– Ну так вы же не чужой человек, – пожала плечами Света, словно это было самой естественной вещью в мире. – К тому же сестра рада, что квартира не будет пустовать.
Мы обсудили детали, и я согласилась, чувствуя, как внутри разливается странное, почти забытое ощущение – надежда. Света дала мне ключи и пообещала помочь с переездом. Металлический прохладный вес ключа в ладони казался первым осязаемым символом моей новой жизни.
– Только давайте не сегодня, – предложила она. – Подождём несколько дней, пока ваш… – она запнулась, деликатно избегая упоминания Алексея, – пока всё немного успокоится.
Я кивнула, благодарная за её такт. Страх перед Алексеем всё ещё жил во мне, но теперь к нему примешивалась решимость. Я больше не позволю ему управлять моей жизнью.
– А где вы сегодня переночуете? – спросила Света, когда мы вышли на улицу. В её глазах читалось искреннее беспокойство.
– Не знаю, – честно призналась я, и от этой неизвестности снова накатила тревога. – Наверное, опять в гостинице.
– Не стоит, – покачала головой Света. – Это маленький город, все всех знают. Кто-нибудь обязательно сообщит вашему мужу. Поехали ко мне. Переночуете у нас, а завтра уже здесь обустроитесь.
Я хотела отказаться – гордость и привычка справляться со всем в одиночку сопротивлялись принятию помощи. Но потом поняла, что она права. Наш город был слишком мал для тайн. А Алексей слишком настойчив в своих поисках. И вдруг я осознала, что больше не хочу быть одна. Не хочу нести весь этот груз на своих плечах.
Квартира Светы оказалась просторной и шумной. Совсем не похожей на мой безупречно чистый, но безжизненный дом. Двое детей – восьмилетний Миша и пятилетняя Лена – носились по комнатам, играя в какую-то сложную игру с правилами, понятными только им. Их звонкий смех заполнял пространство, вытесняя тревоги и страхи. Муж Светы, Сергей, тихий, спокойный мужчина, работал автомехаником и, казалось, абсолютно не возражал против незапланированной гостьи. А от его спокойного взгляда, лишенного какой-либо агрессии, внутри разливалось странное тепло.
– Располагайтесь, Анна Сергеевна, – сказал он, пожимая мне руку. Его рукопожатие было крепким, но не угрожающим, в отличие от хватки Алексея. – Наш дом – ваш дом.
Мы поужинали все вместе за большим кухонным столом. Было шумно, весело, по-домашнему уютно. Дети рассказывали о школе и детском саде, Сергей делился историями из автомастерской, Света подшучивала над мужем. Я наблюдала за ними с каким-то щемящим чувством – смесью радости, зависти и грусти. Обычная семья, обычный вечер. Но сколько в этой обыденности было настоящего счастья, тепла, взаимного уважения.
И только наблюдая за ними, я вдруг поняла, чего мне не хватало все эти годы. Осознание было острым, почти болезненным, как внезапная вспышка света в темной комнате. Не роскоши, не дорогих вещей, не статуса жены успешного бизнесмена. Мне не хватало простого человеческого тепла. Уважения. Возможности быть собой, а не соответствовать чьим-то ожиданиям. Возможности смеяться, не боясь критики. Возможности быть усталой, не боясь презрения.
После ужина Света постелила мне на диване в гостиной. Дети уже спали, Сергей ушёл смотреть футбол, а мы сидели на кухне, пили чай и говорили. В тусклом свете кухонной лампы, среди запахов домашней еды и стирального порошка, я вдруг почувствовала себя в безопасности – впервые за долгие годы.
– Давно это происходит? – осторожно спросила Света, кивнув на мой синяк. Её голос был мягким, но в глазах читалось понимание, которое может быть только у человека, прошедшего через подобное.
– Впервые, – ответила я, и собственный голос показался мне незнакомым – слишком твердым, слишком уверенным для женщины, которая всегда старалась быть тише воды, ниже травы. – Но эмоциональное насилие было всегда. Просто я не понимала, что это насилие. Думала, так и должно быть.
Света кивнула, и в этом простом жесте было больше понимания, чем во всех словах утешения.
– Моя первая свекровь говорила: «Бьёт – значит любит». Хорошо, что я вовремя поняла, какая это чушь, и ушла от первого мужа. Иначе не встретила бы Серёжу.
Её слова отозвались во мне странной смесью горечи и надежды. Горечи от осознания потерянных лет, надежды на то, что и в моей жизни еще может быть что-то светлое.
