Маргарита Преображенская "Мурный Лохмач"

– Лучше скажи, с каких это пор Федерик стал Хансом? – спросил Нуар Тун-Тун.

При большом желании старьёвщик мог бы и сам докопаться до истины, но ему было лень это делать.

– Очень просто: он приходит к Марии-Антуанетте под именем Ханс Аксель фон Ферзен, – невозмутимо сообщил Люрор де Куку. – Именно так зовут её любовника, как докладывали мне соглядатаи, только я не предполагал, кто скрывается под этой маской.

Эта история с дофиной интересовала его только потому, что с нею был связан Базиль, участие же в этом ещё и Федерика только усиливало эффект и подозрения Люрора в плане причастности оборотня к каким-то крупным делам, а не просто к лёгким махинациям и по-кошачьи частым влюблённостям. Здесь было что-то нечисто! Впрочем, на это и надеялся месье Куку.

– Чем же Федерика не устраивает фамилия, данная ему Противоположностью Жизни? – пожал плечами старьёвщик. – Де Кадавр – это так пугающе загадочно!

– Вот именно, что пугающе! Думаю, Федерик как раз боится спугнуть своё счастье. Он ведь романтик и всё ещё верит, что его можно обрести, – сказал Люрор де Куку и подошёл к зеркалу, чтобы ещё раз убедиться в своей неотразимости.

Вопреки мнению многих доброжелателей, вампирские замашки не были ему присущи, поэтому неотразимость относилась только к впечатлению, которое Люрор производил на каждого, с кем общался. Он позволил призрачным слугам облачить себя в роскошный чёрный жюстокор (мужской кафтан в стиле рококо – прим. автора), щедро расшитый серебром, и собственноручно украсил кружевное жабо белой рубашки массивной брошью с чёрным алмазом, умопомрачительное количество граней которого, видимо, намекало на многогранность натуры его владельца, но большинство лиц, не знакомых с пространственной геометрией, вряд ли могли оценить это качество.

– Ты так готовишься к встрече, словно сам решил очаровать дофину и добавить ещё один трофей к своему гербарию побед! – усмехнулся старьёвщик.

– Что поделаешь, очарование – сопутствующий эффект моей магической работы! – возразил Люрор, небрежно опираясь на трость с набалдашником в виде черепа. – А наведаться к дофине и воспрепятствовать тем самым бездумному рассеиванию силы некросферы в мирах, которое готов этой ночью так опрометчиво совершить Федерик, – моя святая обязанность как первого советника Хозяина Потустороннего мира.

– Да-да, рассказывай… – с усмешкой покачал головой старьёвщик, знавший своего напарника, как никто другой.

***

Как и следовало ожидать, при такой концентрации некромантов на гектар территории Парижа тщательной подготовкой к свиданию занимался не только Люрор де Куку. Незнакомка, не так давно посетившая аптеку месье де Гассикура, тоже начала приготовления. Она даже не подозревала, что найдётся один отчаянно смелый хвостатый гражданин, решивший проследить за этим действом лично.

Базиль просто не мог упустить такую женщину! Незнакомка, словно специально созданная для того, чтобы воплотить одновременно несгибаемость и хрупкость, бунтарскую сущность и желание покориться, совершенство форм и несовершенство духа, недосягаемость и доступность – это был как раз тот ускользающий тип женской натуры, который оказался безумно притягателен для него.

Предвкушение обладания этой женщиной по ощущениям было равноценно балансированию на канате, натянутом над бездонной пропастью, и уже одно это доставляло будоражащее удовольствие. А ведь Базиль не привык останавливаться на полпути, даже если риск был слишком велик! Балансировать на канате между жизнью и смертью, между удовольствием и болью, страхом и восхищением – в этом тоже проявлялась его бунтарская натура и мятущаяся душа.

Обернувшись котом, Базиль выскочил из аптеки и, утащив у цветочницы букетик васильков, сломя голову помчался вдогонку. Люди смеялись, указывая на кота с цветами в зубах, но Базиля не волновала реакция толпы: он охотился, преследовал цель! Оборотень быстро нашёл даму под вуалью, тому способствовало звериное чутьё и перчатки – тот самый подарок от заведения, который вручил незнакомке месье Гассикур.

