– Ваша часть – единственная, не укомплектованная штатным целителем, поэтому меня распределили именно сюда, – отозвалась Боллар. – И, даже несмотря на ваш отказ, я не уйду, пока вы не скажете его реальную причину.
– В таком случае я буду вынужден вывести вас с охраной и сделать отметку о неподчинении в вашем деле, – с воодушевлением отозвался Кеммер. – У меня, знаете ли, есть реальная работа, помимо того, чтобы вам сопли кружевным платочком вытирать.
Последняя реплика явно задела нобларину, и она нервно сжала кулачки, а потом тихо попросила:
– Я всего лишь хочу знать, почему, с одной стороны, вся столица гудит о нехватке целителей у Разлома, а с другой – меня отказываются принимать на постоянную работу уже в третью по счёту часть.
Командор удивлённо посмотрел на побледневшую и упрямо сжимающую кулаки девушку и подумал: «Неужели она сама не понимает?»
Десятое эбреля. После заката (3)
Адель
В просторном кабинете стремительно темнело. Солнце уже село, и давно пора было зажечь свет, но вместо этого командор предпочитал прожигать дыры во мне. Взглядом.
Затем он опустил глаза на стол и принялся писать. Вероятно, составлял пресловутый отказ, перечёркивающий все мои шансы на достойное жалование. Я, разумеется, могла вернуться в ассистентки к Брену, но командир той части ясно дал понять, что платить мне не сможет – штатное расписание не предполагало ещё одной целительницы.
Конечно, я согласна была и на работу ради опыта, всё же Блайнер прав – военная медицина решительно отличается от того, к чему я привыкла. Никаких подагр, колик и беременностей. Только рваные и колотые раны, ожоги, переломы и периодические похмельные головные боли. Но не всегда же трудиться бесплатно…
– У меня есть соответствующий опыт работы, – отчаянно проговорила я. – Пусть и небольшой. Но я прилежная ученица, быстро освою всё, что нужно. Я обещаю, что не доставлю никаких проблем.
Командор громко хмыкнул, не поднимая глаз от заполняемых бумаг.
Неужели ему доставляет удовольствие надо мной издеваться? Что за откровенный, бессмысленный садизм? Аристократы просто не должны себя так вести. Это бесчестно! И как он вообще получил должность начальника части?
– Нобларина Боллар, вот ваш отказ, – размашисто подписал он документ и поставил оттиск личной печати. – Приятной дороги обратно в Кербе?нн и надеюсь больше никогда вас не увидеть.
К последним словам он присовокупил саркастическую улыбочку, и мне стало почти физически больно от унижения. Но мне требовалось знать – почему? В чём причина? За что он так со мной? Мы ведь даже никогда не были знакомы лично, а другие офицеры всегда отзывались о нём, как о суровом, скупом на эмоции, но справедливом командире. То есть командоре.
– Я не приму его до тех пор, пока вы честно не ответите на мой вопрос. Почему вы мне отказываете? – набравшись смелости, выпалила я.
– Я не обязан ничего вам объяснять. И ваше упрямство лишь подтверждает мою правоту. Командор никому не растолковывает своих приказов, он их отдаёт и ожидает беспрекословного подчинения. А за неподчинение ещё и наказывает. Вы явно не понимаете, чем военная часть отличается от гражданской жизни, а значит, к службе не готовы.
– Я готова к службе, но никто не объясняет, почему меня на неё не берут! Понимаю, что о симпатии и уважении просить бессмысленно, но проявите хотя бы честность…
– О какой симпатии вы ведёте речь, нобларина Боллар? Или надеялись получить должность благодаря хорошенькому личику? Как видите, не вышло. Берите отказ и уходите, – отрезал он, переходя на откровенную грубость.
Мне стало настолько обидно, что на глазах закипели слёзы. Я никогда ничего не получала «благодаря хорошенькому личику», кроме ненужных приставаний от навязчивых пациентов, чаще всего пожилых. Видимо, со временем у некоторых мужчин начинают отказывать не только зрение и слух, но ещё и такт. Хотя вот у командора такой проблемы точно не предвидится, такта у него отродясь не водилось, судя по всему.
– Я не уйду, пока вы не озвучите реальную причину отказа! – упрямо повторила я, и голос предательски дрогнул. – Может, я смогу как-то исправить…
Кеммер Блайнер поднялся на ноги и вышел из-за стола, приблизившись ко мне почти вплотную. Он был выше на целую голову, поэтому пришлось смотреть на него снизу вверх, отчего я почувствовала себя особенно уязвимой и жалкой.
