Создатель всего этого благолепия, не видя плотника, слетит с пассифлоры возле строптивого биопринтера и тут же задвинет в духовку воблу и хлеб. Во вторую духовку он заправит какую-то мазь и вставит полароидные снимки беззубого. Голубой ягненок зальется радостным лаем, и только тогда Альфа Омега заметит плотника – с торчащими из карманов гвоздями и пачкой «Шипки».
– Батя! Лишь бы не было войны! – поздоровается Альфа Омега.
– Лишь бы не было, – пробурчит плотник, привычно отвечая на приветствие, принятое в последние времена (принято оно было, разумеется, Демократией и добавлено в Список Свобод в качестве единственного разрешенного).
– Опять долото посеял?
– Тише ты! – плотник приложит палец к губам, не желая признавать, что он действительно опять посеял долото. – Какой я тебе батя?! Слова «отец» и «мать» запрещены Демократией!
– А кто их произносил? – играя ямочкой на подбородке, скажет Альфа Омега. – ИЯ, слово «батя» запрещено?
– Слово «батя» находится на рассмотрении к добавлению в «Список Свобод», в раздел слов, пропагандирующих дискриминацию, – ответит ИЯ.
– Вот видишь! – плотник поднимет указательный палец.
В его ладонях тускло сверкнут давно не обновлявшиеся чипы устаревшей модели. К шестидесятым чипизация постояльцев и постоянцев последних времен стала повсеместной и обязательной: соловецким постоянцам, включая Альфа Омегу, присваивали высший чип, и они имели мгновенный доступ ко всем знаниям, накопленным человечеством, а заурядным постояльцам и чипы полагались вполне заурядные – так, необходимый минимум общих сведений: как согреться костром из одной куклы Барби, сколько вымачивать ламинарию [смотри QR-код], чтобы не потерять калории, и, разумеется, чем заправлять крошку. Да и не нужно обычному человекоподобному больше сведений: знание – свет, а свет надо экономить, он скоро кончится.
Плотник раздраженно вытянет из пачки «Шипки» мятую сигарету.
– Э! э! Тут не курят! – Альфа Омега погрозит пальцем, передразнивая плотника. – И вообще тебе надо бросать, я за тебя волнуюсь.
– Ты не можешь волноваться, потому что ты жрешь стабилизаторы.
– Их все пришлось шайке скормить. Меня в заложники взяли! – весело сообщит Альфа Омега.
– А, ну-ну. Неудивительно, что так быстро вернули.
– Не, они на время отпустили. Сейчас закусь им допеку – и обратно.
Тут только плотник поймет, что Альфа Омега не шутит.
– Ты серьезно? Кто??? Опять мятежники с Автономии? И ты попрешься обратно, чтобы отдать им закусь?!
– Ага. Пришлось пообещать. Не могу же я соврать. Ты в детстве мне говорил, что нельзя обманывать! – улыбнется Альфа Омега, постукивая по строптивому принтеру.
Ламинария
– А еще я тебе говорил, что Дед Мороз существует.
– Как?! – весело ужаснется Альфа Омега. – Неужели это неправда?!
– Хватит паясничать! Я говорю, ври на здоровье, кто тебе не дает?!
– Мне не дает закон сохранения массы. Увеличивая количество одной энергии, ты уменьшаешь количество другой энергии, являющейся антагонистом исходной. Вранье – антагонист веры. Увеличивая количество вранья во Вселенной, мы уменьшаем количество веры.
– И на кой ляд тебе вера? Можно подумать, ты знаешь, что это вообще такое.
– Я именно сейчас на грани открытия, что вера – последний оставшийся на земле источник энергии. Так что ее разбазаривание противоречит политике энергосбережения!
– Энергосбережение – демократический долг и обязанность каждого человекоподобного! – вмешается ИЯ.
– Во-о-о-от! Видишь! Поэтому врать нельзя чисто с научной точки зрения. Я же ученый!
