– Шестаков! – крикнула Егоровна. – Скажи мне, у тебя шило в одном месте, прости Господи? Ну сколько можно крутиться? Тебе уже восемнадцать, а как будто в первый класс пошел!
Рита едва слышно прыснула, а я откинулся на спинку стула, подперев рукой подбородок. Мне плевать было, что классная требовала к себе внимания. Разглядывать ту, что растоптала мое сердце восемь лет назад, было куда интереснее.
– А кто это за первой партой? – подал голос Стрельцов. Я глянул на него и развел руками, мол, самому интересно.
– У нас новая ученица, – произнесла Егоровна. – Маргарита Романова. Риточка, встань, пожалуйста, поприветствуй класс.
Марго тихо вздохнула и сжала ручку, которую крутила в тонких пальцах. Я не сводил с нее глаз; давно мы не были настолько близко. Теперь я отчетливо видел, насколько сильно изменилась эта девчонка: за безразмерной рубашкой были заметны довольно женственные формы.
И пусть я ненавидел Романову, но отрицать очевидные вещи было сложно. Например, то, что она была красивой даже в этом тряпье.
Рита сглотнула и с неохотой поднялась из-за парты. Опять не посмотрела в мою сторону. Смешно. Устроила театр недотрог.
– Всем привет, – произнесла Марго. Голос ее звучал неуверенно, без былого задора и яркости. Я даже не признал его, ведь раньше она была более бойкой.
– Меня зовут Маргарита. Я очень рада со всеми познакомиться.
– Ты всегда так странно одеваешься? – бестактно спросила Лена Ильинская. Я закатил глаза, вслух издав смешок. Странно – не то слово. Что за дурацкие бабкины тряпки? Она что, в монашки записалась с тех пор, как вычеркнула меня из своей жизни? Черт! Нам ведь было всего девять. В этом возрасте не принято «вычеркивать».
– Лена, – крикнула Егоровна, сводя брови. Марго ничего не ответила и молча села обратно, опустив голову так низко, что ее подбородок почти касался груди.
– Браво! – хлопнув в ладоши, сказал я, продолжая прожигать ее взглядом.
«Ну же! Насколько тебя хватит, малышка? Сколько еще ты будешь делать вид, будто это я – вселенское зло»,– я входил в азарт.
– Браво, друзья! Давайте поприветствуем…
– Шестаков, да сколько можно! – Егоровна ударила кулаком по столу. Кажется, ей мои концерты перестали нравиться.
– Наталья Егоровна, – крикнул с последней парты Раевский. – Вы мешаете социализации девочки в новом классе.
– Адаптации! – влезла Аллочка.
– Социализации! – не унимался Мишаня.
– Адаптации.
– Хватит! – вздохнула Егоровна. – Начнем классный час. У нас много тем, а поспорить вы и после успеете.
Класс неохотно умолк, и начались обсуждения выпускных экзаменов, выбора вуза, поведения на уроках. Мне это было не особо интересно, потому что и вуз, и экзамены для меня были делом решенным. Куда поступать мы с парнями уже выбрали, а экзамены я сдам, не дурак уж. Сейчас у меня были дела интереснее: Рита и ее поведение.
Я все сорок минут не сводил с нее глаз, пытаясь понять, как бы мне хотелось относиться к ней: игнорировать или изводить. Наверное, всего понемногу.
Женщин нельзя прощать.
Когда прозвенел звонок, одноклассники подскочили со стульев, не дав Егоровне даже завершить свою речь. Я тоже поднялся, взял рюкзак, который висел на моем стуле, накинул его на плечи и пошел в конец класса, к последней парте. Ребята медленно расходились, обсуждая гулянки в парке. Рита же быстрыми движениями сгребла вещи в старый ранец и уже собиралась убежать из кабинета.
Однако во мне что-то щелкнуло, и я решил вернуться к ней, сам еще не понимая себя до конца. Встал в проходе, скрестив руки на груди, злорадно глядя на Романову и выжидая, когда Марго поднимет голову. И вот она повернулась ко мне лицом: ее глаза янтарного цвета с зеленой каемкой вдруг посмотрели прямо на меня, Рита замерла на месте, как кукла в музее восковых фигур.
