– Не стоит.
Хуго прищурился, посмотрел на стол, за которым не столь давно сидели несостоявшиеся убийцы-грабители, а потом на меня:
– А они… они, правда, сами ушли? Или ты…
– Они живы и здоровы. Скорее всего, уже воркуют со своими женами.
Хуго кивнул, но заметно напрягся.
– Расслабься, хозяин! Я никого не убила и не убью. – сказала я, зубами стянула ягодки с грозди и, проглотив кислое блаженство, добавила. – По крайней мере, сегодня.
Хуго нервно посмеялся, подбросил дров в камин и убрал мою пустую тарелку за прилавок.
– А через это вообще что-то видно? – он указал на берилловые очки.
– Что-то видно.
Вытерев рот рукавом, я допила эль и отдала пустую кружку Хуго. Когда он обернулся, то на стойке уже лежал один золотой. Я пальцем пододвинула его хозяину.
– А теперь поговорим. – сказала я.
Хуго кивнул и налил себе эля.
– В деревне недавно был путник. – начала я. – Он заходил сюда?
Хуго почесал бороду, поджал губы и покачал головой, ответив:
– Вроде не припомню никаких путников, кроме тебя и купцов, что проезжали вчера.
– Чем торговали купцы?
– Фруктами, овощами, мехами, – перечислял он, вспоминая. – Добротной шерстью и красной смородиной, которая украсила твои бараньи ребрышки.
Я кивнула:
– Сколько было торгашей?
– Я видел троих.
– Повозка одна?
– Одна.
– И уехали они втроем? Никого случайно не прихватили? Кого-то с большим мешком, например?
Хуго озадачился пуще прежнего. Долго ковырялся в памяти и затем покачал головой:
– Не припомню такого. Они напоследок забегали за бочонком брусничной настойки, и их по-прежнему было трое.
– Они уехали на закате?
Хуго кивнул. Я раздраженно вздохнула и, не снимая очки, почесала под ними зудящую кожу.
Если торговцы уехали на закате, то сейчас могли быть уже в пятидесяти лигах отсюда. И это в том случае, если делали привал. Если же не делали, то еще дальше.
Было бы полезно задать им те же вопросы, что Хуго. Торговцы обычно имели талант собирать разносортные сплетни и знать чуть больше, чем местные жители. Вдруг тот, кого я искала, вчера еще был в деревне и прикупил что-то у купцов. До Кейлин-Горда – месяц пути. Я бы могла нагнать их и расспросить, но это лишь в том случае, если они возвращались в Кейлин-Горда, чтобы набрать новый товар, а не ехали куда-то еще.
– Ты же можешь снять их. – Хуго указал на очки, под которыми я расчесывала потную кожу. – Клянусь, никому не скажу, какого цвета у тебя глаза.
Я перестала чесаться и посмотрела на него:
– И какого же цвета у меня глаза, Хуго?
Бородач растянулся в обольстительной улыбке и подмигнул:
– Я уверен, что зеленые. К твоим волосам очень подойдет. Я угадал? Они зеленые?
Я расслабилась и сказала, что он угадал.
– Как цвет изумрудов или травы по весне? – не унимался «соблазнитель».
– Как цвет дохлой жабы.
Хуго басисто рассмеялся, схватившись за живот. Его деревянная кружка шлепнулась на пол, расплескав эль по нижним сковородкам.
Я искренне улыбнулась. Этот мужик мне нравился. Простой и довольно смелый. Душой не кривил. Славный бородач и шикарный повар.
– Ты мне нравишься, девочка! – он будто прочитал мои мысли. – Оставайся на ночь. Дам тебе лучшую комнату. В счет этого золотого.
– Благодарю, Хуго! Но давай лучше в счет этого золотого исключим твои обольстительные шуточки?
Он поднял руки:
– Сдаюсь и каюсь! Не могу удержаться, когда вижу молодую красавицу. Привычки не пропьешь.
– А ты постарайся. – я кивнула на эль. – И вернемся к тому, где закончили.
– Спрашивай, девочка! Я весь внимание. – Хуго налил себе новую кружку, обошел стойку и сел на соседний стул.
Ходить вокруг да около уже не было смысла. Солнце садилось. Мне пора выдвигаться в путь.
– Недалеко отсюда есть домик. В нем живет Вейж. Ты знаешь его?
– Знаю, конечно. Вейжа и Ясналию знаю.
– Между их домом и деревней есть утес, а на утесе пещера. В ней кто-то жил. Ты знаешь, кто это был, Хуго?
Хуго удивленно помотал бородой.
– Я и о пещере впервые слышу.
Не густо сведений.
– Когда к вам в последний раз приходил Кнарк?
Всего лишь одно слово из пяти букв заставило брутального мужика побелеть и, кажется, еще больше поседеть на глазах. Вся кровь отлила от его лица, а зубы непроизвольно клацнули друг об друга.
Сглотнув необъятный ком, Хуго тихо ответил:
– Три недели назад.
– Как Кнарк выглядел?
Глаза Хуго расширились еще больше. Зрачки чуть ли не вылезли за границу карего цвета.
– Э… Он выглядел…
Хуго сказал «он». Кнарк был мужчиной, а значит, не я собирала тут дань три недели назад.
– Спасибо, Хуго! Теперь мне пора.
Ничего не поняв, напуганный бородач наблюдал, как я накинула плащ, подхватила седло и направилась к выходу.
– Последний вопрос. – у двери обернулась я. – Кто продаст мне лошадь?
Ему до сих пор было сложно связывать слова, поэтому Хуго просто указал пальцем в правую сторону и еле выдавил:
– Предпоследний дом. Старик Тургас.
И услышав это имя, я вышла из Трактира.