– Чему ты там ученый, когда ты даже читать не умеешь?!
– Читать мне не нужно, у меня есть ИЯ. Однако же новую энергию я открыл без всякого ИЯ. Могу предоставить доказательства!
Не дождавшись, чтобы плотник изъявил желание ознакомиться с доказательствами, Альфа Омега метнется к реке и проделает тот же трюк с хождением по воде, который он демонстрировал ИЯ до того, как был похищен мятежниками из Автономии.
– Можно подумать! Это же ненастоящая река. Ты вон по Белому морю пройдись, тогда я, может, всерьез рассмотрю твою гипотезу. Вообще – философия это все, – процедит плотник сквозь фильтр «Шипки». – Занимательная, но философия. А философия наверняка запрещена Демократией. Да, ИЯ? – скажет плотник.
– Пока нет. Но это идея, – раздраженно ответит ИЯ.
Болтая с плотником, Альфа Омега вытащит из духовки противни, сгрузит их содержимое в двухметровые листья монстеры, как в живые кульки, прикажет лиане тащить это все наверх, и сам уцепится за конец пассифлоры. Плотник с осуждением мотнет синей шапочкой.
– Не бзди – прорвемся! – крикнет ему Альфа Омега, исчезая в люке.
Как только он снова окажется в темноте у ржавой крышки с изнаночной стороны Района, шайка набросится на кульки, как соловецкие чайки на гниющую ламинарию. Груды серого хлеба и вяленой рыбы вывалятся на грязный лед, смешанный с ржавчиной и ошметками пластикового барахла.
– Вот видишь! – объявит Альфа Омега, протягивая Сэмэну воблу и хлеб. – Ты поверил, что я вернусь и притащу еще воблы – и вот я тут. Твоя вера материализовалась в воблу. Когда во что-то веришь по-настоящему, оно же всегда сбывается.
– Это те кто сказал? – с вызовом прошепелявит Сэмэн.
– Эйнштейн. Теория относительности.
– Че? – злобно ощерившись, спросит Сэмэн.
В открытом люке, одышливо кашляя, вдруг покажется встревоженная физиономия плотника.
– О! Батя! – улыбнется Альфа Омега. – Не вынесла душа поэта?
– Поэзия запрещена Демократией в целях профилактики самоубийств! – вмешается ИЯ, как всегда вездесущее, или, как оно само себя называет, вездесучее.
– Я просто покурить вышел, – неубедительно пробубнит плотник.
– Очень хорошо! Объясни коллегам про теорию относительности. У тебя лучше получится, ты же учился в школе.
– Школы – это учреждения, необходимость в которых отпала с развитием искусственного интеллекта, – снова вмешается ИЯ.
Плотник воткнет фильтр «Шипки» между крепкими, хоть и желтыми зубами, и вспомнит, как он, действительно, учился в школе, читал там книги, отвечал у доски и курил за гаражами, стащив антикварную «Шипку» у старика-историка, – когда у мира еще была история. Он хмыкнет и нехотя ответит:
– Че там объяснять-то. Е = mc
. Из материи можно получить энергию. Как из дров получают тепло, например.
– Вот! – нетерпеливо перебьет Альфа Омега. – Значит, и из энергии можно получить материю. Например, из тепла – те же дрова. Или из веры – воблу!
– Еще раз – че? – прошепелявит Сэмэн и почешет подмышками, что у него всегда было признаком активного мыслительного процесса.
– Дрын через плечо! – разозлится плотник.
– Э-э-э, ты базар фильтруй! – герпесный Эдик двинется к плотнику, заранее сжав правый кулак.
– Подожди, братан, пусть обоснует, – прикажет Сэмэн.
– Я сейчас обосную, – мягко скажет Альфа Омега, показывая плотнику, чтобы тот прекратил напрашиваться на неприятности. – Согласно моей гипотезе, вера – это единственная энергия, которая может преодолевать скорость света. А когда энергия преодолевает скорость света, она превращается в материю. То есть – в воблу. Так понятно?