– Что такое? – мои губы растянулись в насмешливой улыбке. Но взгляд этих глаз, похожих на потухшие звезды выбил почву из-под ног. И веселье куда-то пропало, и шутки исчезли. Рита смотрела на меня снизу вверх из-под черных, пушистых, изогнутых ресниц. Смотрела, как смотрят потерявшиеся и провинившиеся дети на взрослых, которые их наконец нашли; как грешник смотрит на бога, держа в руках медовую свечку.
– Я пройду? – спросила она нежным голосом. Я и сам не понял, почему сделал шаг в сторону, позволяя ей пройти. Ее аромат скользнул в легкие, напомнив детство и ту проклятую любовь, подобную которой я не встречал больше никогда в жизни. Подняв руку, я задел кончиками пальцев каштановые пряди ее волос, заплетенных в толстую косу. Однако Рита то ли не почувствовала этого, то ли предпочла сделать вид, что ничего не произошло.
На мои плечи словно легла огромная тяжесть, я закатил глаза и громко выдохнул. Настроение упало ниже плинтуса, хотелось взять мяч и со всей силы швырнуть его в стенку. Я оглянулся: Романова почти дошла до дверей, когда к нам в кабинет влетели девчонки из параллели.
– Витя! – сладким тоном пропела Аленка. Она не заметила Риту, проскользнула мимо и буквально в долю секунды оказалась рядом со мной, чмокнула в щеку и залилась рассказами о своих планах.
А я продолжал смотреть в спину Марго. Смотреть и думать, повернется или нет. Повернется или нет?! Повернется… Повернулась.
Глава 10 – Рита
Пулей выскочив из кабинета, я помчалась к лестнице. Мимо меня с шумом проходили ученики, их голоса звучали настолько громко, что вызывали раздражение. Мне хотелось закрыть ладонями уши или попросить всех вокруг помолчать. Я не смотрела под ноги, в какой-то момент оступилась и чуть не полетела кубарем. Сердце прыгало, как мячик, ребра будто сжимались от нахлынувших чувств.
Я тосковала.
И только когда мы столкнулись лицом к лицу, я отчетливо поняла, насколько сильно. Но в то же время, смотря на то, каким стал Шестаков, как его любят здесь, и на девчонку, что бежала к нему, мысль сама упала на язык: «мы разные». Наши дороги не должны пересекаться. Такие, как Шестаков, созданы для кого-то вроде его Алены, чьи глаза переливались, подобно алмазам.
В детстве было проще. В детстве мне казалось, что тепло и свет, исходившие от Вити, принадлежат только мне. Однако в то время, как мой свет успел погаснуть, его стал светить еще ярче.
Домой я вернулась без настроения. Но мама с Мотей играли на полу, и их заливистый смех заставил меня улыбнуться. Поэтому, забросив рюкзак в комнату, я вернулась в зал, уселась с ними и тоже стала веселить годовалого брата. Мне так хотелось, чтобы Матвей вырос в любви и никогда не узнал второй личности нашего отца. Наверное, поэтому теперь я еще более тщательно скрывала свои синяки и боль от матери. В конце концов, скоро закончится школа, и у меня будет отличный повод сбежать из дома.
Вечером позвонила Ната.
– Ну, колись! – с любопытством произнесла она.
– Мне нельзя вслух говорить такие вещи, – шепнула я в трубку, косясь на закрытую дверь. Я знала, что если отец услышит знакомое имя, он будет злиться.
– Ладно, давай тогда придумаем твоему Ромео обозначение. Как насчет «дерево»?
– Ты серьезно? – тихо засмеялась я, вспоминая улыбку Шестакова. А потом в мыслях возник образ Алены, и я ощутила укол ревности в груди.
– Конечно, а как мы его обсуждать будем? – возмутилась Краснова.
– У дерева есть свое дерево, смекаешь?
– Ой, ну, Ритусь, это вполне ожидаемо. Он же смазливый. Было бы странно, не будь рядом с ним девчонки, – деловито заявила Наташа.
– Она в жизни еще красивее, чем на фотках, – грустно вздохнув, призналась я. Мне в моих кофтах на три размера больше даже рядом не встать.
– Он тебя хоть узнал?