Шлейф ароматов магнолии и сандала и примешивавшийся к ним мрачный оттенок чего-то неведомого, вызывавшего всплеск сладкой жути и приступ неистовой жажды на уровне подсознания, привели Базиля к «Отелю де Санс». Слово «Отель» в данном случае не имело никакого отношения к гостинице: так назывался шикарный особняк на рю де ла Фигье – улице, названной так не оттого, что на ней все поголовно показывали друг другу фиги, а потому, что когда-то перед этим особняком росло роскошное фиговое дерево.

В «Отеле де Санс» в разные годы жили по очереди то архиепископы Санские, то королева Маргарита из рода Валуа, а теперь в нём остановилась прекрасная незнакомка. Надо сказать, что она любила готическую архитектуру, напоминавшую ей о временах её юности, и с некоторых пор желала уединения, так что особняк пришёлся ей по душе. Базиль проник внутрь через приоткрытое окно второго этажа и выбрал в качестве укрытия красивое и тёмное старинное зеркало, встроенное в стену.

Оборотень уже бывал в этом особняке во времена королевы Марго и имел доступ в её покои, поэтому ему была хорошо известна особенность этого зеркала: сквозь его поверхность можно было наблюдать за тем, кто находится в покоях, не обнаруживая себя, достаточно протиснуться через потайную дверцу в скрытое зазеркалье. Расчёт был прост: все некроманты были неравнодушны к зеркалам, поэтому вряд ли могли предполагать, что от них может исходить угроза.

Как и следовало ожидать, из множества других пустых комнат особняка незнакомка выбрала именно эти покои для своего уединения. Базиль прильнул к стеклу, надеясь на пиршество для глаз в виде обнажённых форм и сладостных изгибов тела этой загадочной и опасной женщины, к которой он присоединялся в постели в своих смелых мечтах, но судьбе было угодно сделать его свидетелем совсем иного зрелища. Незнакомка встала посреди комнаты и сделала эффектный взмах веером из траурных перьев. После этого раздвинутые слугами полотнища штор плотно задёрнулись, погрузив всё вокруг во мрак.

Базиль стоял за зеркалом, раздираемый желаниями убежать и остаться. Когда ожидание стало болью отдаваться в быстрых ударах возбуждённого сердца, прямо перед его носом (а по ощущениям – в его душе) вдруг вспыхнуло кровавое пламя: это незнакомка зажгла алую свечу. Сейчас она стояла прямо перед ним – дама под вуалью, воплощение смерти и своенравной мечты.

– Ты очень пожалеешь о содеянном! – прошептала дама, заставив Базиля вздрогнуть и ощетиниться.

В её голосе звучала такая дикая необузданная страсть, что у оборотня захватывало дух! Какая женщина! Стихия! Их разделяла лишь тонкая преграда из стекла, а это никогда ещё не служило защитой от гнева некроманта, но тем острее были ощущения!

«Неужели она меня заметила?!» – вихрем пронеслось в голове у Базиля, но незнакомка вдруг развернулась на каблуках и стремительно двинулась в глубину комнаты, где напротив зеркала на стуле стоял чей-то портрет, покрытый куском чёрной материи. Затем она поставила перед портретом чёрную свечу, и колышущееся пламя испустило несколько лёгких струй сизого дыма, который будто опал тленом в стоящий рядом бокал с какой-то жидкостью.

Судя по всему, эта жидкость была микстурой, которую вместе со свечами и продал ей месье Гассикур. Так что же она задумала? Всё смахивало на какой-то жуткий магический ритуал, в ходе которого дама под вуалью горячо шептала что-то о снятии защиты, падении и сыпала проклятиями в адрес неведомого героя на портрете. Во время кульминации этого действа послышался осторожный стук в дверь.

– Войдите! – повернув голову на звук, повелительно произнесла дама под вуалью.

Дверь открылась, пропуская в комнату приземистого мужчину совершенно обычной, ничем не примечательной наружности; пожалуй, только глаза выделяли его из толпы – выпуклые, как у рептилий, они смотрели холодно и цепко, будто брали на прицел, а ещё он был очень зубаст: дерзкая улыбка отпетого бандита обнажала неправильный прикус. Базиль узнал этого человека: Женади Мертие – наёмный убийца, которому всегда удавалось выйти сухим из воды.

