– Мяса нет?
– Никакого мяса! Ты шо?!
– Давай что есть. – раздраженно согласилась я. – Двойную порцию. И кружку эля сразу.
Толстуха что-то невнятно промямлила и удалилась в свои чертоги.
Откинув голову, я закрыла глаза и не обращала внимания на шепотки и хихиканья. Они не пробуждали никаких эмоций. Муха не надоедает, если перестаешь ее замечать. Я сосредоточилась лишь на потрескивании горящих дров в огромном камине. Он успокаивал.
Я не устала, не замерзла, не вымоталась. Если на это злачное место обрушатся горы, я выберусь живой. Сила Кнарка питала меня, но какая-то человеческая частичка (если она была во мне) скреблась о внутренности и просила беречь ее. Поэтому, решила я, сегодня сниму комнату и посплю на кровати. Да, и конь будет счастлив. Сейчас он стоял, привязанный в конюшне у таверны, и жевал сено. Сушеные яблоки, подаренные стариком Тургасом, кончились два дня назад, и первым делом по прибытию я нашла теплый хлев и велела конюху позаботиться о хвостатом друге.
На стол приземлилась высокая кружка с душистым элем, и я разом выпила половину. Удовлетворение растеклось по телу вместе с кровью.
– Вот твой фенхель. – на столе оказалась тарелка, а перед ним засаленная хозяйка.
На вкус это было как сладкий укроп. Горечь имбиря перебивала его, но менее отвратительным блюдо не стало.
Но Кнарк непривередлив – я опустошила двойную порцию непонятного сорняка и с удовольствием влила следом остатки эля.
– Шо-нить еще? – толстуха выросла передо мной, как только пустая кружка опустилась на стол. Боялась, что я убегу без оплаты.
– Да. Ты сдаешь комнаты?
– А как же! Комнаты есть!
– Тогда сегодня я переночую здесь. А к завтрашнему полудню ты достанешь мне солонину, вяленое мясо, сухари, сушеные яблоки, бурдюк, наполненный элем, и еще добротный лук со стрелами.
– Ты ж… Где ж я эта достану? – возмутилась толстуха.
Я подняла один золотой:
– Уж где-нибудь достанешь.
Крысиные глазки засветились, заозирались, и пухлая грязная рука тут же выхватила золотую монетку и сунула ее куда-то в мясистые груди.
– Канешно, миледи! Все достану! И комнатушку та приготовлю сие мгновенье! Самую лучшую! С окном даже! И конюшонку скажу, шоб за лошадкой вашей получше та приглядывал! И еще сейчас вам пирог с маринованной брусникой притащу! Он знать какой вкусный?! Только испекла!
– Тащи свой пирог. – кивнула я. – И еще кружку эля.
Тучная хозяйка, едва не снеся задний столик и взбудоражив гостей, прошмыгнула на кухню с такой ловкостью, будто весила меньше ребенка.
– Вот же ш он! – заворковала она, вернувшись, и грациозно опустила передо мной деревянную тарелку с большим куском ароматного пирога и полную кружку эля. – Миледи желает еще шо-нить?
– Да. – я отломила кусочек пирога, с которого сочился алый брусничный сок. – К тебе никакой путник не заходил недавно? С большим мешком?
Толстуха вскинула руками, мол очевидно же:
– Канешно ш, миледи! Дня три назад ведь!
Не донеся пирог до рта, я остановилась и внимательно посмотрела на толстуху.
– А куда он дальше направился, не знаешь?
– Почему он? – удивилась хозяйка. – Это она. Старуха пришла с большущим мешком.
Надежды развеялись. Старуха с большим мешком… Это точно не тот, кого я ищу. Старуха не могла одолеть меня. Но может она жила в той пещере и видела, что произошло на утесе. Если вообще это она жила в пещере. Людей с мешками нынче как грязи.
– И куда эта старуха пошла, ты не знаешь? – перефразировала я.
– А куда пошла? – нахмурилась толстуха. – Никуда не пошла. Вон сидит же, миледи. У камина.
Кусочек пирога так и завис в воздухе, когда моя голова повернулась в сторону камина.
Большой очаг из камня занимал половину стены. Слева стояли столики, занятые гостями. Справа от камина стоял лишь один стол, в самом углу, с одним лишь стулом. И на нем сидела старая женщина.