– Вы ничего не сможете поделать с причинами отказа, нобларина Боллар, – неожиданно тихо проговорил он. – Я отказываю вам из-за вашей внешности и вашего проклятия.
– Что? – нахмурилась я, совершенно не ожидая подобного ответа. – При чём здесь моя внешность и проклятие? Они никакого отношения не имеют к работе! Максимум, на что может повлиять проклятие – так это на мою личную жизнь, но она вас никак не касается.
– Ошибаетесь, нобларина Боллар. Меня касается абсолютно всё, что происходит в моей части.
– И чем же моё проклятие может помешать работе? – смятённо спросила я.
– Видит Геста, я хотел уберечь вас от неприятных подробностей, но раз вы так настаиваете, то наслаждайтесь. Из-за вашего проклятья, нобларина Боллар, на вас никто никогда не женится. Никто и никогда. Потому что никому не хочется умереть в ночь бракосочетания с вами, думаю, это и так очевидно. Вероятно, вы хотите попасть на должность гарнизонной целительницы, чтобы уговорить одного из смертельно раненных бойцов жениться на вас. Что ж, это недурной план, и я бы на вашем месте именно так и поступил.
– Вы говорите ерунду! Брат несколько раз пытался организовать браки с… пожилыми мужчинами, ни один из них не получил благословения богини. Мы оставили эту затею ещё два года назад, когда стало понятно, что обойти проклятие таким образом не получится. Геста не одобряет фальшивые браки.
– Тем хуже для вас, – сощурился командор. – Но это не отменяет того факта, что в моей части лёгкой добычи для вас не будет. Для этого вам стоит работать на передовой. Тем не менее это не основная причина отказа. Если бы вы могли вступить в брак, я бы взял вас без единого возражения. Уже через месяц вы бы выскочили замуж и перестали быть моей проблемой, даже если бы остались жить в гарнизоне. Вы стали бы проблемой мужа. В моём подчинении служат преимущественно аристократы, и никто из них не будет осквернять свою репутацию ухаживаниями за чужой женой. Но вы вступить в брак не можете и не сможете в обозримом будущем, и тогда в полный рост встаёт вторая проблема – вы приторно красивы.
Его слова хлестали наотмашь, хотя вряд ли он намеренно старался унизить, просто говорил, что думал, и не заботился о том, какую боль это причинит.
Для меня проклятие нашей семьи – самая тяжёлая и болезненная тема, и слышать о нём от холодного, надменного командора было невыносимо. Да, на мне никто никогда не женится, и я это понимаю, но слушать об этом от посторонних всё ещё мучительно.
– Не понимаю… – растерянно пролепетала я, отступая. – Как это связано с работой?
– Вы не только упрямы, но ещё и недалёки? Отвратительное сочетание качеств, – хмыкнул командор Блайнер и всё же пояснил: – У меня в части больше сотни неженатых военнослужащих, нобларина Боллар, и если я позволю вам здесь работать, то случится несколько вещей. Сначала добрая половина эскадрильи обязательно придумает или организует себе какую-нибудь болезнь или травму, просто чтобы попасть к вам на приём. А так как слепых в пилоты и механики не берут, каждому болезному вы непременно понравитесь, следовательно, недуги и травмы мистическим образом станут повторяться снова и снова, и значит, часть личного состава перманентно пропишется на больничных койках. А дальше неизменно начнут возникать конфликты, споры, дуэли и прочие сомнительные для начальника части радости, которых я столь успешно умудряюсь сейчас избегать… потому что пожилые кухарки не пользуются большим спросом, а прачек я беру исключительно замужних. Знаете, что случится потом?
– Что? – тоскливо спросила я, понимая, что в чём-то он прав.
Когда мы с сёстрами ассистировали Брену, к нам действительно приходили со странными ранами. Случайно отрубленными пальцами, обожжёнными кислотой желудками и непонятно каким образом сломанными рёбрами. Начальник части брата расследовал каждый случай и за самовредительство отправлял солдат в карцер ранеными, без права на помощь, на которую они рассчитывали. Проблема вскоре сошла на нет, когда все поняли, что командир мириться с подобными выходками не собирается.
