А теперь из этого срока прошел уже год.
Мысль об этом заострила обуздывающий напев Никс до требовательной ноты.
Баашалийя откликнулся и круто нырнул вниз сквозь хлещущие с неба струи дождя. Даже эта гроза – необычная для середины лета – стала напоминанием о том, что с миром далеко не все ладно. Корабельный алхимик Крайш хи Элджен выразил обеспокоенность тем, что возросшая свирепость сезонных штормов наверняка вызвана приближением луны. Приливы стали более сильными. Землетрясения все чаще раскачивали планету. Казалось, будто сам Урт содрогался от ужаса, чуя неуклонное приближение гибели.
Пока Баашалийя валился вниз, темные тучи вокруг всадницы и ее скакуна понемногу рассеивались. Внизу показалось море, освещенное вспышками молний. По темным водам катили крутые волны с белыми гребешками, устремляясь к поросшему лесом побережью. Остров под названием Пенистый был со всех сторон окружен рифами и защищен выступающими из моря черными скалами. Подходы к его небольшому порту были опасны даже в спокойных водах, и все же гавани внизу были буквально забиты кораблями – с эмблемами множества государств и монархий. Пенистый не входил ни в одно королевство или империю, служа нейтральным торговым пунктом для большей части Восточного Венца. Добирались сюда, на другой конец света, даже торговцы из Западного Венца, чтобы загрузиться здесь пряностями, шелками и рудами редких металлов.
Баашалийя без какого-либо руководства со стороны Никс направлялся к острову. К этому времени зверь уже хорошо знал дорогу к своему кораблю. «Огненный дракон» стоял на кильблоках на взлетно-посадочном поле острова, расположенном на возвышенности над портом и заполненном десятками других летучих кораблей, газовые пузыри которых раскачивались на штормовом ветру.
Никс без труда углядела среди них «Огненного дракона». Он был не только самым крупным из всех – чугунная носовая фигура в виде змея с высоко воздетой зубастой башкой и распростертыми по бокам крыльями сразу выделяла его среди прочих. В дождливом сумраке на открытой верхней палубе пылали осветительные горшки, свет которых играл на чугунной чешуе дракона.
Их корабль располагался в стороне, отдельно от соседних. Никто не осмеливался подойти слишком близко, особенно учитывая опасный груз «Огненного дракона».
Никс направила Баашалийю к раскинувшемуся по соседству палаточному лагерю.
Когда они приблизились к ярко освещенному кораблю, Баашалийя заложил пологий разворот к корме, удерживая громаду газового пузыря между собой и другими кораблями. Грейлин уже предупредил Никс, чтобы она скрывала свои полеты от посторонних глаз. Прикрытие в виде грозы предоставило ей редкую возможность подняться в воздух со своим крылатым братом.
Но настала пора возвращаться на землю.
Быстро преодолев оставшееся расстояние, Баашалийя раскинул крылья, захватив ими воздух, и ловко приземлился на траву позади стоящего на кильблоках корабля.
Внимание Никс привлекли громкие голоса. Грейлин и пират Дарант хи Тарн толклись с большой группой мужчин возле шатра, служившего импровизированной кузницей для ремонтных работ. Поврежденная горелка была уже восстановлена, и теперь ее вытаскивали из шатра на салазках, готовую к повторной установке на корабль. Дарант и его дочь Глейс заодно воспользовались этим временем, чтобы осмотреть оставшиеся горелки, закрепить оборванные тросы и пополнить запас газа в летучем пузыре.
Забрезжила надежда в ближайшие пару дней наконец-то двинуться дальше.
Но оставалась одна существенная недоделка, которая выходила за рамки возможностей команды Даранта. И прежде чем отправляться в выжженное солнцем Пустоземье, ее обязательно следовало устранить.
Никс посмотрела сквозь грозу на запад, представив себе, куда им предстоит направиться дальше, и ее охватило безысходное отчаяние.
На протяжении бесчисленных тысячелетий Урт вращался вокруг солнца, одной своей стороной всегда обращенный к нему, в то время как его дальняя сторона, лишенная живительного тепла и света Отца Сверху, навечно оставалась погруженной в ледяную тьму. Между этими двумя крайностями и пролегал Венец – небольшая полоска земли, зажатая между льдом и пламенем.