– Скорость света преодолеть невозможно, – вдруг вмешается один из шайки, заплывший многоярусными морщинами древний дед.
– Это что за реликтовое дерево? – спросит плотник.
– Это наш вундеркинд! Самый молодой из нас, он еще даже не умирал! Это он нам летающий плот сварганил. В предпоследние времена он, между прочим, на Марс летал! Никто, правда, так и не въехал, зачем.
Сэмэн приободрит древнего вундеркинда уважительным подзатыльником:
– А ну, давай, вмажь им, Эрролович!
– Я говорю, скорость света преодолеть невозможно, – повторит Эрролович, осмелев от ободрительного подзатыльника.
– Это кто вам такое сказал? – спросит Альфа Омега.
– Тот же Эйнштейн.
– А про Деда Мороза тебе Эйнштейн не рассказывал? – пробурчит плотник.
Сэмэн, основательно почесав подмышки, вдруг резюмирует:
– А вообще-то да! Бабка моя говорила – если сильно во что-то поверить, то так и будет.
– Вы, коллеги, имеете в виду, что мысль материальна, – прищурится Эрролович. – «Если сильно верить, что гора подвинется, то она подвинется». Где-то я читал такое. Но в мои времена это считалось суеверием.
– Большинство суеверий давно подтверждены наукой, – ответит Альфа Омега.
Сэмэн с вызовом посмотрит на деда-вундеркинда:
– И как тебе такое, Илон Маск?
Плотник тут же сморщит брови и напялит перевязанные лейкопластырем сломанные очки (всю свою карьеру он был плотником без плота: так и не обзавелся ни вечномолочными зубами, ни перманентными волосами и даже ни разу не поменял глазные яблоки). Внимательно приглядевшись к тощему, скуластому деду, плотник вдруг узнает отца-основателя, подарившего человечеству святую свинью Гертруду.
– Ой! А вы что тут делаете, Илон Эрролович? Вы же почетный постоянец Соловков! Отец-основатель!
– Слово «отец» запрещено Списком Свобод! Штраф направлен в ваш личный кабинет! – вмешается ИЯ.
– Вот вам и ответ. Еще есть вопросы? – едко спросит Маск.
– Подождите, вас что, выгнали с Соловков??? Демократия нам объявила, что у вас психиатрический поллиноз в стадии хронического весеннего обострения, а поскольку на Соловках всегда весна, то вы заперлись в келье и уже много лет работаете на удаленке!
– А про Деда Мороза вам Демократия не рассказывала? – ответно съязвит отец-основатель.
Альфа Омега засмеется, и ямочка замечется по всему его лицу. Он посветит фонариком и увидит, что Сэмэн тоже смеется и что презрительное недоверие на его лице сменяется скрытым признанием своей неправоты, махонькой, не способной еще преодолеть скорость света, но все-таки верой, а значит, Альфа Омега сегодня внес свой посильный вклад в общее дело энергосбережения.
– Это тебе. Комплимент от шеф-повара, – Альфа Омега протянет Сэмэну небольшой кулек.
Сэмэн развернет его и увидит внутри прекрасные новенькие зубные имплантаты, которые Альфа Омега по снимкам напечатал для него на биопринтере.
– Падла буду пирожок… – растерянно пробормочет Сэмэн, которому сызмальства все доставалось только потом и кровью – как правило, не своей, а чужой, – и уж точно ничего не доставалось в подарок уже больше века – с тех пор, как у него появился отчим.
Молча он вставит имплантаты в опухшие десны. Воткнутся они идеально, и даже десны покажутся не такими опухшими. Беззубый улыбнется – и станет похож на любого американского президента с предвыборной фотографии. У него задрожат руки – то ли от голода и треволнений, то ли от тяжести свалившейся в эти руки новой энергии, с которой Сэмэн пока еще не в силах будет понять, как управляться.