– А дальше вы станете предметом пари и охоты. На вас обрушат признания, подарки и ухаживания, которых вы никогда раньше не видели. Вам будут петь песни, посвящать стихи и говорить слова, от которых закружится голова. Если вы не сдадитесь сразу, то ухаживания станут очень настойчивыми, и вы сначала будете бегать ко мне, чтобы я приструнил своих подчинённых, а затем сдадитесь под натиском особо симпатичного офицера. И когда вы всё же сдадитесь, то превратите мою часть в бордель, где в медицинский кабинет ходят за услугами условно медицинского характера. Потому что ни один аристократ не рискнёт продолжать связь с вами долго, а каждый последующий раз вы будете сдаваться всё быстрее и быстрее.
Холодные глаза вымораживали меня изнутри, и хотелось закричать, чтобы он замолчал, но я онемела от обиды.
– А теперь вопрос, нобларина Боллар: мне весь этот цирк зачем? Ради того, чтобы было кому вскрыть чирей повару или залечить флюс механику? Для этого я могу организовать транспорт до ближайшего госпиталя.
Циничные слова о борделе ледяными спицами воткнулись куда-то под рёбра. Стало тяжело дышать, а лицо опалило стыдом. Прежде чем я успела опомниться, рука сама взлетела в воздух и впечаталась в щёку командора, оставив на ней розоватый след пощёчины.
Он даже не дёрнулся, насмешливо смотрел сверху вниз, а затем с довольным видом проговорил:
– Изнеженным цветочкам не место в военной части. Своей реакцией на правду вы показываете лишь то, что я твердил с самого начала: вы абсолютно некомпетентны для должности, на которую претендуете. А теперь берите свой отказ и уходите, нобларина Боллар, потому что иначе я буду вынужден написать рапорт о нападении на вышестоящего по званию офицера.
– Вы – подонок! – выдохнула я, сгорая от стыда и унижения.
– Именно так, и поэтому я настаиваю на том, чтобы уберечь вас от паскудной участи работать под моим началом. Мы наконец-то поняли друг друга, нобларина Боллар?
Я молча сгребла свои документы и отказ со стола, прижала бумаги к груди и пулей вылетела из окончательно потемневшего кабинета, ненавидя несносного командора каждой частичкой души. Его слова о том, что я превращусь в дешёвую шлюху, стоит только увидеть ухаживания и дорогие подарки, ядовитыми занозами жалили сознание. На секунду запнулась у двери, чтобы хлопнуть ею, но чуть не уронила документы, так что даже этого не смогла. Слёзы душили, хотелось провалиться сквозь землю и поскорее оказаться дома.
Когда позади меня раздались тяжёлые шаги, я лишь ускорилась. Но длинный подол платья путался в ногах и мешал бежать, поэтому командор настиг меня буквально через несколько мгновений. Ухватил за локоть и поволок в сторону стоянки, где усадил на заднее сидение военного экипажа и коротко приказал:
– Ждите здесь и не вздумайте шататься по части!
Я низко опустила голову, не позволяя ему увидеть набухшие на глазах слёзы, и покорно осталась сидеть в магомобиле, пока Блайнер искал шофёра. В отличие от городских экипажей, в этом были огромные окна, вернее, просто оконные проёмы, в которых не оказалось стёкол. Пять минут спустя командор вернулся с пожилым военнослужащим и рокочущим голосом приказал:
– Доставь её в Кербенн, сдай на руки сёстрам или брату. За её безопасность отвечаешь головой. И не гони сильно, а то её продует.
– Так точно, – отозвался шофёр и занял своё место, украдкой бросив на меня любопытный взгляд.
Непривычная конструкция вызывала дискомфорт – в городских экипажах салон отделён от водителя глухой перегородкой для сохранения приватности, а тут я была у водителя на виду и даже поплакать толком не могла.
Я думала, что мобиль тронется, вместо этого несносный командир широко распахнул соседнюю дверцу, и стало страшно при мысли, что этот садист решит меня сопровождать. Но нет. Он лишь откинул переднее сиденье, нашарил под ним пропахший машинным маслом и пылью тёмный плед и небрежно швырнул его рядом со мной:
– Искренне надеюсь больше никогда с вами не встречаться, нобларина Боллар.
Хотела ответить колкостью – но горло сдавило спазмом, и я лишь отвернулась, стиснув челюсти и сжав кулаки.
Я тоже надеялась больше никогда не встречаться с этим Блайнером и впервые лично убедилась, что Боллары не зря ненавидят эту чванливую, зарвавшуюся семейку.
