– Расскажи все по порядку, что там произошло, что случилось, – просит мама уже позже, как будто ей недостаточно подробностей… Лучше бы она дала папе отдохнуть.
Отец собирается с мыслями и начинает.
– Пришел на работу, все было, как обычно: открыл дверь, расписался в журнале, а потом вдруг ни с того ни с сего приезжает полиция с мигалками. Это вы Фёдор Андреевич Колокольцев? Да, я. Ну и все. Ничего мне не объясняли, а потом начался допрос. Вначале просто спрашивали, где я был в такое-то время. Я им объяснял, что был на работе, охранял участок. Спрашивают: кто-то может подтвердить? А я им что? Если никого там не было в тот вечер! Никто меня не видел. И камеры не работают, хозяин не удосужился починить, – отец тяжело вздыхает. – А потом пришёл другой полицейский, сразу начал на меня орать, велел перестать врать, – говорит и как бы невзначай трогает синяк у себя на лице. Меня передергивает от картины, которую я представила.
– Ужас… кошмар, – попеременно говорим мы с мамой вслух.
– Я пытался объяснить, что я не знаю этого человека, которого мне показывают на фотографиях… убитого. Никогда прежде не видел! А они говорят, что это я его… там закопал. Дескать, как можно было охранять и не знать, что там на участке тело закопано…
– А как же твой напарник? Ты же не один дежуришь! – вмешивается мама.
– И слышать не хотели, напарника проверили, у него алиби в те дни… И время смерти непонятное. Но они были уверены, что в тот день был я! Я думал, что уже никогда меня не выпустят. Пока не приехал Владимир Александрович…
После этих слов я слушаю вполуха. Бла-бла: какой он замечательный, какие красивые слова говорил, юридические термины…
У меня смешанные чувства. С одной стороны, я, конечно, чувствую благодарность. Владимир Александрович смог добиться разрешения отпустить отца домой… Хотя я прекрасно знаю, что в таких делах это практически невозможно. Но, с другой стороны, во мне все еще живет злость.
Потому что я помню, какую расписку я оставила на его столе. Вот если бы босс сделал это от чистого сердца без какой-либо сделки со мной, то это было бы совсем другое… А так…
У меня пиликает телефон, я иду в свою комнату. Сразу два сообщения одновременно:
– Чего не пишешь? – от Макара.
– Отец вернулся домой? – от босса.
Отвечаю сначала тому, на кого больше всего злюсь в данный момент – Владимиру Александровичу Мы раньше с ним никогда не переписывались, он обычно звонил, если что-то срочное, так что это самая первая наша переписка.
– Вернулся, – отвечаю и ставлю точку в конце. Это знак среди людей моего возраста, что собеседник очень рассержен, но, наверное, в силу своего возраста, босс не поймет молодёжное обозначение.
– Отлично, – быстро приходит его ответ. Как я и думала, не понял.
Я не могу сдержаться, начинаю печатать все, что у меня на душе:
А просто так, по доброте душевной, вы не помогли бы освободить простого человека, ни в чем не повинного, или это не в вашей компетенции – освобождать бедных? Вам нужно, чтобы что-то предложили взамен. Для этого вы занимаетесь юриспруденцией? Я думала, юристы должны защищать обычных людей просто так!
Минуту рассуждаю: отправлять или нет?
Входящий звонок. От Макара. Принимаю вызов.
– Мира, привет. Чего не ответила на сообщение? Ты чего, обиделась?
– Ты тоже мне не звонил.
– Может, погуляем?
– Нет, мне чего-то не хочется, сегодня столько всего произошло…
Макар не дает мне договорить, начинает рассказывать про свой день, как он ходил на тренировку, как его ругал сегодня тренер, как он его достал. Я все это слышала уже много раз. Но первый раз меня раздражает эта информация.
– Макар, прости, мне сейчас не до этого, я устала сегодня.
– Да ладно! Слушай, мне кажется, или ты на меня обиделась? Это из-за того, что я вчера не ответил по поводу того, чтобы жить с тобой вместе?
Я молчу. Его вопрос застает меня врасплох. Макар продолжает:
– Слушай, мне просто кажется, что нам пока рано, ну ты сама представь: я все время буду ездить по соревнованиям, а ты будешь сидеть одна дома. Нет, давай ты пока поживёшь с родителями, а потом будем как-нибудь… вместе. Тем более ты знаешь, мама мне готовит специальное меню для спортсменов. А ты говорила, что не умеешь готовить. Нам рано жить вместе. Мира, ты меня слушаешь?
Почему-то раньше я об этом не подумала, а сейчас вдруг вспоминаю о договоре с боссом. Макара скоро не будет в моей жизни вообще.
Или нет?
Точно! Все еще можно исправить.
Мне в голову приходит идеальная мысль.
– Я не обиделась, пока! Завтра поговорим.
Бросаю трубку и думаю дальше.
Я знаю, что моя расписка не имеет никакой юридической силы. Я все ещё могу настоять на своем: объяснить боссу, что ему нужна вовсе не я!
Может быть, даже продемонстрировать, что жена из меня получится не очень. Макар прав. Надо рассказать боссу, что я совсем не приспособлена к быту. (Хотя это не так, убрать дом и приготовить простые блюда я способна, но Владимиру Александровичу все нужно расписать в черных красках). Типа я плохая хозяйка, и зачем ему такая?
