Нет ничего сильнее любви
Таня Винк
Галя и Юра планировали свадьбу. Вот только не сложилось. Семьи влюбленных стали врагами, и жизнь разделила их, разбросав по разным городам. Проходят годы, но Галка все еще не может забыть свою любовь. Она отчаянно хочет заполнить душевную пустоту. Встреча с невестой брата, Катей, одинокой мамой двух малышей, наполняет ее жизнь новым смыслом. И снова все рушится – Катя умирает. Галя оформляет опеку над детьми. Теперь Настя и Тимоша – смысл ее жизни. Галя свыкается с одиночеством и принимает свою судьбу. Но вдруг Настя, маленькое звено в запутанной цепи, закручивает вихрь событий, давно истлевших от времени. И ставит Галку перед выбором, от которого та убежала в прошлом: идти навстречу любви или потерять ее навсегда…
Таня Винк
Нет ничего сильнее любви
Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства
© Винник Т. К., 2019
© DepositPhotos.com / Ivanko1980, обложка, 2019
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2019
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2019
* * *
Глава 1
…Хрум… Хрум… Под ногами хрустит снег. Едва коснувшись разгоряченного лица, снежинки покалывают, тают и стекают к шее. Тоненькими ручейками устремляются под распахнутый ворот куртки, под кофточку. Моя грудь все еще горячая и все еще сладко ноет от страстных поцелуев. Мои губы искусаны, дыхание сбивается, нет сил идти, но нужно.
– Ты не замерзла?
Он останавливается, поворачивается ко мне лицом. Обнимает. Я прижимаюсь щекой к его щеке, и мне так тепло, будто мы вовсе не под снегопадом, а под ярким солнцем. Просовываю руки ему в подмышки. Там жарко. Волна нежности снова захлестывает меня. Неужели снова? Мы были вместе много часов… Пять или шесть, а я хочу вернуться в его комнату на диван и снова ласкать его и слышать жаркий шепот. Я не вижу его лица, но знаю: он чувствует то же, что и я, потому что мы одно целое, одно существо. Некогда порознь бродившие по свету, мы наконец обрели себя, и теперь у нас одно сердце, одна душа. Его жаркие губы касаются моей щеки, пальцы теребят волосы. Его запах сводит меня с ума, я едва держусь на ногах, и сумасбродная мысль не покидает меня: мы – единственные жители на этой планете…
– Не уходи, – шепчет он, – я не доживу до утра… Тебе не нужно уходить…
Комок подкатывает к горлу. Я ведь сама – рыбка, выброшенная на берег… без него. В груди щемит. Не хочу расставаться. Вот бы проснуться рядом с ним рано утром.
Оставляю на столе завтрак. Бегу на работу. Тело помнит тепло его прикосновений. Словно наяву ласкает слух его жаркий шепот.
Он – мой мужчина. Мой единственный мужчина. Я люблю его всем существом. С первого взгляда. С тех пор в моей душе не умолкают волшебные колокольчики, и их мелодичный звон разносится по всему телу. Каждой клеточкой своего тела устремляюсь к нему. Каждое прикосновение, объятие, слияние желанно. И еще я думаю о том, что все это непонятно, непостижимо, незнакомо, невозможно, не… Черт! Целая куча «не»!
Я понимаю, что пора зачеркнуть все эти «не» и заглянуть в глаза счастью.
– Давай вернемся… – произносит он на выдохе.
Его горячее дыхание обжигает мне лицо. Мои глаза широко распахнуты.
– Да… вернемся… – шепчу, не сводя с него обожающего взгляда.
– Лисенок! Ты такая!.. Ты прелесть! – Он сгребает меня в охапку, отрывая от земли. – Я люблю тебя, лисенок! Мне так хорошо с тобой!
– Юра… – выдыхаю я, – я люблю тебя!
