Карина Демина "Громов: Хозяин теней – 4"

– У тебя голова не соображает…

– Поверь, голова для этого дела не нужна. А я устала! Я, между прочим, тоже ожидала другого! Ты мне что обещал… – голос её взлетел до визга.

А дамочка-то реально накурилась, если её так штормит. Морфинистка, что ли? Или чем посерьёзней балуется?

– Заткнись…

В Светлова полетела ваза, а следом – массивная пепельница, которая бахнула в стену. Честно говоря, малость самую с головой не разминулась. И Светлов это явно понял. Оплеуха опрокинула Эльжбету на пол. А когда та попыталась подняться, ещё и вторую отвесил, хорошую такую.

– Что тут у вас? – дверь открылась и в комнату вошёл сонный тип.

– Митенька, он меня бьёт, – прохныкала Эльжбета, держась рукой за щёку. – Он меня…

– Опять накурилась. Или нализалась?

– Кто ж её разберет, – Митенька не впечатлился, и притворяться обиженной Эльжбете надоело.

– Твари. Все вы твари… ничего, придёт мой срок…

Она оттолкнула Митеньку и вывалилась в дверь.

– Придёт…

– Совсем баба сдурела, – Митенька опять зевнул. – Ну что? Есть чего?

– Вроде как да, – Светлов поднял стул. – Пригляди за этой дурой.

– Может… – Митенька повернулся. – Успокоить её? Слегка? А то сама уже не соображает, чего говорит и кому…

– Успокоим, – Светлов потёр руку. – Пока просто присмотри, чтоб из дому не выходила. Погоди…

Он открыл ящик стола и вытащил склянку.

– Начнёт дурить, дашь ей.

– Новая дрянь?

– Лекарство. Хорошее. Иностранное. Для особых случаев… «Героин» называется[18 - В нашу жизнь героин вошёл в качестве лекарства от кашля, выпущенного и ныне здравствующей компанией Байер. Получил широкое распространение в том числе, как не вызывающая привыкания замена морфию. Ну и как лекарство от кашля, в том числе и для детей. Опасность, исходящую от него, поняли не сразу, и до 1924 г. он вполне свободно продавался в аптеках. После этой даты был запрещён в Америке, но в мире продавался. В некоторых аптеках Германии – вплоть до 70-х.]. Успокоит.

Даже вот как-то и не найдёшься, что сказать.

– Там давно уже используют. Глядишь, вовсе с этой дряни слезет. Покажешь, и она сама всё сделает. Шприцы тут же. Поможешь жгут затянуть.

И передал железную коробку.

– А ты куда? – коробку Митенька принимал с осторожностью.

– Вниз. Посылку проверить надо. Да и так-то…

– С листовками чего?

– Чего обычно. Раздай там, кто готов взять… этому, блаженному, он как раз задания хотел. Вот пусть и берет.

– А девка?

– Не трогай. И нашим передай, что если кто сунется, лично всё лишнее оторву.

– Да ладно…

– Складно. Не тронь. Серьёзно. На неё у нашего… партнёра виды. Ты же не хочешь ему дорогу перейти?

– Руки убрал, придурок! – женский истеричный голос заполнил паузу. – Кому сказала?!

– Иди, пока она совсем не разошлась. И это… одно деление, ясно? Дверь прикрой.

Оставшись один, Светлый прошёлся по комнате, снова выдвинул ящик стола, в который и Тьма заглянула любопытства ради. Вытащил ещё склянку, как две капли воды похожую на ту, первую, покрутил и вернул на место.

А Тьма вот успела пробраться и растеклась, обнимая чудо-лекарство и собирая с него крупицы силы. Вернее высасывая… вот это уже интересно. Это сам героин такой изначально? Или его формулу дополнили местные умельцы? Опиум ведь тоже разным бывает.

Да и зелья с той стороны.

На сей счёт меня уже просветили.