– Угу, притом сразу, видимо. И… – протянула я, вспоминая нашу встречу.
– И?.. – повторила за мной Ната.
– Нас посадили вместе, на первую парту.
– Да ну? – она так крикнула, что мне пришлось отвести телефон от уха.
– Я не глухая, не обязательно так кричать.
– Это же судьба, Марго! Вы должны быть вместе, для этого нужно только переодеть тебя.
– Не бывать этому, иначе отец мне такое устроит… У него на В… то есть на «дерево» красные сигналы, – я усмехнулась. Называть парня «деревом» смахивало на сумасшествие. Но лучше было так, чем получать удары от отца. Порой мне казалось, что это никогда не закончится, и я никогда не освобожусь от него. Но еще больше я боялась, что если отец перестанет бить меня, то переключится на мать, а этого я никак не могла допустить.
– Да пошел он, – фыркнула Краснова. – Вместе с моим на три веселых буквы. Ладно, у меня свиданка намечается. А ты сиди и фантазируй о своем смазливом мальчике.
– Какая ты добрая, – иронично подчеркнула я.
– Какая уж есть.
На этом мы распрощались с Наташей, и я стала готовиться к следующему дню в новой школе. Даже откопала рубашку которую носила несколько лет назад. Сейчас она идеально сидела на мне: обтягивала талию и подчеркивала грудь. Оказывается, у меня было что подчеркнуть. Однако когда следующим утром я вышла в ней к завтраку, отец чуть не подавился кофе.
– Это что за внешний вид? – крикнул он, ударив ладонью по столу. На звук тут же прибежала мама, испуганно осмотрела меня, поджав губы и теребя свою длинную, до пола юбку. Папа и ее заставил ходить монашкой.
– Я запачкала вчерашнюю… – тихо пролепетала, побоявшись посмотреть в глаза отцу. Казалось, в них сверкали молнии.
– У тебя больше нет вещей? – стальным и бескомпромиссным тоном произнес папа. Я понимала, спорить было бесполезно. Он вбил себе в голову, что одежда не должна обтягивать, что мы должны носить на себе мешок. Сопротивляться было бесполезно, поэтому я развернулась и поплелась к себе. Подойдя к шкафу, вытащила первую попавшуюся рубашку, нацепила ее на себя и со вздохом взглянула в зеркало. Юбка ниже колен, которая скрывала мои худые ноги и синяки на бедрах, белые носки и эта отвратительная рубаха, которую мне пришлось заправить под пояс. Очки на переносице как нельзя кстати дополняли образ ботанички, мечтающей стать невидимкой.
– Риточка, – мать вошла в комнату, прикрыв за собой дверь. – Ты не обижайся на отца, он у нас…
– Да, – с готовностью кивнула я, фальшиво улыбнувшись . – Он у нас и так многое пережил. Понимаю.
– Хорошо, – мать кивнула и вернулась к своим делам. Как легко было ей врать! Порой я даже задумывалась, дело в моем актерском таланте или в равнодушии матери. Но эти мысли не задерживались в моей голове: и без них жилось не сладко.
Надев на плечи рюкзак, я закрыла за собой входную дверь и пошла в школу. В этот раз специально вышла пораньше, чтобы пройтись пешком. В автобусах было душно в это время года, плюс вечная давка, будто весь город ехал в одном направлении. Лучше уж осенний ветерок и пение птиц вокруг, чем поездка на общественном транспорте утром.
До школы я дошла на удивление быстро, но почувствовала, что оделась совсем не по погоде: ткань рубашки была слишком плотной для начала сентября. Последний раз мы покупали одежду в прошлом году. Денег не хватало, а я не росла с некоторых пор, и могла продолжать носить прежний размер, соответственно не было нужды в покупке новых вещей. Да и отец решил, что тратиться на меня нет смысла, тем более появился Мотя: ему нужней.
Когда я подошла к воротам элитного учебного заведения, заметила школьников. Они были такие разные, не похожие друг на друга: кто-то с розовыми волосами, кто-то с пирсингом на губе, у кого-то на плечах висел чехол с гитарой, несколько мальчишек были подстрижены под нуль. Однако эти люди сходились в одном: яркие, улыбчивые. Словом, моя полная противоположность.