Его глаза напротив моих – две темные точки, обрамленные синей радужкой, – пронизывают насквозь. Мы замираем. Мы не сразу бежим обратно по цепочке наших же следов – несколько мгновений наши ошалевшие от счастья души вглядываются друг в друга, а потом он берет меня за руки…Теплая волна, исходящая от кончиков его пальцев, заставляет меня вздрогнуть.
– Неужели это ты? – спрашивает он.
В его волосах и на влажных ресницах сверкают снежинки, и больше всего на свете я хочу прожить с этим мужчиной остаток жизни. Не такой уж маленький – мне всего двадцать восемь.
– Неужели это ты? – спрашиваю я.
Я обнимаю его, и мне кажется, что и куртка, и душа нараспашку. Распахнута настежь, будто на груди «молнию» расстегнули: того и гляди сольется с его душой. Сольется навеки…
– Любимая…
О его голос! Низкого тембра, с хрипотцой. Как только мы оставались вдвоем, его сразу выдавал голос: мы одни знали, что сейчас будет. Неотвратимость происходящего завораживала. И счастье, переполнявшее сердце, давало ощущение настоящего полета: я могла поклясться, что в те мгновения я летала! Мы оба летали! Мы парили над землей, уносились туда, где не было времени, не было ничего земного. Не было города, людей, обязательств перед теми, к кому мы возвращались, с болью и немыми криками разорвав объятия и наше сердце. Мы уходили, каждый к себе, оставляя половинки сердца медленно истекать кровью, и думали об одном: скоро встреча… скоро встреча…
– Лисенок…
Откровенно любуюсь его телом, силясь не упустить ни одной детали… Я вся дрожу. Не от холода, нет. Это душа моя содрогается от нежности, а тело – от томительного ожидания. По моей спине стекает струйка холодного пота.
– Галочка, если бы ты знала, как я люблю тебя…
Внутри меня что-то взрывается, руки взлетают над его плечами. Его глаза блестят в свете фонарей, на губах застыла тревожная улыбка.
– Юрочка, я люблю тебя, – выдыхаю я и опускаю руки ему на плечи.
– Тогда не уходи…
– Не уйду…
– Никогда?
Я хватаю ртом воздух.
– Никогда…
* * *
– Черт! – выругалась Галина Сергеевна, нащупала на тумбочке будильник-колобок и с удовольствием дала «колобку» по голове. Вернее, по его звенящей металлической широкополой шляпе, о которой в сказке ни слова. – Такой сон прервал!
Скривилась, почесала макушку, перевела взгляд на окно и мысленно, уже в который раз, «поблагодарила» подругу детства за подарок, преподнесенный в июне, к тридцатой годовщине окончания школы. Школу они терпеть не могли, но вспоминать любили. В смысле – потрепаться, посплетничать об одноклассниках, учителях, косточки всем перемыть.
– Правда, он звенит точно как в детстве? – на лице Ленки умильное выражение, а Галку накрывают воспоминания, приятные и не очень. И она так хочет услышать его довольно противный и настойчивый звон здесь же, в кафе, что аж руки зачесались – ведь того «колобка» она выбросила много лет назад, когда арестовали Вадима и все полетело к чертям собачьим. Она хватает «колобка» и принимается заводить. Ленкино лицо вытягивается.
– Не-на-до, – ее тон мягкий, как у психиатра, разговаривающего с буйнопомешанным, – потом, – она придвигает к себе враз опустевший бокал, – хватит того, что мы тут шампанское под столом разливаем.
Чистая правда – разливали под столом, но мальчика-официанта с лихим чубчиком-завитком цвета недоспелого лимона предупредили. И не только предупредили – загодя попросили салфетку побольше: с шампанским всякое бывает. Конечно, их могли турнуть за нарушение общественного порядка, а кафе это они любят…За шоколадные конфеты, которые можно сделать здесь же, на месте, а потом съесть. За салфетку пообещали похвалить в книге отзывов.