– Чтоб вас всех, – Светлов ящик закрыл, запер, а ключ убрал в нагрудный карман. Потом вытащил из другого портсигар и закурил. Так и сидел, глядя, как дым поднимается к потолку. И только докурив, поднялся, тяжко, явно нехотя, как человек, до последнего откладывавший неприятное ему дело.

Он вышел в коридор.

Прислушался.

Потом двинулся к лестнице.

Пустой холл. Тьма крадётся за ним, скрываясь в тенях. А вот ещё одна лестница. И здесь уже Тьма останавливается с тихим ворчанием. Её глазами я вижу жгуты силы, что расползаются по стенам. От них выстреливают тончайшие нити, которые повисают в воздухе. И человек, спускаясь, не замечая того, касается этих нитей. Они вспыхивают и гаснут.

Сигнализация?

Похоже на то.

– Пройдёшь? – спрашиваю я Тень. И та задумывается. А потом осторожно так касается ближайшей нити. И та отзывается нервной дрожью. От этой дрожи вспухает пузырь на стене и выстреливают новые нити, подвижные и какие-то толстые. Их покрывает пух силы, и отчего-то мне кажется, что этот пух, он не просто так.

– Назад, – командую я.

И Тень отступает.

А Светлов оборачивается.

– Митька? – из голоса его исчезает уверенность, а вот на лице явная тревога. – Ты? Или что тут?

Голос его тревожит и без того потревоженные нити, и уже толстые устремляются к человеку.

– Что за… твою ж… – он выдыхает, а потом протягивает руку. – На, жри, паскуда… всем вам лишь бы кровушки попить.

Значит, система распознавания работает по крови?

Интересно.

Надо будет у Мишки спросить. Или у Татьяны. Они наверняка что-то да будут знать. Но это потом. А пока я дёргаю тень обратно. Тьма откатывается с огромной радостью. Её почему-то тоже не хочется спускаться в подвал.

Нет, мы про него не забудем, но…

В другой раз.

А пока она вторым кругом пробегается по дому, заглядывая в каждую комнату. И я почти не удивляюсь, обнаружив в пыльной гостиной Эльжбету. Она лежала на ковре, широко раскинув руки, впялившись пустым взглядом в потолок и не замечая человека, который пыхтел над ней.

Извращенец хренов.

Платье вон задрал, видны стали бледные ляжки в тёмных чулочках. Да и так-то…

– Я тебя заберу отсюда, – слышался шёпот. – Вот увидишь. Заберу и уедем. К границе. А хочешь, вовсе во Вроцлав? Там домик купим. Хороший домик… и будем жить-поживать.

Добра наживать.

Ага. Хорошая сказка.

– …образованный человек не позволит обращаться с собой, как со скотом! – выходить из соединения с тенями тяжко. А этот нежный голосок в череп входит, что та дрель. – Поэтому правительство и противится введению всеобщего образования!

Светлана.

Светочка.

Ведь о ней Светлов говорил, прямо запрещая трогать. Не то, чтобы я собирался, но интересно стало. Я прищурился, пытаясь разглядеть хотя бы искорку силы, но нет.

Ничего.

Одарённой Светлана не была. Тогда откуда такой интерес? Или у неё родители серьёзные, вот и опасается? Хотя нет, если б опасался, не держал бы дома. Другое что-то, пока не понятное.

И оговорочка ведь, что не Светлову она нужна, а его напарнику, который… тот, кого мы ищем? Можно ли рассчитывать на такое везение? Или это как раз нельзя везением считать? Мы ведь не готовы ко встрече, но и избежать её не выйдет.

– Савка, ты ужин проспал, – Метелька чует моё возвращение.

– Ужин проспать нельзя, – голос чутка сипловатый. – Потому что когда проснулся, тогда и ужин.

Симеон смеется.

Студент?

– Ты студент? – спрашиваю, подвигая к себе тарелку. Тушеная картошка успела остыть, но хуже от этого не стала.

– Я? Бывший, – смех обрывается. – А что?