Мы проговорили почти до полуночи. Я рассказала ей всё: о начале отношений с Алексеем, о постепенном изменении его характера, о том, как он медленно, но верно разрушал мою самооценку, изолировал от друзей, контролировал каждый шаг, каждую покупку. И как стал еще грубее и нетерпимее, когда я открыла свой магазин.
Прошел всего лишь год. Год, как я впервые воспротивилась приказам мужа и задумалась о собственном деле. Экономист с двадцатилетним стажем, я всегда считала себя неспособной на риск. Но сокращение в компании стало болезненным ударом. Казалось, вместе с записью в трудовой книжке рухнула вся моя жизнь, размеренная и предсказуемая. А в нашем маленьком городке возможности трудоустройства для женщины моего возраста были ограничены. Каждое собеседование заканчивалось вежливым отказом: «Мы вам перезвоним». И никто не перезванивал.
«Да перестань ты метаться», – говорил мой Алексей. – «Я прекрасно могу обеспечить семью. Займись лучше домом. Или хочешь, в сад поезжай, займись помидорами».
Я вздохнула, вспоминая эти разговоры. Помидоры. Как будто на этом заканчивался весь мир для женщины. А ведь когда-то я мечтала о большем. В институте меня считали перспективной, профессора прочили научную карьеру. Но потом появился Алексей – красивый, уверенный, амбициозный. Он казался таким надёжным.
Двадцать лет брака. Двадцать лет, когда мои мечты становились всё более тусклыми, пока не исчезли совсем…
Но я все же решилась и открыла магазин домашней одежды в старой бабушкиной квартире. Правда, муж высмеял меня, назвав это очередным капризом. Игрой в бизнес. Что может обеспечить семью. И чтобы денег я на эту придурь у него не просила…
Слова, которые я годами держала в себе, наконец вырвались наружу – горькие, болезненные, но очищающие, как кровь из застарелой раны. Света слушала, иногда задавала вопросы, но не осуждала и не давала непрошеных советов. Просто была рядом, и этого оказалось достаточно.
Когда мы, наконец, разошлись спать, я ещё долго лежала, глядя в потолок чужой квартиры. Странно, но несмотря на неопределённость будущего, я чувствовала себя спокойнее, чем за последние несколько лет. Словно наконец-то сбросила тяжелый рюкзак, который слишком долго несла на своих плечах. Дышать стало легче, несмотря на боль и страх.
В кармане завибрировал телефон. Я вздрогнула, моментально ощутив, как напряглись все мышцы. Сообщение от Алексея с незнакомого номера: «Я знаю, что ты читаешь эти сообщения. Прекрати этот цирк и вернись домой. Иначе пожалеешь».
Знакомая смесь страха и вины поднялась из глубины души, та самая, что так часто заставляла меня сдаваться, подчиняться, просить прощения, даже если была не виновата. Но теперь к ней примешивалось что-то новое – гнев. Чистый, яростный гнев на человека, который считал себя вправе угрожать мне, контролировать меня, причинять мне боль.
Я удалила сообщение, не отвечая, и отключила телефон. В этом простом действии было больше свободы, чем во всех моих мнимых «свободах» прошлой жизни. Завтра куплю новую сим-карту. Завтра начну всё с чистого листа. Каждое «завтра» уже не пугало, а давало надежду.
За окном начинал брезжить рассвет. Первые лучи солнца окрашивали небо в нежно-розовый цвет. Моя вторая ночь вдали от мужа подходила к концу. Она была полна тревог, сомнений, страхов – но и надежды, которая робко пробивалась сквозь толщу страха, как первая трава сквозь прошлогодний снег.
Я закрыла глаза, чувствуя, как усталость, наконец, берёт своё. Тело ныло от напряжения и пережитого стресса, но душа странным образом обретала покой. Алексей не отпустит меня просто так, это я понимала. Но в одном я была уверена абсолютно точно: назад пути нет. Что бы ни случилось, я больше не вернусь к человеку, который двадцать лет методично разрушал мою личность, а потом поднял на меня руку.
«Я справлюсь», – подумала я, проваливаясь в сон, который впервые за долгое время обещал быть спокойным, – «Я справлюсь».
Глава 8+
Прошла неделя с тех пор, как я ушла от Алексея. Семь дней новой жизни. Семь дней свободы и одновременно постоянного напряжения, которое скручивало внутренности тугим узлом при каждом звонке телефона, при каждом шаге за спиной.