– Хвалить будешь ты, это по твоей части. Напишешь, что мальчик душка, – кряхтит Ленка, зажимая бутылку между колен, наклоняется вперед, обводит зал вороватым взглядом исподлобья и прислушивается. В тот момент, когда музыка, льющаяся откуда-то сверху, становится громче, Ленкины брови взлетают под аккуратно филированную челку и она тянет пробку на себя. Шпок! Довольная, она улыбается до ушей, хватает Галкин бокал. Лимонный чубчик, маячивший поблизости, облегченно вздыхает и с деланой улыбкой мчится в другой конец зала. Впрочем, конец этот они не видят – колонн по всему залу уж очень много.
Пили за встречу, за здоровье, за дружбу. Закусывали фондю. Вытащили вторую бутылку. Снова музыка, снова «шпок». По сторонам не смотрели – уже пофиг.
– Давай за любовь! – предложила Ленка, театрально вздохнув.
– Давай! – Галя подняла бокал. – За нее, окаянную… – Чокнулись, посмотрели в окно, вздохнули – и залпом, до дна.
Ленка зацепила длинной вилочкой кусочек банана и погрузила в шоколад.
– Слушай, а ну их! Давай это… – вилочка зависла над чашей, – давай заведем его! Это ж наш день. Пусть все знают!
– Давай, – Галка кивнула, да так резко, что край бокала едва не отпечатался у нее на высоком лбу с милыми поперечными морщинками.
«Это мудрость проявляется, – успокаивала Галку мама, – украшение зрелой женщины. Кто ты без них? – Мама пристально щурится в зеркало на свой довольно ухоженный лоб и кончиками пальцев подтягивает вверх наружные уголки глаз. – Сцыкуха! А я вот собралась круговую подтяжку делать, Вадюша обеими руками “за”».
Хитро ухмыляясь, Ленка вынула будильник из коробки и завела. Через пару минут кафе огласил нестерпимый звон. Извиняясь, прыснули, столкнулись лбами, дали «колобку» по голове, сунули в коробку и, переглядываясь и давясь хохотом, заказали по бокалу вина.
– Ты таки окончательно поднял мертвого из могилы, – проворчала Галина Сергеевна, косясь на «колобка», и свесила ноги с дивана, – ну подруга, ну удружила…
Сто раз собиралась выбросить этот будильник – пусть смартфон выполняет его функции. Правда, дважды смартфон сильно подвел, так и не зазвонив. В сервисном центре казус объяснили коротко: «Ну бывает…»
Галка встала на цыпочки, потянулась, покрутила головой до хруста в шее и сунула ноги в тапки. Потянула со спинки стула любимый шелковый халат, подарок рукодельницы Ленки, развела плечи до хруста в правом плечевом суставе – печальное следствие работы за компом, как и щелчки в шейных позвонках, гордо вскинула голову и походкой от бедра прошествовала в кухню. Хрустнуло, но уже в бедре. Остановилась. Прислушалась. Еще шаг. Хм, ничего нового – стреляет и болит там, где положено в соответствии с давним приговором врачей. В коридоре заглянула в зеркало, скорчила рожицу – м-да… Как это говорят? Весь день не куришь, не пьешь, всю ночь спишь, а утром…
Бездумно уставившись на шипящую кофеварку, Галка выпила два стакана воды – ежедневная дань разумной жизни и здоровья ради… Ради встречи, которая когда-то будет. Обязательно будет, потому что шарик круглый. В общем, надо хорошо выглядеть. Кофеварка фыркнула и выключилась. Галя наполнила чашку коричневой жидкостью, к которой пристрастия не имела. Глотнула без излишней мечтательности, не зажмуриваясь от аромата. Предоставив кофейному напитку, как в рекламе, наполнять квартиру и окрестности волшебным запахом, Галя пошла к двери, на которой кнопками было пришпилено изображение. С распечатанного на цветном принтере листа улыбался симпатичный фантом из фильма «Охотники за привидениями», а ниже шрифтом, годным для рекламы ужастика, красовалась подпись: «Чужим не входить! Ни под каким предлогом!» Галка усмехнулась и заглянула в комнату. Зевнула, прикрыла рот ладонью – чистенько, аккуратненько, цвета штор, подушечек и коврика здорово подобраны. Молодец, Настюша. Хорошо, что сейчас девочка сама завтракает. Правда, она была самостоятельной с первого дня, но Гале с этого же первого дня очень хотелось, чтобы Настя чувствовала ее заботу. Забота начиналась в шесть тридцать. То и дело натыкаясь на углы и плохо соображая, где она и что нужно делать, Галка на автопилоте неслась в кухню и готовила, как сказала однажды Настя, суперзавтраки. Сначала в садик отводила, потом в школу снаряжала, а вот в институт собираться не помогает. Настя сама попросила: мол, ты устаешь, ложишься поздно, еще заболеешь от недосыпания. Девчушка прочла коротенькую лекцию о вреде недосыпания – Галя слушала внимательно, а как не слушать студентку медицинского института? Тьфу! Медуниверситета. И какой идиот это придумал? Университет – это где много разных специальностей, от физиков до лириков, а не одни врачи от стоматологов до проктологов.