– Да так. Мы тут гуляли и один вылез. Спрашивал, что, мол, мы тоже студенты? А какие из нас студенты?

– Вот об этом я и говорю! – всполошилась Светлана. – Симеона отчислили!

– За что?

– За вольнодумство. Поспорил с одним дураком.

– А тот оказался преподавателем? – хмыкаю и жую. – Чего? Обычно так и случается…

И Симеон, вздохнув, кивает.

– Вообще-то ему изначально пришлось непросто! – а вот Светлана злится и от злости румянец на щеках вспыхивает. Так-то она вполне даже симпатичная. Миловидная. А если причесать и переодеть, то вовсе красавицею будет. Нет, не в ту сторону думаю. Это у меня тело растёт. И потребности с ним. И… вправду, к шлюхам сходить? Метелька ещё когда подбивал, заверяя, что знает одно хорошее место, где девки чистые и даже почти первого классу.

Блин.

Опять не то.

И организм, главное, на мысли эти реагирует. Или виной не Светланка с её задором, а то, что я недавно видел? Хрень, короче.

– Это несправедливо, ограничивать доступ к образованию по национальности или по вере!

– Несправедливо, – соглашаюсь. А что, когда я сытый, то и соглашаться легко.

– А выгонять студентов лишь за то, что они собираются вместе?

– Чаи пить?

– И чаи!

– И ничего такого не замышляют…

– Ну, там такое вот… как бы. Просто получилось так, – Симеон снова вздыхает и устремляет на меня печальный взгляд. – Я тогда мало чего соображал… я так-то из крестьян. Но у батьки хозяйство большое, крепкое. И нас он учил. Учителке приплачивал, чтоб приходила на дом. В школе я даже лучшим был. У нас в селе второклассная[19 - Школы для крестьян делились на 2 вида – одноклассные, где дети учились 2 года, и второклассные, в которых обучение шло 4 года. Имелись и сокращённые варианты – грамоты – где срок обучения занимал несколько месяцев. Интересно, что в конце 19 в лучшим ученикам начинают платить стипендию – 5 руб. Это по сути месячный заработок ребенка на заводе или фабрике. По окончанию второклассной школы ребенок имел возможность продолжить обучение в гимназии, семинарии, а затем в училищах. И да, к 1914 г. количество школ по территории всей Российской Империи умножается в разы по сравнению с концом 19 в. Принимается план, по которому к 1924 г образование должно стать всеобщим.] имелась. Даже стипендию платили. Отец гордился. Мне и рекомендательные листы выправили. Директор самолично возил в Новониколаевск, хлопотал, чтоб в гимназию приняли.

– Приняли?

Симеон кивнул.

– Учился. Хорошо учился. Доктором вот стать хотел. Меня и от платы избавили[20 - Образование в гимназиях было платным, стоило около 50 рублей в год, что для большинства населения было неподъемно. Хотя некоторых особо талантливых учеников могли принимать на казённый кошт, также порой местные купцы или дворяне выделяли деньги на оплату обучения способных детей. Но помимо самой платы требовалось покупать одежду, платить за съём жилья, питание и т. д. В общем, образование выше начальной школы – это уже для избранных.], за разумение. А на университет отец уж подсобрал.[21 - Опять же, далеко не все крестьяне были нищими. Хватало и тех, кто имел крепкое хозяйство. Даже до отмены крепостного права были те, кто держал лавки, магазины, открывал собственное дело. Были и те, кто из крестьян становились известными купцами, дельцами и выходили в миллионеры.]

– А он поддался на козни провокаторов… – Светлана вздёрнула подбородок.

– Кружок там появился. Один. Ну… такой, – Симеон явно не был в восторге от избыточного внимания. – Сперва вроде как по медицине. Статьи обсуждали. Переводили. За границей ведь множество открытий совершается, а империя отгородилась. И наука наша давно пребывает в стазисе.

Жую. Слушаю.

Киваю, надеясь, что получается сочувственно.