Прошлой зимой Никс и ее спутники пересекли выстуженную тьму Урта, отправившись из своих родных мест в Западном Венце в эту восточную часть мира. В тех ледяных краях они обнаружили Приют и его обитателей-пантеанцев, с незапамятных времен обитающих под огромным ледяным козырьком. Столкнулись они там и с дальними сородичами Баашалийи, рааш’ке – смертоносными летучими мышами, тоже издавна гнездящимися в этих темных студеных землях. Колония этих зверей была порабощена и заражена изумрудной порчей полусумасшедшим та’вином, бессмертным бронзовым стражем, получившим прозвище Паук – одним из отступников, ревн-кри, стремящихся к господству над планетой. Пауку было поручено охранять одну из огромных машин, способных сдвинуть весь мир, – турубью, спрятанную в Студеных Пустошах. Никс и ее спутники победили этого злобного и коварного стража, освободив и рааш’ке, и пантеанцев. И при этом активировали турубью, подготовив великий двигатель та’винов к невозможному – заставить мир вращаться вновь, как это делала их планета бессчетные тысячелетия назад.
Это была единственная надежда остановить гибельное обрушение луны, вернуть ее обратно на должную орбиту. Но для достижения этой цели требовалось привести в действие и вторую турубью, упрятанную далеко в Пустоземье, на выжженной солнцем половине Урта. По общему мнению, путешествие туда обещало стать еще более опасным, чем то, которое они предприняли прошлой зимой, особенно учитывая угрозу, которая их там ожидала. Турубью, упрятанную в Пустоземье, охранял не один-единственный ревн-кри, а небольшая армия, возглавляемая куда более могущественным та’вином, чем тот бронзовый Паук.
Никс посмотрела на запад, осознавая горькую правду.
«Как же мы можем надеяться одолеть такую силищу?»
И все же пальцы ее еще крепче сжали поводья, когда она в очередной раз приняла то, что было не менее очевидно: «Потому что мы должны».
Из-за спины у нее донесся крик:
– Никс!
Вздрогнув, она повернулась в седле и увидела Джейса хи Шанана, своего друга и бывшего наставника, который кинулся к ней по трапу с палубы «Огненного дракона», приветственно подняв руку и радостно улыбаясь. Щеки его над рыжей бородой залились румянцем.
Вслед за Джейсом, несмотря на солидный возраст, проворно поспешал на своих длинных ногах Крайш – корабельный алхимик, уроженец Аглероларпока.
– Что, уже вернулись? – крикнула в ответ Никс, соскальзывая с седла и спрыгивая на мокрую траву. Хотя одну руку не убрала, оставив ее прижатой к теплому боку Баашалийи.
Мужчины были одеты в дорожные плащи с капюшонами. Судя по всему, они прибыли прямо из порта. Эти двое отплыли с Пенистого несколько недель назад, направляясь на юг, в королевство Бхестийя. Основной их целью было изучение древних текстов, связанных с Пустоземьем. По слухам, библиотечный комплекс в столице королевства обладал самой обширной коллекцией книг и свитков, относящихся к этим выжженным солнцем землям.
Джейс кинулся к ней.
– Тебе стоит послушать, что мы собираемся рассказать! И посмотреть, что мы привезли с собой! Не только целый ящик книг, но и даже карту Пустоземья – пускай и весьма приблизительную. Мне просто не терпится показать ее Фенну!
Никс не сомневалась, что судонаправитель найдет такую карту чрезвычайно полезной, поскольку мало что было известно о землях за пределами песчаных некрополей, ограничивающих этот край Венца.
Когда Джейс приблизился к ней, Баашалийя выгнул шею, испустив тихое предостерегающее шипение. Все еще настроенная на своего крылатого брата, Никс почувствовала, как за золотым сиянием его обуздывающего напева вспыхнул изумрудный огонь.
Джейс поспешно отступил.
– Прости… Надо было мне подумать, прежде чем так кидаться к нему.
– По крайней мере, на сей раз он не попытался цапнуть тебя, – добавил Крайш, сам держась на почтительном расстоянии.
У Никс вспыхнули щеки.
– Из-за грозы и долгого пребывания взаперти на корабле он в неважном расположении духа.
Она провела ладонью по макушке летучего зверя, зная, что ни то ни другое объяснение не соответствуют действительности. После победы над Пауком Баашалийя по-прежнему страдал приступами ярости, что никак не походило на обычную для него спокойную манеру поведения. Никс припомнился тот пронизанный изумрудной порчей обуздывающий напев, в сети которого на какое-то время угодили не только рааш’ке, но и Баашалийя. Она освободила его, но полностью исправить нанесенный ему ущерб так и не смогла.