– Что прикажете, мадемуазель? – спросил Мертие, покорно опускаясь на колени перед дамой, как дьяволопоклонник перед адописной иконой.

Вместо ответа дама сорвала с портрета кусок материи. Базиль остолбенел, узнав в блестящем аристократе на холсте Люрора де Куку, и в его мыслях зашевелились образы страшных догадок.

– Вы хотите его голову?! – нервно сглотнув, спросил Мертие.

– Я бы предпочла его сердце, – мрачно усмехнулась дама в ответ. – Но раз он не думает головой, то сойдёт и она!

– Но ведь он же… – пролепетал Мертие, умоляюще взглянув на свою нанимательницу.

– Будет беззащитен и не так быстр, как обычно, – сказала дама под вуалью. – Сделай своё дело, и проживёшь ещё сотню лет.

– Да, госпожа! – Мертие поклонился и вышел на подгибающихся от страха ногах.

А дама подошла к зеркалу и приподняла вуаль, обнажив чувственные алые губы, будто специально созданные для яростных, как укусы, поцелуев. Ей хотелось расслабиться, сбросить с себя вуали условностей и предвкушать торжество мести. Базиль прильнул к стеклу с противоположной стороны, по-кошачьи прищурившись в ожидании прикосновения к её тайне. Как она выглядит? Кто она? В этот миг дама вдруг начала хватать носом воздух. Запах магнолии и сандала отвлекал от мускусного запаха, свойственного оборотням, но сейчас его уже невозможно было не заметить.

– Кто здесь?! – жёстко произнесла она, раскрывая веер и поднимая лорнет, чтобы видеть и разить на всех уровнях бытия, а за этим вопросом последовал резкий удар силы некросферы, разбивший зеркало на тысячи осколков.

Незнакомка недовольно топнула ногой, обнаружив тайное укрытие: того, кто прятался в нём, уже и след простыл. Правда, на небольшом выступе стены что-то белело. Дама подошла ближе. Тайная записка, в которую был завёрнут немудрёный букетик васильков. Что это? Может быть, это ловушка или порча? Сначала её рука уже подняла веер, чтобы уничтожить цветы, но они были такими милыми, как в её юности, когда она была нежной и доброй, собирая эти синие венчики на зелёных стеблях. А что же в записке? Дама развернула скомканный в порыве лист бумаги и прочитала следующее послание, заставившее её отложить веер и засмеяться:

«О Вас мечтаю третий день,

Встаю в тоске в такую рань,

Хоть Вы не кротки, как сирень,

И не душевны, как герань,

Пусть! Я – беспечный одуван,

Простой, но гордый василёк,

К Вам дикой страстью обуян —

Аж в горле ком и в сердце «ёк»!»

Эти забавные строки выглядели так, будто писавший их обмакивал острый коготь в собственную кровь, чтобы второпях в буквальном смысле нацарапать любовное послание, слегка прокалывая поверхность бумаги.

– Оборотень… – пробормотала дама, снова вдохнув призывный запах мускуса, казалось, сочившийся из каждой буквы.

Ещё буквально несколько месяцев назад она бы пришла в ярость от того, что какой-то презренный проклятый смеет оказывать такие дерзкие знаки внимания ей, Клодине де Нозиф, Заправиле шестого сектора Потустороннего Парижа и Главе Пыточного следствия! А сегодня… Что с ней случилось сегодня?! Почему эта дурацкая записка и жалкий букетик, не шедшие ни в какое сравнение с роскошными подарками от других её мужчин, пробудили такие странные, давно забытые ощущения внутри? Клодина обернулась и взглянула на портрет, рядом с которым трепетало пламя чёрной свечи, делая лицо изображённого на нём некроманта живым и насмешливым, но сейчас эта тонкая усмешка на изогнутых тёмных губах больше не пронзала жгучей болью разочарования её сердце, неожиданно согретое васильковым обещанием.

Что таило в себе это обещание? Какая разница?! Клодина вдруг почувствовала, что может отпустить свою боль. На душе стало легко. Что же делать с этой запиской и её автором? Порвать и забыть (не хватало ещё, чтобы этот недостойный принёс в её жизнь новую боль)? Клодина снова вдохнула мускус и, немного помедлив, с улыбкой спрятала записку за корсажем, а букетик прицепила к платью, как брошь.