Галина Сергеевна снова зевнула, потянулась, свела лопатки, почесала затылок и направилась в кухню. Да, запах кофе витал в воздухе, но ничего особенного в нем она так и не уловила, сколько ни водила носом. А заплатила за зерна будь здоров! Получается, она такая же жертва рекламы, как и все, а думает, что особенная… Угумс! Посмотрела в окно на невинно-голубое небо без единой тучки и включила ноутбук, с вечера оставленный на столе. Писем, кроме рассылки с сайтов, на которую сама подписалась, не было. На вчерашнее Ленкино письмо ответила. Их переписка – так, ни о чем, болтовня двух одиноких женщин. Одиноких в личном плане. Да, Ленкина мама живет с ней, а не в пригороде, но у тети Зои с памятью уже лет двадцать плохо. Если б не Ленка, та давно была бы овощем, но дочь не дает ей расслабляться – достала какое-то японское пособие для таких вот больных и гоняет бедную старушку в прямом и переносном смысле этого слова. Заставляет делать утреннюю гимнастику, много гулять, много читать, заучивать наизусть стихи и разгадывать кроссворды. Тетя Зоя было заупрямилась: «Я уже старая, дай мне спокойно помереть!», да не на ту напала. Ленкины труды увенчались заслуженным успехом: тетя Зоя даже поклонника себе завела и на свидания бегает. При этом Лена на всякий случай распечатала имя поклонника и основные вехи биографии, а также домашний адрес на маленьком листочке и сунула эту бумажку мамочке в сумку. И сестра у нее есть очень хорошая, Наташка, директор школы, живет в Луганске, раз в месяц обязательно приезжает. У Галки тоже есть брат, правда, он сейчас в Польше на заработках – что поделаешь, жизнь такая. Ленка воспитывает Пашку, старшего племянника, Галка – Настю, если про весь этот сложный процесс можно сказать «воспитывает». По ее разумению, воспитание получается двустороннее, и неизвестно, чье влияние сильнее. Ленка иногда в шоке от разговоров с Пашкой, в хорошем смысле этого слова – с Пашкой она все время в тренде. Настя Галю тоже все время держит в тренде, только вот Галку от этого слова поначалу выворачивало в прямом смысле, уж очень оно созвучно слову «трындеть». Но, как оказалось, ничего общего с ним не имеет. Ладно, не нужно ворчать, а нужно просто жить в ногу со временем, так, как эти юные создания, с легкостью и непонятно откуда взявшейся мудростью и талантом выхватывать из сумбура жизни главное. Они с Ленкой тоже изо всех сил стараются выхватывать это самое главное и, в отличие от некоторых ровесников, не утверждают, что жизнь пролетела мимо. Вот еще дурацкое выражение! Как жизнь может пролететь мимо? Она с тобой, она в тебе, а не где-то. Она, как домашний котенок, все время требует внимания, заботы, нежности. Не дашь всего этого – «котенок» заболеет, поблекнет, покроется проплешинами и язвами. В общем, не обижайся, если однажды утром обнаружишь, что жизнь твоя совсем не такая, как ты хотел. Да что вы понимаете, разглагольствуют эти некоторые, мы тут ни при чем, во всем виноваты политические катаклизмы и Луна не в той фазе. Ленке и Галке все это осточертело, и они потихоньку отдалились от ворчунов и остались в одиночестве. То есть вдвоем.