К школе подъезжали дорогие автомобили, из окон выглядывали отцы или матери, улыбались своим деткам и желали им хорошего дня. Мечта. Несбыточная для меня. Хотя я никогда не строила воздушных замков, но с тех пор, как отец изменился, прекрасные мечты больше не лезли в голову. Одна сплошная серая реальность. Хорошо, не бьет каждый день, и на том спасибо.
Свернув во двор, я замедлила шаг – скорее по какому-то предчувствию, чем осознанно. Я скользнула взглядом по спортивной площадке, посмотрела в сторону баскетбольного щита и замерла, не в силах отвести глаз. Витя вел пас, обходя то одного, то другого. Он вел мяч уверенно и совсем не глядя, продолжая отбивать ритмы об асфальт. Прыжок, подача – и крики девчонок, толпившихся рядом. Шестаков прошел вальяжным шагом мимо парней, раскинув руки, подобно щедрому и милостивому божеству, и горделиво задрав подбородок. На нем была свободная майка, не скрывавшая абсолютно ничего – наверное, поэтому я и смутилась.
Загорелая бронзовая кожа, рельефные плечи и лопатки, которые он отводил назад, подчеркивая идеальную спортивную осанку. И улыбка победителя. Влажные от пота волосы прилипли ко лбу Шестакова, он провел по ним ладонью, и в этот момент мы встретились взглядами. Улыбка сползла с его лица, =он вдруг сделался серьезным.
Сердце в груди словно разрывалось от стука, который заглушал даже шум улицы. Я слишком громко дышала, но никак не могла насытиться кислородом. А он продолжал смотреть. Прожигать взглядом каждую клеточку моего тела. Мои губы обдало теплом словно их коснулись чьи-то пальцы. Со мной никогда такого не было, и даже захотелось улыбнуться Вите, поднять ладонь вверх и поздороваться.
Однако в этот момент перед Шестаковым возникла Алена. Она повисла на нем, словно на спасательном круге, а Витя… он притянул ее к себе и чмокнул в щеку.
Глупость, конечно. Алена – его девушка, они в отношениях, и даже считаются самой популярной парочкой этой школы. Но почему мне вдруг показалось, будто в грудь вонзили кол?..
Силой я заставила себя отвернуться, ускорить шаг и продолжить свою роль невидимки. В конце концов, у меня отлично выходило уживаться с обликом серой Риты. Сейчас ничего не изменилось, да и не изменится.
Первым уроком у нас стояла математика. Вела ее Татьяна Николаевна – женщина довольно молодая, лет тридцати пяти с виду. Волосы ее были завязаны в пучок, на глазах тонкие прямоугольные очки, а одета она была в довольно скучное черное платье, облегавшее ее худое тело. Татьяна Николаевна напоминала меня.
Шестаков на урок не спешил, и не он один. Несколько ребят опоздали минут на пять, а кое-кто и на все двадцать. Скромная учительница лишь кивнула, натянуто улыбнулась и продолжила объяснять тему урока. Не знаю, любила ли она свой предмет, но искры и радости от самого процесса преподавания я в ней не заметила.
После математики в расписании шла физкультура, и тут меня поджидал сюрприз. Как выяснилось, спортивную форму выдавала школа, и на урок можно было идти только в ней, или – прогул. Форму мне, конечно, выдали, но попросили в следующем месяце за нее заплатить. Я знала, что это взбесит отца. А его плохое настроение всегда сказывалось на мне, в прямом смысле этого слова.
Переодевалась я последней, так что на урок пришла с опозданием. Даже скромно извинилась, но почему-то привлекла к себе особенное внимание одноклассников. Хотя и было понятно почему: в обтягивающих лосинах, которые подчеркивали каждый изгиб моих худых ног, я выглядела, видимо, странно.
– Опоздавшие у нас делают двадцать приседаний, госпожа… как вас зовут, кстати? – уточнил учитель, чьего имени я не знала.
– Маргарита Романова, – произнесла я, поправляя очки. За спиной послышался скрип, чьи-то шаги, и я словно почувствовала тепло, коснувшееся моей спины. Кинув взгляд через плечо, я замерла, заметив Витю. Теперь на нем была нормальная майка, которая прикрывала большую часть спортивного торса. Но от воспоминаний меня бросило в жар, и я поспешила отвернуться.