Я переехала в квартиру сестры Светы, купила новую сим-карту и сменила пароли на всех аккаунтах. Наняла адвоката – женщину, мне казалось, что только женщина сможет меня понять в этом деле. Простые действия, за которыми скрывались часы тревоги и сомнений. Магазин работал в обычном режиме, но я постоянно ждала подвоха от Алексея. С каждым звоном дверного колокольчика сердце подпрыгивало к горлу, во рту пересыхало. Он не из тех, кто легко смиряется с поражением – я знала это слишком хорошо, видела, как он мстил конкурентам, как доводил до увольнения неугодных сотрудников.
К счастью, он пока не объявлялся – видимо, был слишком занят новым проектом с инвесторами. Каждый день без его вмешательства был маленькой победой, глотком воздуха перед погружением. Это давало мне время обдумать дальнейшие шаги, хотя по ночам меня все еще будили кошмары, в которых его разъяренное лицо нависало надо мной.
В этот вечер я задержалась в магазине дольше обычного. Нужно было доделать срочный заказ и подготовить документы для бухгалтера. Тишина опустевшего помещения успокаивала, мерное гудение швейной машинки стало почти медитацией. Когда дверной колокольчик звякнул, разрывая ткань тишины, я даже не подняла головы от бумаг, хотя внутри все мгновенно сжалось от привычного страха.
– Простите, мы уже закрыты, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
– Даже для старых знакомых?
Я вздрогнула, узнав голос Кати, и медленно подняла глаза. Она стояла, небрежно прислонившись к дверному косяку – уверенная, ухоженная, с безупречной укладкой и макияжем. Ее хищный взгляд скользил по помещению, оценивающий, цепкий.
– Катя? Что ты здесь делаешь? – Я пыталась звучать нейтрально, но в горле внезапно пересохло.
– Услышала новости, решила проведать, – она прошла в магазин, стуча каблуками по деревянному полу. Каждый шаг отдавался в висках, как удары молотка. – Так это правда? Ты ушла от мужа?
Я напряглась, чувствуя, как напряжение сковывает плечи, поднимается к шее болезненным спазмом. Слухи в нашем городке распространялись быстро, но я надеялась, что подробности моей личной жизни останутся втайне хотя бы некоторое время. Каждый взгляд, каждый шепот за спиной отзывался внутри острой болью стыда, хотя разумом я понимала, что стыдиться должен не жертва, а насильник.
– Да, – ответила я коротко, стараясь не выдать дрожь в голосе. – Мы с Алексеем расстались.
Катя покачала головой с наигранным сочувствием. В ее глазах плескалось что-то темное, похожее на злорадство.
– Что же случилось? Он нашел кого-то помоложе?
Её тон, полный притворного участия, прошелся по нервам, как наждачная бумага. Я почувствовала, как щеки вспыхнули от унижения и гнева. Мы никогда не были близкими подругами, но я не ожидала такого откровенного злорадства. Или ожидала? Где-то в глубине души я всегда чувствовала фальшь в ее дружелюбии.
– Мы не сошлись характерами, – сухо ответила я, не желая вдаваться в подробности.
– После двадцати лет брака? – Катя рассмеялась, и этот смех прозвучал как издевка. – Ну-ну.
Она прошлась по магазину, рассматривая новые модели, которые я выставила на прошлой неделе. Я наблюдала за ней, чувствуя нарастающее беспокойство. В ее движениях, в том, как она прикасалась к тканям, было что-то собственническое, оценивающее, словно она уже примеряла на себя роль хозяйки этого места.
– Неплохо, – произнесла она наконец, и в этой скупой похвале я услышала пренебрежение. – Но знаешь, я всегда говорила: нельзя разрываться между семьей и бизнесом. Что-то обязательно пострадает. В твоем случае – семья.
«Ну да» – мысленно усмехнулась, невольно вспомнив наш последний разговор. Как она отказала мне в очередной поставке товара, сославшись на большой оптовый заказ. А после откровенно заявила, что ничего личного – бизнес есть бизнес. И вообще, она не думала, что у меня так хорошо пойдет. Думала, это ненадолго, игра такая… избалованной дамочки. В тот же день мой муж забрал у меня машину, сообщив, что требуется ТО, которое затянулось ни на один месяц и мне пришлось влезть в долги, чтобы купить старушку «Ладу». Все это было настолько явным, но предательство только придало мне злости и решимости…
– Спасибо за ценное наблюдение, – с усмешкой проговорила, чувствуя, что я начала раздражаться. – Ты что-то хотела?
– Просто поговорить, – она пожала плечами с деланным безразличием. – Мы же коллеги, в конце концов. К тому же ситуация у тебя непростая. Одной будет тяжело.