Никс представила себе своего крылатого брата в тот момент, когда впервые встретила его. Тогда он был не больше зимнего гуся. Вскоре после этого Баашалийя погиб, но его дух и память, сохраненные великим объединенным разумом колонии миррских летучих мышей, были перенесены в другое тело – более крупное и древнее. Прошлой зимой, в шахте первой турубьи, что в Студеных Пустошах, Никс сама была вынуждена перерезать ему горло, чтобы вновь освободить его. С помощью рааш’ке она перенесла сущность Баашалийи в тело Каликс – огромной миррской летучей мыши, порабощенной Ифлеленами и пытками превращенной в монстра.
Пальцы Никс нащупали старые шрамы на голове у Баашалийи, скрытые теперь под отросшей шерстью. Они отмечали те места, где в мозг Каликс вонзались медные иглы. Порабощающие иглы были давно удалены, но некоторые повреждения остались, проникнув гораздо глубже, чем просто в плоть и кости. Они-то и подпитывали огненное безумие – недуг, от которого ее крылатый брат мог так никогда и не оправиться.
При такой тесной связи с Баашалийей Никс и сама не осталась абсолютно невредимой. Это было бремя, которое она приняла и разделила с ним, зная, как многим ему обязана. Его любовь, его готовность к самопожертвованию того стоили. Даже настороженная реакция этого крылатого зверя на Джейса могла быть вызвана не только безумием, но и собственными глубокими опасениями Никс по поводу своего друга и бывшего наставника.
Она обвела Джейса изучающим взглядом.
События в Студеных Пустошах не лучшим образом сказались и на нем. Он чуть не погиб – а не исключено, что и вправду какое-то время был мертв – после того как угодил под удар энергий турубьи, когда та пробудилась от векового сна. Прежде чем Джейс вновь вернулся к жизни, Никс прощупала его нитями своего обуздывающего напева и обнаружила у него внутри зияющую пустоту – гораздо более обширную, чем мог вместить его маленький череп. Даже сейчас при этом воспоминании ее пробирала ледяная дрожь. После того как Джейс очнулся, эта пустота исчезла. Он опять казался ей все тем же старым другом.
«И все же…»
Никс едва удержалась, чтобы не закусить губу. Ее грызло чувство вины за то, что она по-прежнему относилась к нему несколько настороженно – к близкому другу, который всегда был ей предан и искренне любил ее. Подняла внимательный взгляд на Баашалийю.
«Ты тоже ощутил мое беспокойство? И поэтому так нехорошо отреагировал?»
Чтобы успокоить свое сердце, а равно и сердце Баашалийи, она пропела ему несколько ободряющих нот и стряхнула с себя смутную тревогу. Потом посмотрела на громаду летучего корабля.
– Я бы очень хотела взглянуть на эту старую карту, но сначала мне нужно устроить Баашалийю в трюме. Встретимся потом в рулевой рубке. Я видела там Фенна; прежде чем отправиться в полет, надо обязательно показать ему то, что вы привезли.
Глаза Крайша сузились.
– Оставляю эту задачу вам с Джейсом. Мне еще надо затащить привезенные ящики в свою каюту и приступить к составлению каталога всех этих книг. А тем временем, надеюсь, эта карта поможет Фенну и капитану проложить наилучший маршрут через Пустоземье. Нам нужно как можно скорей улетать отсюда. Мы уже привлекаем к себе слишком много внимания.
Алхимик покосился на Баашалийю.
– В каком это смысле? – спросила Никс.
Ответил ей Джейс, и голос его звучал подавленно:
– До Бхестийи уже дошли слухи о корабле-драконе с полным трюмом крылатых чудищ.
– И чем дольше мы будем сидеть сложа руки, тем дальше будут распространяться подобные слухи, – добавил Крайш. – Пока не достигнут не тех ушей.
Никс все поняла. Может, им и удалось успешно разделаться с халендийскими войсками в Студеных Пустошах, но не было никаких сомнений в том, что враг по-прежнему охотился за ними. Она была готова поспорить на что угодно, что и королевские легионы, и ифлеленские псы под предводительством Исповедника Врита иль Фааша прочесывают Венец в поисках каких-либо следов их присутствия. Пока что, похоже, их группу не обнаружили. Но с каждым днем, проведенным на Пенистом, подобный риск лишь возрастал.
Никс указала на Грейлина и Даранта, которые вместе с толпой матросов волокли отремонтированную корабельную горелку к «Огненному дракону».