Раз уж она возглавляет пыточное следствие, то почему бы не заняться расследованием этого несанкционированного проникновения? Ну а если оно и закончится пытками, то этот наглец знал, на что шёл! Она погасила свечи, а потом всё тем же взмахом веера приказала шторам и окнам открыться; похоже, и душа её тоже была открыта, осталось только ждать того, кто сможет понять это и войти, вернее, вернуться: ведь дерзким преступникам свойственно возвращаться на место преступления, особенно хвостатым похитителям дамских сердец.

***

А ведь порой открытая душа – находка для проходимца! Этой истиной с давних времён часто пренебрегали дети и влюблённые. На первый взгляд, шевалье Федерик относился ко второй категории лиц, но в силу наивности своих суждений в некоторых вопросах вполне мог быть причислен и к первой. Этой ночью он торопился на свидание с дофиной. Мария-Антуанетта не подозревала, кем на самом деле является её фаворит, и любила его всей душой, а сам Федерик был очарован её светлой красотой, весёлостью и добрым нравом. Надо отметить, что женщины, отмеченные силой некросферы, тоже были хороши собой, но их внешность будто носила печать мрака. Возможно, из-за того, что все они утратили силу созидания?

У некромантов было не принято заключать браки и создавать долгосрочные отношения как между собой, так и тем более с обычными смертными. Каждый, кто смотрел на мир сквозь разноцветные стёкла, жаждал оказаться на вершине власти, сконцентрировав в себе все токи силы Противоположности Жизни и не желая делиться ни с кем, в том числе и со своими возможными детьми. Исключением из этого правила стал только наделавший много шума неожиданный флирт Люрора де Куку с Клодиной де Нозиф, впрочем, этот союз тоже не продержался долго. Ходили слухи, что первый советник Хозяина Потустороннего мира преследовал какие-то свои цели, очаровав Клодину, но в чём они заключались и были ли на самом деле, не знал никто.

Конечно, сейчас Федерик не думал об этом, он спешил к фонтану. Его немного удивила просьба дофины, изложенная в послании, но он решил, что все эти «принадлежности» нужны для какой-нибудь невинной забавы. Для доставки кирпичей и прочего добра Федерик решил воспользоваться услугами скелетов с ближайшего кладбища. И теперь все они, поднятые из земли силой дара некроманта, вяло тащились за своим хозяином, похрустывая суставами и недовольно ворча.

– Хотите загадку? – кряхтя от натуги, спросил самый мелкий и шустрый скелет.

– Ну?.. – ответили два других.

– Тогда так: «Красный, крепкий, вреден для зубов». Что это?

– Херес! – с один голос предположили скелеты.

– Какой херес?! Вы что? – Загадавший загадку аж подпрыгнул от неожиданного ответа, а потом смилостивился и дал подсказку: – Говорят ещё, что его всё время просит чья-то морда.

– Всё равно херес…– снова робко пробормотали его собеседники, а потом, добавили очень виновато: – Больше ничего не подходит!

– Пропойцы костлявые! – приосанившись, отчитал их загадчик, – Разгадку вы тащите на себе: это кирпич!

– А что… смешно… – мрачно отозвались скелеты, щёлкая челюстями для изображения смеха. – Но херес лучше.

– Прекратите болтать и сложите всё вот в тех зарослях! – прерывая их, тихо, но жёстко произнёс Федерик, указав на кусты сирени недалеко от фонтана.

Скелеты покорно отправились выполнять приказание.

– Закопаться по самое «не хочу» и ждать, пока я не призову вас! – добавил некромант вдогонку, а сам принялся всматриваться в темноту, сгорая от желания увидеть свою возлюбленную.

Скелеты, выполнив первое указание своего господина, промедлили со вторым.

– Как это – «по самое не хочу»?! – бормотали два самых недотёпистых.

– Очень просто: я вообще не хочу закапываться! В кои-то веки дали пройтись и размять кости, и вдруг такое! – заявил тот, который загадывал загадки.

Такое неповиновение господину произошло из-за того, что скелеты попали под воздействие ауры силы другого, более могущественного некроманта, оказавшегося в саду. Она создавала помехи. В результате вся костлявая компания так и осталась сидеть в кустах, прячась за кирпичами.