Говорят, друзья копируют поведение друг друга, но они не копировали, а просто жили. В школе сидели за одной партой, вместе уроки делали. После школы Ленка направилась в пединститут, на физико-математический факультет, у нее по физике и математике одни пятерки, а вот у Галки от этих наук в животе сразу холодно становилось, и она потопала в сторону, противоположную и в научном, и географическом смысле – через площадь от педагогического, в университет, на филологический факультет. На занятия ездили вместе, домой возвращались тоже вместе.
Настоящая любовь накрыла подруг в одно время, но поздновато, под тридцать, до этого у обеих были влюбленности с нехорошим осадком – и Ленке, и Галке парни наставили рога. Филолог Галка тут же возразила математику Ленке, что в соответствии с греческим эпосом такое определение в отношении женщины не годится. На что Ленка выдала: «Знаешь, от чего моя голова тяжелая и трещит? От ветвистых рогов!» И Галка запрятала свою начитанность подальше. Настоящая любовь тоже оказалась конечной, и вот… Имеем, что имеем. У Ленки детей уже не будет: ей матку удалили. «Как и у меня, – рассуждала Галя, – ведь климакс уже не за горами: украинская женщина приговорена статистикой к проклятому климаксу в сорок девять лет».
– Та-ак, надо сон записать, а то забуду.
Последнее время сны снятся уж очень странные. Не по содержанию, а, как бы это сказать, с титрами. Нет, это даже не титры, потому что они не плывут внизу «картинки», они где-то… В общем, где они – непонятно, но Галка их читает и вот именно их запоминает. Благо, память у нее фотографическая.
Кисти рук на несколько мгновений замерли над клавиатурой, и…
«Хрум… Хрум… Под ногами хрустит снег. Едва коснувшись разгоряченного лица, снежинки покалывают, тают и стекают к шее…»
Закончив, она захлопнула ноутбук и, потирая пальцами уши, направилась к зеркалу.
– А-а-а, – показала зеркалу язык, скорчила рожицу: рожица смешливая, а вот глазки грустные.
– К черту грусть! – улыбнулась она и заговорщически подмигнула своему отражению. Впереди ждал новый день.
Ленка предлагала проветриться – она сейчас не работает, потому как реализации нет и их швейный цех приостановили на неделю. Но проветриться не получится, у Галки работы, как всегда, по горло, и будет просто замечательно, если главред раньше начала ноября не нарисуется. Собственно, она проверяет почту из-за него – всплывающую строку о приходе писем отключила, чтобы не отвлекала. Хотя он может нарисоваться и раньше, он это умеет. Если письмом – то ничего срочного, так, мелкие вопросы, а если звонит, то все ясно…
– Галина, будьте добры, пришлите рукопись пятнадцатого числа.
– Да это ж на полтора месяца раньше срока!
– Я жду пятнадцатого, – в голосе металла побольше, чем в звоне «колобка».