– Джейс, предупреди их насчет того, что ты там услышал.
– Я дам им знать. – Джейс отвернулся, но тут же оглянулся через плечо: – Тогда до встречи в рулевой рубке!
Согласно кивнув, Никс повела Баашалийю к откинутому на землю кормовому трапу «Огненного дракона», ведущему в просторный трюм.
Крайш последовал за ней, стараясь держаться на почтительном расстоянии от здоровенной миррской летучей мыши, но вдруг остановился на полпути, уставившись на слой темных облаков, в которых почти скрывалась верхушка подсвеченного осветительными горшками летучего пузыря «Огненного дракона».
Никс проследила за его взглядом.
Из бури вынырнули темные силуэты – сначала один, за ним другой, а затем еще три.
Сердце у Никс сжалось в комок, хотя и не от страха. Она узнала тех, кто устремился из серых облаков к кораблю. Перед тем как они покинули Приют, пантеанцы подарили их группе сразу пятерых рааш’ке, которые должны были сопровождать их в этом путешествии и послужить грозными крылатыми скакунами для выполнения предстоящей задачи. Огромные летучие мыши, рожденные среди снега и льда, несли на своих спинах всадников – будущих воздушных бойцов, пока лишь овладевающих необходимыми для этого умениями. Как и сама Никс с Баашалийей, эта группа, как видно, решила воспользоваться грозовой погодой, чтобы отточить свои навыки.
Пять фигур по спирали устремились вниз, смыкаясь в плотный строй.
Даже в серой грозовой пелене Никс без труда определила их предводителя. И ощутила источник силы, таящийся в его сердце. Для ее просветленных обуздывающим напевом глаз он был падающей звездой, сияющей во мраке.
Она прошептала его имя – наполовину с мольбой, наполовину с печалью:
– Даал…
Должно быть, Крайш услышал боль, скрытую за этими двумя слогами.
– Он еще научится прощать тебя.
Никс опустила голову.
– Лучше бы ему этого не делать.
Глава 2
Даал направлял своего крылатого скакуна легкими нажатиями коленей. К этому времени его усилия стали уже инстинктивными – в большей степени, чем у любого другого из остальных всадников. Впрочем, ведь именно он помог усовершенствовать седла, которыми все они пользовались, внеся кое-какие изменения в подпруги и прочие детали сбруи пантеанской амуниции, использовавшейся для верховой езды на орксо – огромных однорогих зверях, плавающих по морям Приюта. Дома Даал по праву гордился своим умением охотиться в этих водах со спин таких великолепных существ.
Лишь после того, как Никс и ее спутники нежданно-негаданно свалились в их мир под ледяным панцирем, Даал по-настоящему осознал свою уникальную связь с орксо. Он всегда знал, что в его жилах течет ноорская кровь, а его родословная восходит к группе халендийских исследователей, которые прибыли сюда многие столетия тому назад и тоже обосновались в Приюте. Команда Реги си Ноора прибыла туда на том самом летучем корабле, что стоял сейчас на поле внизу. Со временем пантеанцы и нооры научились жить в непростом союзе, в результате чего появились люди со смешанной кровью, подобные Даалу.
Однако, в отличие от большинства таких полукровок, Даал унаследовал особый дар: его ноорская кровь содержала начатки владения обуздывающим напевом. Этот врожденный талант позволял ему налаживать незримую связь с орксо и управлять ими куда успешней большинства остальных, но при этом привлек внимание и других морских обитателей – ошкапиров, богоподобных Сновидцев Глубин. Эти древние существа исследовали Даала, едва не утопив его, и превратили его обуздывающий напев в великое оружие, источник чистой энергии – хоть и предназначенный не для него самого.
Глядя вниз, Даал даже сейчас чувствовал, как эта энергия готова излиться из него, ускоряя ток крови в жилах и учащая биение сердца. Он без труда засек тот магнит, который притягивал его снизу, проследив за тем, как Никс спешит к открытой кормовой двери, ведущей в трюм «Огненного дракона». В голове опять всплыли слова, которыми она однажды описала их уникальную связь.
«Ты – мое быстропламя, а я – твоя горелка».
Невольно припомнилось, каково это было тогда, в Приюте, когда они сливались воедино, соприкоснувшись ладонями и переплетя пальцы. С каждым вдохом этот его кладезь силы вливался в Никс, открывая ей доступ к переполняющей его энергии, придавая этой силе цель. В те моменты они были полностью обнажены друг перед другом, не могли хранить никаких секретов – каждый легко читал мысли другого, пребывал в его теле, чувствовал то же самое, что чувствует другой. Это одновременно и нервировало, и опьяняло.