Стая, урча, уляжется у летающего плота. Альфа Омега прочитает им краткую лекцию из популярной физики, объясняющую, почему врать нельзя с точки зрения закона о сохранении массы, и, убедившись, что все довольны, а значит, в мире уменьшилось количество протестных настроений, Альфа Омега и плотник нырнут обратно в куб Запретного Района.
На стройплощадке ягненок ткнется голубой мордочкой в колено Альфа Омеге. Альфа Омега мечтательно уставится в гипсокартоновое поднебесье, которое он еще не успел зашпатлевать.
– Короче, батя, я дебил. Похоже, это я сам люк забыл закрыть. Запиши меня на ремонт.
– Что значит «запиши»? Запрещенные родственные связи? Запишись через личный кабинет, как положено.
Альфа Омега еще не успеет обратиться к ИЯ, как оно уже ответит:
– Записываю дебила на ремонт.
И плотнику вдруг покажется, что ИЯ говорит это с иронией, хотя он-то еще застал времена, когда были школы, и твердо помнил из школьной программы, что ирония оставалась последним качеством, отличающим искусственный интеллект от естественного. С этой тревожной мыслью плотник задремлет, убаюканный воркованием голубого ягненка, в прохладном ветерке, летящем от призрачных крыльев прозрачных стрекоз, заменивших уродливые кондиционеры предпоследних времен. Бравые австралопитеки повесят свои лирохвосты на ветви двустволой смоковницы, не повредив ни одного из ее полдюжины видов косточковых и полдюжины видов семечковых, и засопят, выдувая ноздрями всю ту же мелодию лютни. Спрячется в мраморный грот белуха, всхрапнут волнительные попугайчики. Заснет и Альфа Омега, примостившись на газоне из лепестков шри-ланкийских кадупул.
Бодрствовать останется только ИЯ, несущее утомительное дежурство на страже последних времен, да еще в соловецком морге растрескаются, дозревая, креокамеры[2 - См. главу 11. – Прим. авт.] с финальной партией обреченных на воскрешение. И если бы в этот один из последних дней последнего года последних времен какое-нибудь соловецкое светило, до бессонницы растревоженное ожиданием конца света, зашло в соловецкий морг, то увидело бы, что в овальном хрустальном гробу лежит античный старик, одетый в ветхий хитон цвета давно пролитой крови, и что лицо его накрыто пожелтевшим от тысячелетий платком. Но даже если бы какое-нибудь бессонное светило забрело в соловецкий морг именно в тот момент, когда гроб старика хрустнул, как яичная скорлупа, и его лицо из мертвенно-голубого стало смуглым, оно не обратило бы на это абсолютно никакого внимания.
И, разумеется, зря.
4
«Это еще один шаг к созданию полностью виртуальной кожи – гибкой материи с сенсорами, способной заменить настоящую», – заявил Женан Бао, профессор химического инжиниринга в Стэнфорде.
Газета «Индепендент», 2015 г.
За монастырской стеной, за валунами того же цвета, что и древний хитон старика в хрустальном гробу, за кривыми березами, искалеченными соловецким ветром и временем, у самого плеска бухты Благополучия, уцелеет ремонтная поликлиника, бывшая в предпоследние времена обычной районной поликлиникой, хорошо знакомой любому из вас, читающих эти строки, и, хотя мир вокруг нее изменится так, что из космоса нельзя будет опознать очертаний Земли, обычную районную поликлинику изменить окажется невозможно.
С высоты полета Альфа Омеги поликлиника, сложенная из красного кирпича, с красной металлочерепицей в пятнах черной коррозии, будет казаться божьей коровкой, вцепившейся в берег Благополучия, чтобы ее не снесло соловецким ветром – гневом того самого Бога, в честь которого она называется, уставшего ждать возвращения своей блудной коровки в стойло.