В этих словах, произнесенных с притворной заботой, явственно читалась угроза. Каждая клеточка моего тела ощущала опасность, как животное чувствует приближение хищника.
– Справлюсь, – отрезала я, вкладывая в это короткое слово всю решимость, на которую была способна.
– Анна, не обижайся, но в твоем положении… – она сделала паузу, и эта пауза была полна злорадного предвкушения, – не стоит отталкивать тех, кто может помочь. Ты ведь теперь одна. Без мужа, без защиты, без… статуса.
Я внимательно посмотрела на нее, и внезапное понимание кольнуло сердце. В её глазах читалось не просто злорадство – там была алчность. Желание поживиться на чужой беде. Это осознание вызвало во мне странную смесь брезгливости и гнева.
– Какой статус? О чем ты говоришь? – в моем голосе прорезалась сталь, которой я сама от себя не ожидала.
– Ну как же, – она усмехнулась, и в этой усмешке было столько яда, что захотелось немедленно вымыться. – Жена Алексея Воронцова – это не просто слова. Это положение в обществе, связи, защита. А теперь? Кто ты теперь?
– Я всегда была прежде всего собой, Катя. И сейчас остаюсь собой. – Эти слова вырвались сами собой, и я с удивлением почувствовала, что верю в них. Впервые за долгие годы я говорила от собственного имени, не подстраиваясь под чужие ожидания.
– Ты же понимаешь, что он просто так не отпустит. Алексей не из тех, кто проигрывает. Особенно публично.
По спине пробежал холодок, словно кто-то провел ледяным пальцем вдоль позвоночника. В ее словах было зерно истины. Алексей ненавидел проигрывать и всегда мстил тем, кто, по его мнению, нанес ему урон. Я слишком хорошо помнила, как он уничтожил репутацию бывшего партнера, осмелившегося пойти против него. Страх, который я так старательно подавляла всю неделю, вновь всколыхнулся, затопляя сознание. А что, если он действительно решит мне отомстить?
– Если ты пришла меня запугать… – начала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Запугать? – она рассмеялась, и в этом смехе не было ничего искреннего. – Нет, что ты. Я пришла предложить помощь. Видишь ли, у меня есть покупатель на твои модели. Крупный опт, хорошие деньги. Но есть условие: нужно работать через меня.
– То есть ты хочешь стать посредником?
– Назови это как хочешь, – Катя пожала плечами, всем своим видом выражая превосходство. – Просто в нынешней ситуации… сама понимаешь. Алексей может создать тебе проблемы. А у меня репутация стабильна. Никаких семейных драм, никаких скандалов.
Так вот зачем она пришла – извлечь выгоду из моего положения. Воспользоваться моей уязвимостью, чтобы получить власть над моим бизнесом. Осознание этого вызвало во мне такую волну гнева, что на мгновение я перестала дышать. Только сейчас я по-настоящему поняла, насколько одинока в своей борьбе. Но вместе с горечью пришла решимость – я не сдамся без боя.
– Спасибо за предложение, но я справлюсь сама, – ответила я, и каждое мое слово было пропитано тихой яростью.
Катя поджала губы, и на мгновение ее лицо исказилось, обнажив истинные чувства – раздражение и злобу.
– Не будь глупой, Анна. Ты сама виновата в том, что случилось. Не смогла удержать мужа, а теперь ещё и гордость показываешь.
Её слова ударили больнее, чем я ожидала, задев самую глубокую рану. «Сама виновата». Эхо годами звучало в моей голове. Сколько раз я слышала это от Алексея? Сколько раз сама себе это говорила? От этих слов внутри всё сжалось, но вместе с болью пришло странное освобождение. Я вдруг поняла: нет, я не виновата. Не я била, не я унижала, не я предавала.
– Думаю, тебе пора уйти, – сказала я, с трудом сдерживая гнев, который клокотал внутри, требуя выхода.
– Как знаешь, – Катя направилась к выходу, цокая каблуками по полу. У самой двери она обернулась, и ее лицо исказилось от плохо скрываемой злобы. – Только не приходи потом ко мне с протянутой рукой, когда твой бизнес развалится. Я предлагала помощь. Один раз.
Когда за ней закрылась дверь, я глубоко вздохнула, чувствуя, как дрожат колени. Силы разом покинули меня, и я опустилась на стул, пытаясь успокоиться. Что это было? Проявление давней зависти? Или обычная деловая стратегия – воспользоваться чужим несчастьем для собственной выгоды?
Только сейчас я заметила, что у витрины с новыми моделями Катя задержалась дольше всего. Рассматривала, запоминала детали. А ведь в этой коллекции были мои лучшие работы – новые фасоны, которые я разработала сама, без оглядки на стандартные модели. В них я вложила не только свое мастерство, но и душу, свои мечты и надежды на будущее.