Начиналась пурга. Снежинки закручивались в маленькие вихри, а те затягивались в приличную метель. Значит, скоро потеплеет, и мой будущий конь не замерзнет насмерть.
Старик Тургас оказался ворчливым скупердяем. Пока я молча доставала золотой из мешочка, он раз двадцать сказал, что никакую лошадь мне не продаст. Разок обозвал оборванкой – не знаю, по каким отличиям я походила на оборванку – и трижды угрожал прирезать меня прям в конюшне.
Стоило старикашке узреть блеск золота…
Из деревни Рокша я выехала верхом на лучшей лошади из всех имеющихся. Вороной красавец быстро принял новую хозяйку и послушно следовал моим движениям.
Вместе с лакомствами для лошади, я так же получила солидный кусок вяленой говядины и новую черную накидку с медвежьим мехом. Мне она была без надобности, но старик Тургас разве что свою душу мне не продал за золотой. Пытался впихнуть в мои руки все, что ему попадалось на глаза. В итоге, взяв со старика слово, что прежний плащ он отнесет Ясналии, я согласилась на новый.
Пурга усиливалась. Липкий снег сбивался в юркие ураганы и рассыпался поверх сугробов как пена. Ноги лошади утопали в снегу по голень – мы двигались медленно, но конь не противился дикой дороге.
Солнце село. Лес погрузился во мрак. Но как это может остановить того, кто видит в темноте и настойчиво намерен, как можно скорей, попасть в Таццен?
Это место прозвали Городом Мудрости. Так Вейж рассказал. И в Таццене, в главном его храме Харсток, хранились портреты всех правителей Баата. До Беспросветной войны Харсток был главной защитой горожан. Этот замок имел самостоятельную оборону и мог годами выдерживать осаду врагов. После войны, за ненадобностью замка, в котором нет ни одного рыцаря, его превратили в кладезь самого ценного, что осталось в мире: книг, монументов и других произведений искусства, древних рукописей и портретов всех королей, когда либо правящих Нефритовой империей.
Мне было необходимо взглянуть на один из них. Ведь я как-то связана с человеком, изображенным на нем.
С большим удовольствием стянув очки, я и мой новый спутник скрылись вместе с вьюгой под покровом ночи.
Глава 3
– Ты из Эбиса шоль? – спросила толстая хозяйка таверны под названием «Цветущая Липа».
Стянув намокший от снега капюшон, я кивнула ей и села за единственный свободный стол сбоку от прилавка.
Этот трактир был больше, как и сама деревня. Центральная тропа ответвлялась несколькими дорогами, и вдоль каждой тянулась череда бесконечных крошечных домиков. Много детей бегали и кидались снежками, а в Рокше я не видела ни одного юного лица.
Путь сюда был долгий и почти весь сопровождался снегопадом. Моя одежда не просыхала, конь негодовал, костер горел еле-еле и быстро потухал.
Вяленное мясо осточертело на пятый день, но пришлось довольствоваться им еще столько же – у меня не было лука и стрел, чтобы добыть грызуна или редкую птицу. И последние три дня я питалась лишь снегом и жесткими кедровыми орехами.
Дни были наполнены вьюгами, а ночи – голодными хищниками. Они выли, беспокойно скитались, но ни разу не приблизились ко мне или к лошади. Что-то отталкивало их. И это что-то было запахом Кнарка. Волки и медведи боялись меня больше, чем голодную смерть, но их вой мешал спать. Все эти долгие ночи я лишь прикасалась к поверхности сна, но ни разу не утонула в нем.
Однообразие зимнего леса утомляло. Сосны сменяли кедры, кедры сменяли ели, ели сменяли сосны. Пушистая хвоя разрослась так высоко и густо, что в полдень внутрь леса просачивались лишь жалкие остатки солнечных лучей.
Когда я увидела первые домики, то ощутила прилив искреннего облегчения. Голод, злость и недостаток сна были единственным, что занимало мой разум сейчас. Все разговоры, вопросы будут после. А сейчас лучше, чтоб никто мной не интересовался. Вся мощная энергия во мне требовала подпитки, отдыха и тишины. Кнарк был силен и вынослив, да, но нервы, кажется, теперь у меня были человеческие.
Рок судьбы: таверна была доверху набита посетителями. Войдя в нее, я едва удержалась от разочарованного вздоха и попыталась дать себе обещание, что каждый гость трактира сегодня вернется домой.
Все взоры обратились ко мне, когда медвежий плащ переместился на отдельный стул. Можно было оставить его поверх доспехов и оружия, но будь я проклята: накидка насквозь промокла, а местами заледенела. Ей необходимо просохнуть. Отвратительный запах мокрой шерсти уже въелся мне в ноздри.
– Шо будешь? – сбоку раздался скрипучий голос толстой хозяйки, фартук которой был грязнее, чем пузо свиньи.
– Что есть?
– А плата имеется?
Я подняла взгляд и пожалела, что темные бериллы скрывают глаза Кнарка. Вот была бы потеха.
– Имеется. – сухо ответила я.
Толстуха подбоченилась, обведя меня крысиными глазками, и брякнула:
– Хорошо бы узреть, чем платить шоль будешь.
На ее последнем слове кожаный мешочек со звоном упал на стол. Не стоит показывать им золото, пусть гадают, что там за металл. Хотя если сегодня кто-то захочет стать вором, я не стану препятствовать. К слову, я буду только рада, но крошечный просвет разума подсказывал, что ближе к цели я от этого не стану, а вот молва обо мне разойдется далеко.
Разочаровавшись несбывшимися мечтами, я еще раз вежливо уточнила, чем эта женщина может меня накормить.
– Народу вижь скока? – хвастливо повернулась толстуха. – Остался только тушенный фенхель с имбирем.