Сидела она с невыносимо прямой спиной, а руки были женственно сложены на столе. На пустом столе. Она ничего не ела, не пила. Волосы старухи были ниже колена – белые, как молоко, и прямые, как клинок меча. Они даже седыми не казались, а скорее, лишенными всякого цвета. Одета она была в… непонятно, что это. Похоже на старую мантию священнослужителя, которую перешивали, по меньшей мере, сотню раз. Никакого мешка рядом не было.
Старуха смотрела на меня. Так пристально, не моргая. Блики огня от камина светились в ее глазах цвета мутного серебра. Или скорее, железа. Да, цвет темного, закаленного огнем железа, из которого куют доспехи и мечи.
Я поднялась, взяла тарелку с пирогом, свой стул и направилась к старой женщине. Сев напротив нее, я поставила между нами тарелку.
– Принеси мой эль, – сказала я толстухе, которая следовала за мной по пятам. – И старой леди тоже. За мой счет.
– Сиё мгновенье, миледи! – послышалось уже из кухни.
Я ничего не говорила и изучала морщинистое сухое лицо. Старуха тоже молчала и разглядывала мое. Мне даже показалось, что она видит сквозь берилловые очки – закончив исследовать меня, она застопорила взгляд именно на них.
– Пирог? – предложила я и подвинула к ней тарелку.
Старуха, не сводя с меня глаз, взяла отломленный кусок двумя пальцами и аккуратно положила в рот. Она и правда была благородного происхождения. Простолюдины так не едят.
– Как тебя зовут? – спросила я, дождавшись пока женщина прожует.
– Бетисса. А тебя?
– Ясналия.
Старая женщина почтительно наклонила голову:
– Благодарю тебя за пирог, Ясналия. У меня кончились все деньги, когда я заплатила за комнату.
– Тогда не стесняйся и доедай весь.
На стол опустились две кружки эля и тень хозяйки.
– Шо-нить еще, миледи?
– Нет, бо…
– А ты не угостишь меня еще одним кусочком пирога, дитя? – старуха перебила меня и улыбнулась на удивление белоснежными ровными зубами.
Я пристально посмотрела на нее и спустя целое мгновенье повернулась к толстухе:
– Еще кусок пирога.
– Сечас будет, миледи!
Бетисса осторожно отламывала по кусочку и медленно попивала эль маленькими глотками. Ела она не спеша, будто и не была голодная… сколько там хозяйка сказала дней? Три? Три дня, если верить Бетиссе, она ничего здесь не ела, раз отдала все деньги за комнату. У нее была своя еда? Может поэтому мешка с ней нет? В нем была еда, и она кончилась?
– Мы раньше не встречались? – я нарушила тишину.
– А что, тебе кажется, что встречались? – вопросом ответила она и как-то странно улыбнулась.
– Да, мне так кажется. – соврала я. Как бы я ни пыталась вспомнить, в моих мыслях мелькали десятки незнакомых лиц, но ее среди них не было.
– Я так не думаю. – сухо ответила старуха и принялась за второй кусок.
– Память иногда подводит пожилых людей. – сказала я. – Вдруг ты меня просто не помнишь?
– Я бы непременно запомнила твои глаза, – она указала на меня, а я напряглась. – Точнее эти приборы на твоем лице. – тут же исправила она. – Как это называется? Очи, вроде? И память, Ясналия, подводит не только пожилых, да? Мы-то с тобой об этом знаем. – добавила она, улыбнулась и сделала глоток.
– С чего ты решила, что меня память подводит? – подловила ее я.
– А кто сказал, что я про тебя? – тут же парировала она.
– Ты сказала, что мы-то с тобой об этом знаем.
– Ну, ты же спросила, не знакомы ли мы, а значит, точно не помнишь, верно? Ты сомневаешься. А сомнения возникают тогда, когда либо слишком много знаешь, либо слишком мало помнишь.
Она игралась со мной.
– Стало быть, ты никогда не сомневаешься? – заметила я.
Бетисса подумала с мгновенье и покачала головой. Белые волосы заструились, словно морские волны, гипнотизируя плавным шелестом.
– Скажи, мудрая женщина, – я наклонилась вперед, тщательно следя за ее реакцией. – Не страшно ли тебе было жить одной в потаённой пещере на утесе?