Но что теперь делать? Как вернуться к Брену и признать, что все усилия, потраченные на получение этого назначения, напрасны? И что будет с имением, если я не найду работу?
Десятое эбреля. Вечер (4)
Кеммер
Кеммеру никогда раньше не давали пощёчин. Это оказалось не особенно больно, но очень звонко и довольно унизительно. Хотя в данном случае он наговорил не только на пощёчину, но и на дуэль, если бы за Аделину было кому вступиться.
Ах да, у неё есть старший брат, такой же целитель, как и она. Если он не дурак, то не станет связываться с командором, в конце концов, неприятный разговор происходил с глазу на глаз, и репутация юной нобларины никак не пострадала, только гордость.
Опять же, Кеммер не лгал. Да, не стал приукрашивать неприглядную правду и не добавлял мёда в горькое зелье, ну так пусть это послужит Аделине предостережением. Если хочет работать в гарнизоне, то должна понимать, что такое толпа молодых, изголодавшихся по женскому вниманию парней, изнывающих от скуки между учениями.
Именно поэтому учения командор проводил регулярные и изнуряющие. Нет ничего страшнее, чем молодой боец с доступом к легковоспламеняющимся субстанциям, врождённым любопытством и большим количеством свободного времени.
Однако на душе всё равно было погано. Пусть он избавился от ненужной целительницы, но довёл её до слёз и унизил, без чего изначально хотел обойтись. Настырность Аделины сыграла с ней злую шутку. Хотя сколько раз Кеммер ни повторял себе, что он прав и всё сложилось бы именно так, как он обрисовал, жгучее ощущение пощёчины никак не проходило. Он даже подумал приложить лёд, но потом применил более универсальное средство – рюмку рома натощак.
Не помогло. Отвращение к себе не хотело растворяться даже в роме. Одно дело – спустить три шкуры с такого же здоровенного мужика, и совсем другое – оскорбить молоденькую девушку. Ещё и такую прелестную.
Не очень справедливо с Болларами обошлась судьба. Кеммер, конечно, слышал, что все сёстры пошли в мать, но слухи он обычно пропускал мимо ушей, а такую нобларину пропустить мимо глаз как-то не получалось. Вряд ли он смог бы найти изъян во внешности Аделины, даже если бы захотел. И это почему-то задевало, подзуживало изнутри и каким-то совершенно нелогичным образом делало его поступок ещё омерзительнее.
С точки зрения морали обижать старых, молодых, красивых и страшных – одинаково неправильно, но в данном случае инстинкты восставали против того, что он сделал. С такой девушкой нужно обращаться совершенно иначе. Совершенно. Воображение незамедлительно подкинуло пару вариантов правильного обращения, и Кеммеру стало жарко.
Луноликая Геста, спасибо за то, что она уехала!
Командор был прагматиком и реалистом: если даже у него возникли шальные мысли, то вся часть непременно сошла бы с ума, позволь он целительнице остаться. А значит, он всё сделал правильно. В конце концов, Блокада вокруг Разлома – это та же война, а тут не до сантиментов и пиетета перед хорошенькими девицами. Или так рассуждают только бесчестные скоты, ведь война – именно то место, где обнажается истинная натура человека?
Кеммер окончательно запутался, рассердился и направился к ангару, куда загоняли злополучный М-61.
– Что, так и клинит? – спросил он у главного механика-полуденника, вечно недовольного седого ворчуна с цепким, пытливым взглядом.
– Клинит, дракон его подери! – в сердцах выругался тот. – Мы всю штурвальную колонку перебрали, весь вал перепроверили, а всё равно клинит, мать его кнутохвостая бата!
М-61 был самым проблемным маголётом во всём авиапарке. Не хватало, чтобы он сгинул где-то в недрах Разлома вместе с пилотом. Будь воля Кеммера, он бы списал наземно-невоздушный биплан, потому что не доверял ему. Лётчики – вообще суеверный народ, и скептичный командор – не исключение.
Для любого пилота маголёт – это друг. М-61 успел зарекомендовать себя капризным, ненадёжным и вечно хандрящим, поэтому и дружить с ним никто не желал, прозвав инвалётом. К счастью, бипланов в части хватало, так что этот Кеммер предпочитал держать в ангаре, заодно и обучать на нём новых механиков. А то приходят из академии с видом, будто всё знают и умеют, но М-61 быстро с них сбивает спесь.
– А 54-й что?
– Уже готов. Тросики подтянули, стабилизаторы проверили, всё смазали. Стал краше прежнего, – заверил главмех Дреса?ер и с весёлым вызовом посмотрел на командора.