Галка хочет тут же дать ему по голове, как «колобку», но она этого не делает. Во-первых, нехорошо бить главного редактора, примерного мужа и отца двух очаровательных девочек, по наиболее уязвимому месту, а во-вторых, он не виноват, у него к Галке ничего личного, только бизнес, сроки, ответственность, и, как у всех, не самое понимающее начальство. Вернее, владельцы издательства. А что нужно Галке? Ей это все по барабану, ей нравится писать. Нравится работать до одури. Нравится заново, по-другому проживать жизнь, нравится по-другому описывать события. Кто знает, может, это и есть то самое программирование своей судьбы? Тут главное не навредить, хотя это тоже категория философская – вред или польза видны не сразу, а много позже, с большого, так сказать, временного расстояния. Нравится падать ночью в холодную постель и тут же отключаться. Но… Но ей не нравятся сны, приходящие ну уж очень часто после того, как на тумбочке поселился обновленный «колобок». Или нравятся? Все зависит от сна. Она хочет их видеть, и… не хочет. Они сводят ее с ума в прямом смысле, зато как сводят… Вот если бы была таблетка, гарантирующая полное отсутствие сновидений, думает Галка в минуты меланхолии. Проглотила, водичкой запила, глаза закрыла, и все: ты в черной дыре, в которой, если верить Ленке, ничего, кроме понятной физикам черной материи, нет. Но это несбыточная мечта, такая же несбыточная, как главная мечта Галкиной жизни. Нет, неправда, это уже не мечта, а печальное воспоминание о ней. Печальное воспоминание о встрече, которой, возможно, никогда не будет, а Галка, глупышка, бережно хранит его и боится – прошло много лет, очень много. Они живут в одном городе, но за без малого двадцать лет ни разу не встретились, не столкнулись. Кто-то сказал: он расширил бизнес и уехал то ли в другой город, то ли за границу, но приезжает. Может, оно и так – табличка с названием его фирмы висит на том же месте, и сайт работает, и его фото на сайте… Допустим, они встретились, и что? А ничего! Привет! Привет… Как дела? Отлично… Ну пока… Пока… Вот и все. Да, так и будет. И не скажет она то, что уже много раз говорила ему во сне, шептала устами героинь. Не услышит его слова из своих грез. Все будет много прозаичнее. Нет, все будет ужасно, потому что, уходя, он снова уведет с собой ее душу. Ненадолго, на день-два или неделю, но уведет. Душа вернется, несчастная, бескрылая, и Галка еще много дней будет недоумевать, что же произошло, почему ноги не слушаются и почему все так? Почему?!
Такое бывает в минуты меланхолии. Когда же меланхолия отступает, Галка только и мечтает уснуть… и видеть сны. Ее накрывает розовато-сопливое настроение, и там, где у ангелов растут крылышки, начинает чесаться. Чешется, конечно, не только там, и Галка с двойным, а то и тройным рвением тягает блины в тренажерном зале, бежит к косметологу за инъекциями молодости – почему бы и нет? И как только сходят следы от уколов, массирует уже провисающий подбородок, взбивает яйца с медом и всякими маслами и втирает, втирает в лицо… И так до… В общем, до приступа меланхолии. Лицо, нужно отдать ему должное, молодеет, но… глаза те же, грустные…
А что у нас сегодня? Сегодня что-то среднее, и Галка еще не знает, куда отклонится стрелка барометра настроения. Прекрасная погода, совсем не осенняя – октябрь вообще удивил, два дня назад еще короткий рукав носили, а вчера подул свежий ветерок с запахом далекого дождя и напомнил, что пришла осень, и пришла давно. Осень – это хорошо для кожи лица. Тьфу, надо же, как приелись те давние статьи! Листва на клене за окном – красоты необыкновенной. Вот что: надо сбегать в спортклуб и решить вопрос с будильником. Обязательно. Она метнулась в спальню, схватила «колобка» – сам виноват, окончательно разбудил давно и крепко уснувшую любовь. Уснувшую в надежде на пробуждение, как спящая красавица во хрустальном гробу. Эх, лучше б этой любви вообще не было! Хотя… если подумать… откуда без нее черпать сюжеты для романов? То-то! Галя вынула из ящика пакет и завернула в него будильник.
– Извини, но с меня хватит! – Она вышла в коридор. – Не обижайся, но я оставлю тебя возле мусорника, кто-то обязательно подберет, и заживешь припеваючи… тьфу, позванивая в другом доме…
Она положила пакет на столик возле входной двери, вернулась в кухню, взяла чашку с кофе, над которым клубился едва заметный пар, мечтательно зажмурилась, как в рекламе, и отхлебнула.