– Чуете? – прошептал через некоторое время самый шустрый из троицы скелетов. – Вон там крадётся какой-то человек.

– Ну? – как обычно ответили двое других.

– Так вот, судя по морде его лица, он точно пришёл за кирпичом!

Женади Мертие не слышал этого разговора: простые смертные не могли воспринимать такие тонкие вибрации, зато благодаря некромагии своей нанимательницы он хорошо видел и слышал свою жертву, приближавшуюся к фонтану. Безжалостный убийца, не щадивший ни детей, ни женщин, ни стариков, убивавший без тени волнения направо и налево, сейчас против обыкновения нервничал: впервые ему выпала честь убить настоящего некроманта! О том, что такие существуют на самом деле, он узнал, когда познакомился с роковой красавицей, поработившей его волю одним прикосновением своего веера из траурных перьев. Убить по её заказу было для него возможностью ощутить новую степень своего превосходства, поэтому сейчас он не просто выслеживал жертву – он охотился, как матёрый зверь.

Его излюбленным оружием был нож, незаменимый в толпе и узком тёмном переулке, но в данном случае незаметно подобраться к цели на расстояние удара было невозможно, поэтому Женади Мертие решил использовать балестрино – изящный, маленький, лёгкий и почти бесшумный арбалет для скрытого ношения, которым его когда-то давно снабдила всё та же роковая красавица-нанимательница. Прикасаясь к прикладу, покрытому затейливой инкрустацией, Женади Мертие представлял себя принадлежащим к недосягаемому для него аристократическому обществу. Недосягаемое было проще ненавидеть. Тот, кого он выслеживал, тоже был из числа разнаряженных вельмож, а неподалеку бродил и ещё один напомаженный и надушенный экземпляр – в общем, плюнь, и попадёшь в аристократа, но Мертие предпочитал выстрелы.

***

В это время Люрор де Куку, поигрывая тростью и посверкивая стёклами пенсне, медленно шёл по ночному саду, внимательно вслушиваясь в темноту.

– Здесь опасное место! – сказал Нуар Тун-Тун, неожиданно преградив ему путь. – Я чувствую вибрации ненависти и жажду мести.

– Этого и следовало ожидать, – кивнул Люрор. – Клодина очень предсказуема. Дуэли между некромантами запрещены, поэтому она, скорее всего, решила сделать всё чужими руками. Должен отметить, что если она вынашивала такой план, то сейчас хорошо подготовилась: я не чувствую её наёмника. Видимо, сделала мне что-то для отведения взгляда и нарушения остроты восприятия.

Люрор знал, о том, что Клодина после ссоры с ним совершила кражу двух вещей из его особняка, где временами бывала на правах возлюбленной некроманта. В целом это было контролируемое и спровоцированное Люрором мероприятие, изящно вплетаемое в его грандиозный план, но вот несанкционированное похищение камерного портрета явно выбивалось из общей канвы. А все талантливо написанные портреты создают большие возможности для наведения порчи, чем и воспользовалась взбешённая ревнивица.

– Может быть, вернёмся? – услужливо предложил Нуар Тун-Тун.

Он очень дорожил своим напарником, потому что рядом с ним старьевщику всегда было гарантировано обильное питание и приятные беседы.

– Нет, – покачал головой некромант. – Другого удобного случая может не представиться. Это игра!

– Опасная игра… – пробормотал старьёвщик.

Неоправданный риск был чужд первому советнику Хозяина Потустороннего мира, и Нуар Тун-Тун знал, что Люрор решился на такие игры не просто так. Тем временем Мертие следил за своей жертвой через зачарованный прицел балестрино, созданный по принципу некромантской оптики. Наёмник выбирал удобный момент для выстрела. По словам его нанимательницы, убить некроманта было не так-то просто даже прямым попаданием в сердце, но выстрел, сопровождаемый магией некросферы, да ещё направленный безудержной энергией ревности, обладал колоссальной разрушительной силой.

В это время месье Куку сосредоточился на собственных ощущениях. Сейчас, когда он оказался магически ослеплён и оглушён на всех уровнях восприятия, оставалось полагаться на свою интуицию, чьи подсказки не раз спасали его в самые опасные времена, и на судьбу. Ведь, как известно, судьба ведёт всех членов клуба фаталистов, а сторонников Фомы Неверующего и его последователя Станиславского – влачит.