Ходить вокруг уже не нужно. Она точно меня знала. И она умная. Слишком. Умнее меня. Бетисса лавировала словами так же ловко, как шут жонглировал яблоками. Она недвусмысленно намекнула на мои глаза и память. Просто потом так же ловко выбралась из своих ответов, играя смыслами.
– Не особо. – легко ответила старуха.
Я удивилась, но виду не подала. Бетисса даже не моргнула и никак не выразила негодования, которое обычно возникает у людей, если ты знаешь о них чуть больше, чем они думают.
– Так значит, ты видела меня? На утесе?
– Не видела. – смело соврала она.
– И моего противника ты видела? – не обращая внимания на ее лживый ответ, наседала я.
– Не видела.
– Ты врешь, старуха. – в лоб сказала я и улыбнулась.
Она тоже улыбнулась. Зловеще. И громко произнесла:
– А ты Кнарк! Все мы не без греха…
Как только она произнесла это слово, наступила дикая тишина. В ушах от нее зазвенело. Я сидела ко всем спиной и видела лишь довольное лицо Бетиссы, которая спокойно попивала свой эль. Но я точно знала, что все взоры сейчас прикованы ко мне.
Ни шепотков, ни стука посуды, ни скрипящих стульев. Все замерли, услышав одно слово. Даже поленья перестали трещать в камине. Языки пламени словно застыли, не решаясь колыхаться дальше.
Я медленно повернула голову и посмотрела на испуганных до ужаса посетителей. Они примерзли к стульям, боясь шевельнуться. Если я сейчас скажу «Бу!», все люди ринутся на выход, вопя, толкаясь и сшибая друг друга. Все смотрели на мои очки, гадая, черные под ними глаза или нет.
– Друзья мои, – как можно спокойнее произнесла я, но мужик передо мной едва не потерял сознание. – Я прошу прощения за злую шутку моей бабушки. Она обозвала меня так, потому что терпеть не может мои очки из Эбиса. Верно, бабуль?
Я повернулась к ней, уверенная, что Бетисса поймет, что нужно сказать, иначе, пока все гости будут разбегаться в панике, я прямо здесь перережу ей глотку. Она же умная, а значит…
Старухи не было. Стул пуст. Но она никак не могла пройти мимо меня незамеченной. Я, стол и камин закрывали ей любой проход.
Оглянувшись по сторонам, я осмотрела каждое лицо в этой таверне. Бетисса испарилась, будто ее здесь и не было.
Но больше всего меня ошеломило другое.
Звуки вернулись. Голоса, смех, шепотки, громкие тосты, стук кружек и скрип половиц. Люди продолжали сидеть и пить, как ни в чем не бывало. На меня никто не смотрел, кроме мужика, едва не потерявшего сознание мгновением раньше. Но и он не глядел с ужасом – он подмигнул мне и облизал губы.
Я в упор уставилась на этого смельчака.
– Куда делась старуха, которая только что сидела тут? – выдавила я и указала на пустой стул.
Мужик не ожидал никаких вопросов, ни о каких старухах. Он выпучил глазки, поражаясь, как же его обольстительные чары не сработали, и ответил потерянным голосом:
– Какая старуха? Тут же никого не было!
Я чувствовала, как внутри вскипает ярость. Бетисса обманула меня и чем-то одурманила всех людей в таверне. Чем?
Я обшарила все вокруг ее стола, под ним, у камина, в камине, и даже под соседние столики заглянула, вызвав волну новых соблазнений. Не найдя ничего, я вышла на улицу и оглядела всю таверну со всех сторон. В конюшню заглянула и все ближайшие дома обошла. Ничего и никого. Будто все люди исчезли вместе с Бетиссой. Лишь заснеженные домики, в которых мелькали загорающиеся свечи. Вечер наступал, деревня готовилась к ночи.
Вернувшись в трактир и найдя толстую хозяйку, я схватила ее за пухлую руку и развернула к себе.
– Какую комнату она сняла? – закипая гневом, спросила я.
– Кто? – напугалась женщина.
– Старуха. С мешком. Которую ты показала…
– Миледи, – крысиные глазки тревожно забегали. – Я вам же никаких старух не показывала, вы шо? Вы верно спутали чего?
От ярости я едва не раздавила ее руку вместе с костями, но вовремя отпустила, прошипев:
