачу на продажу? Ту, у моря. Ты все равно туда не ездишь. А место красивое.
Она следила за моей реакцией. Проверяла, прощупывала. Сколько она знала? Что подозревала?
– Дача не продается, – отрезал я.
– Почему? – она склонила голову. – Ты так привязан к месту, где провел столько времени с… бывшей?
Последнее слово она почти выплюнула. Я видел в ее глазах то, что раньше не замечал – ревность. Жгучую. Опасную. Лариса ревновала к призраку. К женщине, которая, по ее мнению, все еще держала меня.
И она была права.
Я подошел к Ларисе. Медленно. Глядя ей в глаза. Взял бокал из ее рук и отставил. Потом провел пальцем по ее щеке, вниз по шее, к вырезу платья. Она замерла, глаза затуманились от желания. Ее так легко было читать. Так легко контролировать.
– Дача – это бизнес, – сказал я тихо. – Там проходят встречи, о которых не нужно знать даже твоему отцу. Поняла?
Она кивнула, наклоняясь к моей руке, как кошка, требующая ласки. Я улыбнулся – холодно, расчетливо – и отстранился.
– Иди в спальню. Я приду позже.
Она поднялась, разочарованная, но подчинилась. В дверях обернулась:
– Не заставляй меня ждать слишком долго… муж.
Когда она ушла, я допил виски одним глотком. Горечь разлилась по горлу, но не смыла тревоги. Лариса что-то знала. Что-то подозревала. И это делало ее опасной.
Я достал телефон и набрал Хасана.
– Проверь все контакты Ларисы за последний месяц, – приказал я тихо. – Звонки, встречи, переписки. Особенно интересуют любые связи с Шамиловым или его людьми.
– Уже занимаюсь, – ответил он. – И еще кое-что. Люди Шамилова сегодня были замечены возле офиса твоего адвоката. Того, что оформлял развод.
Холод пробежал по спине. Они искали ниточки. Искали Сашу.
– Усильте охрану на даче, – сказал я. – И подготовьте план эвакуации. Если понадобится – мы переместим её.
– Понял, – ответил Хасан. – И Саид… Будь осторожен с женой. Она слишком интересуется теми вопросами, которые не должны ее касаться.
Я отключился и подошел к окну. Дождь уже начался – стучал по стеклам, как будто просился внутрь. Где-то там, за пеленой воды, за тьмой, была Саша. Запертая. Одинокая. Ненавидящая меня.
И я не мог пойти к ней. Не мог объяснить. Не мог рискнуть. Потому что любое неосторожное движение, любое проявление чувств могло стоить ей жизни.
Я поднялся в спальню, где ждала Лариса. Моя жена. Женщина, которую я не любил, но был вынужден касаться. Целовать. Трахать. Для вида. Для публики. Для защиты.
Она лежала на постели, обнаженная, разметав волосы по подушке. Красивая. Холодная. Чужая.
– Я уж думала, ты не придешь, – промурлыкала она.
Я молча снял пиджак, рубашку. Глядя на нее, представлял другую. Сашу. Ее тепло. Ее смех. Ее преданность.
– Иди сюда, – позвала Лариса, раздвигая ноги.
Я опустился к ней, как в ледяную воду. Провел руками по телу, которое не отзывалось во мне ничем, кроме физической реакции. Это была работа. Долг. Цена, которую я платил за безопасность тех, кого на самом деле любил.
Лариса выгнулась подо мной, застонала, впилась ногтями в спину. Я двигался механически, думая о Саше. О том, как она сидела в подвале дачи. Маленькая. Сломленная. Преданная.
– Сильнее, – прошептала Лариса, обвивая меня ногами. – Сильнее, Саид!
Я выполнил. Как автомат. Как машина, запрограммированная на функцию. Она кричала, извивалась, но я не чувствовал ничего. Пустота. Необходимость. Жертва.
А потом, когда всё закончилось, и она уснула, я вышел на балкон. Дождь бил по лицу, смывая запах Ларисы, смывая отвращение к самому себе. Я курил, глядя в темноту, и думал только об одном:
Саша. Моя Саша. Что бы я ни делал, как бы ни лгал, как бы ни предавал – всё было ради неё. Чтобы она жила. Чтобы выжили наши дети.
Но она никогда этого не узнает. И никогда не простит.
А я буду продолжать эту игру. Буду улыбаться Ларисе. Буду трахать ее. Буду притворяться любящим мужем.
Потому что цена проигрыша – это жизнь той, которую я люблю по-настоящему.
И если мне суждено гореть в аду за то, что я сделал – пусть так. Я приму любую кару. Любую боль.
Лишь бы она была жива. Моя Саша. Мое сердце.
Глава 8
Лариса Малсагова никогда не знала отказов. С детства, с первых осознанных шагов в мир, она привыкла получать желаемое – немедленно, в полном объеме, с благоговейным придыханием окружающих. Её отец, министр с железной хваткой и ледяным сердцем, вложил в дочь два главных урока: власть – единственная валюта, которая имеет значение, и нет такой цели, ради которой нельзя пожертвовать кем-то другим.
Она стояла у огромного окна пентхауса, который теперь был её домом, её территорией, её золотой клеткой с видом на город, распластавшийся у ног, как покорный любовник. Утреннее солнце золотило кожу, просвечивало сквозь тонкий шелк халата, очерчивая идеальные линии тела, которое она превратила в оружие. Безупречная. Холодная. Расчетливая.
Она сделала глоток кофе, вспоминая ночь. Саид снова трахал её без эмоций, без страсти, без того огня, который она замечала в его глазах, когда он думал, что она не видит. Когда он смотрел на фото детей – тех ублюдков, которых родила ему та женщина. Александра. Даже мысленно произносить это имя было противно, словно она пробовала на вкус что-то прогорклое.
Лариса поставила чашку на столик и подошла к зеркалу. Изучила своё отражение – холодно, критично. Идеальная кожа, тонкие черты лица, стальной блеск в глазах, который она научилась скрывать под маской беззаботной светской красавицы.
Чем она хуже? Чем хуже этой Александры, которая до сих пор владела мыслями её мужа? Этой простушки, которая пробралась в жизнь Саида и, судя по всему, до сих пор не отпускала его?
Отец всегда говорил: если хочешь уничтожить врага, найди его слабое место и бей именно туда. Без жалости. Без сомнений. До полного уничтожения.
Слабым местом Саида была его бывшая жена. И Лариса знала – он что-то скрывал. Что-то, связанное с ней. Что-то, ради чего он готов был лгать даже своей новой жене.
Свадьба с Саидом Малсаговым должна была стать её триумфом. Соединение власти отца с деньгами и влиянием мужа. Идеальный союз. Но Лариса быстро поняла – муж не просто холоден с ней. Он отсутствует. Его тело рядом, но мысли, чувства, желания – всё это принадлежит кому-то другому.
И это бесило её до звериного рыка, до желания разбить что-нибудь, вонзить ногти в его лицо, разорвать на части всё, что ему дорого.
Она улыбнулась своему отражению. Улыбка не коснулась глаз.
Лариса вынула из потайного ящика туалетного столика маленький блокнот. Открыла на странице, где аккуратным почерком были выписаны факты – те крупицы информации, которые она по крохам собирала последние недели.
Дача у моря. Охрана круглосуточно. Электричество, водоснабжение – всё работает. Дорогостоящее содержание пустого дома? Не верю.
Документы о разводе – дата странная. Почему так спешно? Почему без огласки?
Дети. Абдул и Амина. Спрашивают о матери. Саид не разрешает говорить с ними о ней. Почему?
Телефонные разговоры с Хасаном – всегда наедине, всегда закрытые двери. Слово "она" повторяется. Кто "она"?
Счета – ежемесячные траты на содержание дачи. Продукты. Дорогие. Много. Для охраны? Сомневаюсь.
Фотография в его кошельке – спрятана за визитками. Они вместе. С детьми. Счастливы.
Лариса захлопнула блокнот. Ей не нужно было перечитывать эти строки – она и так знала их наизусть. Каждый факт, каждая подозрительная деталь, каждый кусочек паззла, который складывался в картину, от которой её затапливала ярость.
Он держал её там. На даче. Свою бывшую жену. Прятал её, как секрет, как сокровище. И она, Лариса, его законная жена, была не более чем ширмой. Фасадом. Политическим союзом.