В общем, они ударили одновременно: убийца и проводник воли Смерти. Мертие отпустил тетиву, а Люрор вонзил в землю трость, после чего по траве и дорожкам прокатилась неожиданная волна тёмной вибрации, которая могла бы уложить обратно в грунт целую армию мертвецов, до этого вставших во фрунт, но в данном случае, за неимением таковой, просто сбила с ног всех, кто находился поблизости. От неожиданного землетрясения рука Женади Мертие дрогнула, и арбалетный болт, изменив направление, полетел по другой траектории. В следующий миг желание наёмника отчасти сбылось: его выстрел всё-таки поразил аристократа, тоже потерявшего равновесие и изменившего траекторию движения. В темноте послышался сдавленный стон и звук падающего тела.

– Федерик! – пробормотал Люрор.

Он вовсе не желал зла своему молодому коллеге по цеху законного отъёма жизней, но случайностей и случайных жертв в той авантюре было не избежать. Магия выстрела сошла на нет, исчерпав себя, а к Люрору постепенно возвращалось умение видеть скрытое через разноцветные стёкла. Шевалье де Кадавр лежал на земле в луже крови, правда, до кондиции настоящего кадавра дойти ещё не успел, хотя и был ранен навылет в грудь. Люрор подошёл к нему и опустился на одно колено, желая осмотреть рану, а старьёвщик Амбруаз материализовался рядом, чтобы отнимать боль своего напарника.

– Не смейте приближаться к моей Марии-Антуанетте! Я запрещаю! – пробормотал Федерик, судорожно хватая Люрора за манжету, – Пообещайте, что с ней ничего не случится!

– Даю слово! – холодно сказал первый советник, после чего Федерик потерял сознание.

Все знали, что слово Люрора де Куку нерушимо, и это иногда создавало проблемы словодателю.

– Ну, что ж, жить будет, – усмехнулся месье Куку, взглянув на карманные часы с тремя циферблатами, и обработал рану каким-то снадобьем, щедро ливанув из небольшого флакона, отчего Федерик застонал, а Люрор добавил, обращаясь к своему старьёвщику: – Окажите помощь коллеге Амбруазу, Нуар! Месье Кадавр нужен нам в добром здравии и, что особенно важно, в отличной памяти.

Последние два слова были произнесены с каким-то особенным ударением. Нуар Тун-Тун понимающе кивнул и склонился над раненым, чтобы коснуться его воспоминаний. В это время Женади Мертие судорожно перезаряжал арбалет, что вообще было довольно долгим занятием, а тут ещё, как на грех, винт для натяжения тетивы заело намертво. Судьба будто отвернулась от него сейчас, когда её благосклонность была так необходима! Счёт времени шёл на секунды: не убиваешь ты – убивают тебя.

Мертие оставил идею с перезарядкой, решив использовать прицел балестрино как средство наблюдения: ведь врага, особенно некроманта, которого ты только что пытался убить, желательно видеть очень хорошо. Сейчас, когда роли поменялись, Мертие тоже чувствовал себя зверем, но уже не охотящимся, а загнанным. Беспорядочно петляя, он отступал, не разбирая дороги, то и дело просматривая окрестности в прицел и думая о том, что он будет делать, если встретится с некромантом лицом к лицу. Одно только грело душу: чары, скрывавшие его от обнаружения противником, всё ещё сохраняли остаточное действие. Но как долго они будут действовать?

В это время скелеты, поднятые шевалье де Кадавром, оставшись без контроля, делали глупости в меру остатков ума своего.

– Ты посмотри, что он со мной сотворил! – уныло ворчал один из скелетов, демонстрируя своим костлявым товарищам дыру в черепе, пробитую арбалетным болтом.

– Зато теперь про тебя можно сказать: «Светлая голова» – вон как луна сквозь череп просвечивает! – решил успокоить его другой скелет.

– Не светлая, а дырявая! – насмешливо щёлкая челюстью, уточнил третий.

– Вот именно! – снова заныл первый. – А всё этот… Ух, морда!

Он погрозил пальцем в темноту, где прятался Мертие.

– Так я же говорил: кирпича просит! – пробормотал второй, самый шустрый скелет, а потом с интересом воззрился на груду кирпичей.