Смуглый полуденник магов не особо жаловал, но за много лет сработался с ними, да и открытой враждебности не проявлял.
У Разлома две населяющие Довар расы – полуденники и полуночники – либо ладили, либо уходили сами, либо их настоятельно просили удалиться. Всё же общее дело делали на благо Империи, не до междоусобиц.
Неодарённые полуденники становились незаменимыми в профессиях, которые полуночники-маги выбирали неохотно. Это порождало множество попыток поддеть друг друга и помериться удалью. Маги и обычные люди не упускали случая схлестнуться в споре, кто из них умнее и изобретательнее.
С одной стороны, большинство технических открытий действительно принадлежали неодарённым, а с другой – далеко не все маги считали нужным развивать технологии и больше внимания уделяли разработке заклинаний и ритуалов, а не механизмов. При этом полуночники старались подчеркнуть, что уж если бы они выбрали путь технического развития, то добились бы куда больших успехов, чем полуденники. Ведь, к примеру, маголёт изобрёл маг. Однако люди парировали, что в основу его разработки легло более раннее изобретение спиртового двигателя, и без него маг ничего бы придумать не смог.
В общем, спор не затихал.
Полуденники могли работать днём, когда испепеляющие лучи Солара уничтожали магию и истощали резерв любого одарённого. Однако по ночам, когда в сиянии двух лун пробуждалась магия, от них не было толка. Ночной цветок или зверёк могли запросто убить любого полуденника, поэтому обычно от заката до рассвета они сидели по домам за плотно закрытыми ставнями и дверями, не высовывая на улицу носа.
Но Разлом не имел расписания, и дежурства возле него несли ежечасно, без перерывов. И даже среди пилотов было несколько полуденников, вылетавших днём. Опасное, конечно, дело, ведь каждый лётчик должен в первую очередь уметь напитать свой маголёт энергией, но командор вынужден был признать: из полуденников получались очень осторожные и потрясающе экономные асы. Они умели планировать на холостых оборотах так, как никто из магов, и Кеммер не проявлял ненужного снобизма.
Да, есть части, в которых к бипланам допускали только магов, но у него и главмех полуденник, и половина технической бригады, отчего бы не дать людям полетать?
Запрет подниматься в небо Кеммер считал самым строгим из возможных наказаний, поэтому отстранял своих подчинённых от боевых вылетов только в самых крайних случаях.
– Подготовьте мне свободный крылатик, я вылечу вместе с третьим звеном на патрулирование, – неожиданно для себя решил Кеммер. – Можете подать незаправленный, силы у меня есть.
Главмех понятливо кивнул. Крылатиками бипланы начал называть именно он, и постепенно название прижилось в части, а потом распространилось и за её пределы. Когда молодой командор получил должность, это название стало настолько привычным, что никому и в голову не приходило, что когда-то бипланы звали иначе. Птичками, например. С этим главмех боролся безжалостно, потому что птички только и хороши, что гадить. И вообще – как можно давать маголёту прозвище женского рода? Кощунство какое-то.
Третье звено поднялось в воздух, когда второе доложило о возвращении через артефакты связи.
Стоило Кеммеру оказаться в широком кресле пилота и положить руки на штурвал, как все лишние мысли растворились в восторге от единения с маголётом. Металлические крылья стали его собственными, мощный мотор – покорным продолжением его воли, а энергия потекла по тросикам, стержням и валам сложного механизма, как кровь по жилам. Он вдохнул в биплан жизнь и под мягкий гул мотора поднял его в воздух – навстречу к двум лунам, Гесте и Танате.
Кеммер повёл своё звено к Разлому не кратчайшим путём, а чуть забрал в сторону, чтобы зацепить вид серебрящейся в свете ночных светил Сте?ры, петляющей среди дикого леса вдалеке. По другую сторону блестела идеально ровная стрела железной дороги, пересекающей континент вдоль Разлома.
Полуденники не летали в тёмное время суток, так что он не беспокоился о том, что кому-то из пилотов не хватит энергии на обратный путь.
Три других маголёта следовали за командором неровным клином и практически бесшумно рассекали гладь ночного неба, словно ножницами разрезая чернильно-синий шёлк. Кеммер посмотрел на ярко сияющую голубую Гесту, заметно похудевшую с начала месяца.
Луна убывала, а значит, совсем скоро будет новый прорыв у Разлома.