Мужчина никогда раньше не отвергал её так. Никогда не смотрел сквозь неё, даже когда трахал. Никогда не отстранялся так холодно, как Саид каждую ночь. Это унижало. Это бесило. Это требовало возмездия.
Лариса обвела пальцем надпись "дача". Там. Там его тайна. Там спрятана эта женщина. И пока она жива, пока Саид знает, что она ждёт где-то – Лариса никогда не получит то, что хочет.
Его. Целиком. Полностью. Безраздельно.
Телефон завибрировал, прерывая её мысли. Номер скрыт. Она ответила, не меняя выражения лица:
– Да.
– Госпожа Малсагова? – голос мужской, глубокий, с легким акцентом, который она не могла идентифицировать.
– Кто это? – спросила она холодно.
– Друг, – пауза. – Человек, который может быть вам полезен.
Лариса напряглась. Она не верила в анонимных "друзей".
– У меня нет привычки общаться с людьми, которые не называют своего имени.
Тихий смех на другом конце линии.
– Мудро. Но в вашем случае – неосмотрительно. Особенно когда речь идёт о вашем муже и его… скажем так, двойной жизни.
Сердце пропустило удар. Она инстинктивно огляделась по сторонам, хотя точно знала, что в комнате никого нет.
– Я слушаю, – сказала она тихо.
– Не по телефону, – отрезал голос. – Встретимся лично. Сегодня. Три часа. Центральный парк, у северного фонтана. Приходите одна. Без охраны.
– А если я откажусь?
– Тогда никогда не узнаете, где ваш муж прячет свою настоящую жену.
Связь оборвалась. Лариса замерла, сжимая телефон так, что побелели костяшки пальцев. Кто это был? Откуда он знал? И, главное, что он хотел взамен?
Но эти вопросы отступали перед главным – она была права. Саид действительно прятал её. Александру. Держал где-то, возможно, на той самой даче, о которой так старательно не говорил.
Лариса подошла к гардеробной, выбрала строгий костюм – элегантный, сдержанный, с юбкой чуть выше колена. Она встретится с этим человеком. Выслушает. И если информация окажется правдой…
Её губы растянулись в улыбке, похожей на оскал хищника, загнавшего добычу в угол.
Если информация окажется правдой, Александра пожалеет, что не умерла раньше.
В детской было тихо – необычно для комнаты, где жили двое детей. Лариса остановилась в дверях, наблюдая за ними. Девочка, Амина, сидела у окна, прижимая к груди потрёпанного плюшевого мишку. Почти не двигалась, только смотрела в пустоту огромными глазами, так похожими на глаза отца. Мальчик, Абдул, сосредоточенно собирал какую-то модель самолета, вжимаясь в угол, словно пытаясь стать невидимым.
Дети Саида. Живое напоминание о женщине, которая до сих пор владела его сердцем.
Лариса шагнула внутрь, улыбаясь своей лучшей улыбкой – той, что отточила годами светских приемов.
– Доброе утро, мои хорошие, – пропела она. – Как спалось?
Ни один из них не ответил. Не повернулся. Не признал её присутствия.
Лариса стиснула зубы, но сохранила улыбку. Она привыкла к их молчанию, к их едва скрываемой ненависти. Это было… неприятно. Но не критично. Пока что.
– Сегодня у нас особенный день, – продолжила она, проходя дальше в комнату. – Я подумала, что мы могли бы съездить куда-нибудь. Может быть, в парк аттракционов? Или в зоопарк?
Абдул поднял голову, и во взгляде мальчика было столько неприкрытого презрения, что Лариса на мгновение потеряла дар речи. Он был так похож на отца в этот момент – тот же холодный прищур, те же жесткие линии, то же беспощадное выражение.
– Мы никуда с тобой не поедем, – сказал он тихо. – Мы хотим к маме.
Удар. Прямой. Без подготовки. Дети всегда знали, как ранить больнее всего.
– Я ваша мама теперь, – улыбка Ларисы стала напряженной. – И я хочу…
– Ты не наша мама! – Амина вдруг вскочила, сжимая мишку в маленьких кулачках. – Наша мама – Саша! И мы хотим к ней! Хотим домой!
Лариса почувствовала, как в груди разливается холодная ярость. Эта маленькая дрянь, так похожая на свою мать, смела повышать на неё голос?