– Шестаков, в конец зала! – раздраженно крикнул мужчина . – Вместе с новенькой. Разгуливаете, словно сейчас не уроки, а перемена.
– От слова «вместе» бывают и дети, Олег Алексеевич, – с усмешкой сказал Шестаков. Одноклассники прыснули со смеху, а мне захотелось провалиться сквозь землю. Ну и юмор.
– Шестаков! – в очередной раз повысил голос физрук. Витя подошел ко мне вплотную, и неожиданно я почувствовала, как его пальцы коснулись моей спины. Он медленно провел от лопаток к пояснице. Мурашки побежали по телу; казалось, каждая клетка во мне ожила и затрепетала от этого простого прикосновения. Однако я быстро пришла в себя и сделала шаг вперед, бросив на Шестакова взгляд, полный раздражения.
– Пойдем, – ироничным тоном произнес Витя, его губы растянулись в надменной улыбке. – Поприседаем?
Глава 11 – Витя
Рита в этом спортивном костюмчике ничуть не отличалась от наших девчонок, даже в какой-то степени стояла на ступень выше. Я залип на нее, разглядывая женственные формы, которые под широкими вещами были неразличимы. Худенькая. Кажется, дунь – сломается. Вообще ее внезапное появление в школе на меня странно подействовало. Вот даже взять ситуацию утром, когда Аленка повисла у меня на шее, а я растянулся в улыбке и чмокнул ее в щеку.
Одному дьяволу известно зачем. Просто вдруг захотелось показать Рите, что жизнь полна ярких красок и без нее: и девушка у меня – отпад, и друзья, с которыми в огонь и в воду. А она… Она отказалась от моей дружбы. Ну и к черту ее!
Мы прошли вместе с Романовой в дальний угол – санкции учителей за опоздания. Я встал сбоку от Марго, завел руки за голову и сцепил их в замок, присел на корточки, но вместо того, чтобы подняться, снова завис, разглядывая ее снизу. Она медленно опускалась и поднималась, держа подбородок прямо.
Я сглотнул, не в силах отвести взгляд от Риты. Она изменилась. Стала женственной, довольно привлекательной девушкой. И пусть многие видели лишь круглые очки, косы и одежду на три размера больше. Я же видел сквозь все это красивую девчонку, от которой нехорошо екало за ребрами.
– Что? – спросила вдруг Романова, косо посмотрев на меня. Ее пухленькие губы налились краской, да и щеки слегка покраснели. Прядка волос вылезла из косы, и Марго стала дуть на нее в надежде убрать с лица.
– Ничего себе, ты умеешь говорить! – усмехнулся я, поднимаясь.
– Ты не выполнил норму приседаний, – отговорилась Рита.
– А ты считала?
– Было бы что считать, – хмыкнула она, а затем задрала свой носик еще выше и ушла к классу, уже занимавшемуся спортом. Я наклонил голову, нагло скользнув взглядом от поясницы к бедрам этой недороги. У Алены формы явно лучше, так чего я пялюсь? Бред!
После физкультуры были русский язык и химия. Я усердно пытался сидеть на уроках тихо и дремать, но от этой заразы так сладко пахло, что какой тут был сон? Хотел даже отсесть, но Егоровна будто чувствовала – постоянно забегала, словно между прочим, и бросала предупреждающий взгляд в мою сторону.
А когда уроки закончились, меня на первом этаже выловила Смирнова. Она повисла на шее, как медаль за особые заслуги в спорте, и начала шептать всякие пошлости на ухо.
– Витечка, поехали ко мне? Так соскучилась по нашим шалостям, – щебетала Аленка. Вообще-то на вечер у меня были планы с пацанами, и менять я их не собирался, но тут мимо прошла Марго, и черт дернул меня согласиться. Рита не смотрела на меня, но я знал, что она все видит, и поэтому снова воспользовался случаем – прижал к себе Смирнову, чмокнул ее в щеку и сладко выдохнул ей в ушко. Она аж изгибаться стала,– завелась что ли? А как только Романова скрылась из виду, я словно в себя пришел.