Телефон зазвонил, прерывая мои тревожные мысли. Я вздрогнула, сердце снова подпрыгнуло к горлу. Номер не определился. С трудом сглотнув, я нажала на кнопку приема.
– Алло?
– Анна Сергеевна? – раздался незнакомый женский голос. Облегчение было таким сильным, что на секунду закружилась голова. – Меня зовут Ирина, я работаю у Екатерины Николаевны.
– Да, слушаю вас. – Настороженность вернулась, сменив кратковременное облегчение.
– Я… – она запнулась. – Просто хотела предупредить. Екатерина Николаевна приказала скопировать ваши модели. Говорит, будем шить такие же, только дешевле.
Я застыла, не веря своим ушам. Хотя почему я удивляюсь? Разве не об этом кричало всё поведение Кати? Волна горячего гнева поднялась изнутри, на секунду затмив все остальные чувства.
– Почему вы мне это говорите? – Мой голос звучал странно – слишком спокойно для той бури, что бушевала внутри.
– Потому что это неправильно, – в голосе девушки звучала решимость, которой я могла только позавидовать. – Я видела, как вы начинали, как работали. А Екатерина Николаевна… она всегда говорила, что ваш магазинчик – ненадолго, что это просто блажь богатой жены. А теперь места себе не находит, боится конкуренции.
Эти слова отозвались внутри странным эхом. «Блажь богатой жены» – разве не так называл мой бизнес Алексей? Разве не так я сама иногда думала о нем, в минуты слабости и сомнений? А теперь оказывается, что мой «магазинчик» вызывает страх конкуренции у такой акулы, как Катя. От этого осознания внутри разлилось странное тепло – смесь гордости и горечи.
– Она пыталась переманить кого-то из моих швей? – прямо спросила я, уже зная ответ.
– Всех, – призналась Ирина, и в этом коротком слове было столько сожаления, что сердце сжалось. – Предлагает зарплату чуть выше.
После этого разговора я долго сидела в пустом магазине, осмысливая услышанное. Итак, Катя, которая когда-то помогала мне начать бизнес (пусть и из корыстных побуждений), теперь стала моим врагом. Она не просто пыталась нажиться на моём положении – она активно вредила, переманивая сотрудников и копируя модели. Страх перед будущим сменялся яростью, ярость – отчаянием, отчаяние – странным, болезненным спокойствием.
Я вспомнила её визит с новой стороны. Фальшивое сочувствие, наигранная забота – всё это было лишь прикрытием. На самом деле она пришла оценить ситуацию, понять, насколько я уязвима без поддержки мужа, и, конечно, присмотреться к новым моделям. Как я могла быть такой наивной? Как могла не видеть этого раньше?
«Сама виновата». Эти слова эхом отдавались в голове, пронизывая все мои мысли. Всю жизнь меня убеждали, что я недостаточно хороша. Что мои проблемы – результат моих ошибок. Что я должна быть благодарна за крохи внимания и поддержки. Алексей, родители, теперь вот Катя – все они вбивали мне в голову мысль о моей никчемности. И я верила, господи, как я в это верила!
Но хватит. Я больше не та запуганная женщина, которая во всём винит себя. Я создала успешный бизнес, который даже такие акулы, как Катя, считают достойным копирования. Я нашла в себе силы уйти от мужа после двадцати лет брака. Я начала новую жизнь. И в этой новой жизни нет места самообвинениям и страху.
Глава 9+
Утром следующего дня я готовилась к встрече. Стоя перед зеркалом в маленькой ванной, я аккуратно замаскировала синяк на щеке плотным слоем тонального крема и пудры. Синева всё ещё просвечивала, но уже не так отчётливо. Собрав волосы в незатейливый, но элегантный пучок, я достала из чемодана костюм глубокого синего цвета.
Я сшила его несколько месяцев назад из дорогого итальянского кашемира, купленного на распродаже. Помню, как внутренний голос разума твердил, что трата слишком расточительна, что синий слишком яркий, что лучше сшить что-то скромное, незаметное, а из этой ткани сшить костюм для продажи…
Разглядывая себя в зеркале, я невольно вспомнила, как муж, когда я только открыла свой магазин, демонстративно перестал давать мне деньги на одежду и косметику. «Ты теперь бизнесмен, – говорил он с ехидной улыбкой. – Деньги у тебя должны быть в достатке. Не просить же у мужа на помаду успешной деловой женщине».