Такая интимная связь притянула их друг к другу еще ближе. А как же иначе? Хотя пару месяцев назад, как только они добрались до Восточного Венца, все это внезапно оборвалось. Вообще-то трудное путешествие взяло свою дань абсолютно со всех: неуверенность в завтрашнем дне, страх и напряжение стали причиной несколько натянутых отношений в экипаже «Огненного дракона».
Однако вовсе не это стало истинной причиной того, почему они отдалились друг от друга.
Даал проследил, как Никс с Баашалийей исчезают в глубинах трюма. И лишь тогда поднял руку и резко свистнул, подражая крику ястреба-крийи – хищной птицы, гнездящейся на ледяных утесах Приюта. Другие всадники-пантеанцы сразу узнали эту пронзительную ноту, которую не раз слышали у себя на родине – равно как и их скакуны-рааш’ке, выросшие в этих студеных пределах.
В таких вот мелочах Даал и сохранил свои родные края в своем сердце. Он просто не мог полностью отрешиться от Приюта и всего с ним связанного. Ему и так уже многим пришлось поступиться. Ради этого перелета – чтобы в ходе его служить источником топлива для горелки Никс – он бросил мать и отца, а также горячо любимую младшую сестру. Родители Даала понимали необходимость такого его решения, и все же это не особо смягчало терзающее его чувство вины, тем более что он хорошо представлял себе судьбу своей семьи, если группе Никс удастся заставить Урт вращаться вновь.
По словам Шийи – основанных на древних знаниях та’винов, – это было единственным способом отбросить луну на ее прежнюю орбиту. Да, это предотвратит гибель их родной планеты, но при этом и приведет к катаклизму, который повлечет за собой великое множество смертей. Погибнут миллионы людей. Если Урт опять начнет вращаться, лед Студеных Пустошей начнет таять. На месте выжженных солнцем пустынь Пустоземья будет плескаться бескрайнее море. Венец будет растерзан на части землетрясениями, штормами и морскими приливами.
Ни один уголок Урта не останется нетронутым.
«Даже мой собственный дом».
Его мать встретила эту трагическую судьбу с решимостью, которая все еще ускользала от Даала. В память крепко въелись ее слова: «Никто не знает своего конца. Будущее остается загадкой до тех пор, пока оно не написано. Мы будем жить так, будто впереди у нас бесконечные дни – и при этом ни одного. Что еще нам всем остается?»
При этом его родители понимали, что в случае обрушения луны будет уничтожен не один только Приют – это положит конец всей жизни на Урте.
«Лучше уж пусть хоть кто-то выживет, чем вовсе никто», – сказал его отец, сжимая руку Даала во время прощания.
Даал на миг прикрыл глаза.
«Мне нельзя обмануть их чаяния».
Утвердившись в этом решении, он открыл глаза и повел остальных летучих всадников к громоздящемуся впереди кораблю. Ветер, сопровождаемый проливным дождем, швырял их во все стороны. Молнии прочерчивали в толще облаков зазубренные дуги. Он чуял запах энергии, скопившейся в воздухе, ощущал, как она танцует по волоскам на его обнаженных руках. Это было так, словно грозу притягивал источник силы, скрытый внутри него.
Даал стиснул зубы и почти отвесно спикировал, ускользая от тянущихся к нему пальцев грозы – точно так же, как сейчас ускользнула от него Никс. Он представил себе ее волосы, настолько темные, что их можно было принять за черные, хотя в этой тьме скрывались и золотистые пряди – словно вплетенное в них свечение обуздывающего напева. Представил ее кожу цвета теплого меда и голубые, как гладчайший лед, глаза с такими же проблескивающими серебряными искорками.
Вспыхнул гнев, порожденный не только тем, что она так резко отвергла его, но и тоскливым стремлением вновь разжечь то, что было утрачено. Даал всячески старался выбросить из головы желание еще раз пережить тот момент, произошедший пару месяцев назад, когда вспышка страсти обернулась горьким разочарованием.
И все же это воспоминание горело столь же ярко, подпитываемое болью в сердце – и предплечьях.
Потому что Никс разбила ему не только сердце.
Не в силах сдержаться, Даал вновь погрузился в прошлое…
* * *