Он может выбрать любую! Может быть, даже показать ему фотографии красивых девушек нашего города?
Я улыбаюсь от счастья, появилась надежда на спасение! Я выключаю свет и ложусь спать в более лучшем настроении, чем была весь день.
Глава 6
Наутро я первым делом бегу в университет, нахожу профессора, у которого вчера прогуляла экзамен. Рассказываю, что по семейным обстоятельствам вынуждена была уйти.
Обычно я так не делаю, поэтому преподаватель понимающе кивает и говорит, в какой день я могу пересдать.
После этого я иду в юридическую фирму спокойным мерном шагом. Сегодня на улице необычное потепление. Странная погода для зимы. Но так даже лучше. Я не люблю сильные морозы и гору снега.
Владимир Александрович в своем кабинете. Я это понимаю по пальто, которое висит в шкафу приемной.
Я тоже раздеваюсь и тихо сажусь за свое рабочее место, разбираю бумаги и читаю сообщения, которые прислали на почту фирмы. Пересылаю боссу самые важные.
Затем, убедившись, что совещания сегодня нет (не хочется повторить вчерашний позор), я стучусь в дверь кабинета.
– Да, войдите, – слышу его голос почти сразу. Как будто он только и ждал, когда я занесу руку.
– Здравствуйте.
– Проходи, садись.
Маленькими шагами подхожу к свободному креслу.
Еще пять минут назад я была такой решительной, куда теперь все делось? Снова стала робкой маленькой девочкой.
Почему на меня так влияет этот мужчина? Он слишком серьезный! Я из себя и слова выдавить не могу в его присутствии.
– Дело сложнее, чем я думал, – начинает говорить Владимир Александрович. И я не сразу соображаю, про какое дело…
– А…, – выдаю вслух, когда до меня доходит, что это он про дело отца.
Делаю умный вид и добавляю:
– Что значит сложнее, чем вы думали?
– Сегодня выяснились новые подробности. Камер наблюдений нет. Потом твоему отцу подбросили ботинки, в которых, по всей видимости, закапывали труп… и другие вещи, на которых есть следы убитого. Все это изъяли из вашего дома.
– Из дома? Но как? – восклицаю в отчаянии.
По лицу Владимира Александровича понимаю «как»: скорее всего, они все это просто привезли с собой. Им заплатили, чтобы посадить невиновного…
– Ты как юрист, наверное, понимаешь, как трудно из этого выпутаться? – спрашивает.
Сердце начинает учащенно биться. Вчера, когда отец вернулся домой, мне показалось, что угроза позади и теперь все будет хорошо.
И вот посмотрите на меня сегодня. Сижу перед боссом и трясусь от страха. Что же это такое?
Кладу руки на стол и прикусываю губу от несправедливости судьбы.
Горячо спрашиваю:
– Вы же поможете? Вы сможете доказать его невиновность?
Владимир Александрович кивает:
– Сначала мне нужно найти настоящего преступника, а мы с тобой знаем, что тут замешан Мамаев. После этого доказать невиновность твоего отца будет значительно проще.
Я киваю, а босс самодовольно потягивается в кресле:
– Давно я такими делами не занимался, обычно все про наследство и имущество. А тут придётся провести настоящее расследование. Вспоминаю старые деньки, когда я работал следователем.
Ему, кажется, весело. Он что, забавляется? Несмотря на свое возмущение, я не могу не поинтересоваться:
– Вы работали следователем?
– Да я начинал с госучреждения, был бесплатным адвокатом, потом следователем, кем я только не был за свою карьеру.
Я не знала. Интересный факт биографии. И бизнес сделал ведь при этом – построил завод.
Босс смотрит на меня и молчит, как будто пытается понять, о чем я думаю. Становится не по себе, я отвожу взгляд. Чувствую, как потеют ладони.
И только сейчас вспоминаю о цели своего визита! Я ведь сюда пришла не о его прошлом разговаривать, а о своем будущем!
– Послушайте, я хотела сказать, что вы ошибаетесь, я совершенно не подхожу на роль вашей жены, – говорю прямо. И даже голос почти не дрожит.
Владимир Александрович смотрит спокойно, поэтому я решаю продолжить:
– Я не умею готовить, не убираюсь… К тому же я…
Босс усмехается. Издает смешок, я бы сказала.
– Мира, не понимаю, что ты хочешь этим сказать? Мне нужна не домработница (она у меня есть). Мне нужна жена.
Я теряюсь и хлопаю глазами. Он продолжает:
– Когда ты станешь моей женой, ты не будешь ни дня убираться, не будешь готовить, ты можешь даже не работать…
Мысленно я перебираю все свои аргументы, которые придумала вчера перед сном. Вспоминай, Мира! Что ты там ещё приготовила?
Бесполезно. Все мои мысли как будто испарились в воздухе.
– Это потому, что я красивая? – говорю то, что приходит на ум.
Босс молчит, и я воспринимаю это как согласие.
– Но так много красивых девушек! Так много тех, которые будут не прочь выйти за вас по собственной воле! Понимаете?
Владимир Александрович кивает:
– Ты права, таких много, которые не прочь, но мне нужна ты. Я думал, этот вопрос решенный, мы с тобой обо всём договорились? – вопрос он задает с особой интонацией, как будто напирая на меня.
Мне требуется время, прежде чем собраться с мыслями и сказать следующую реплику:
– Но я все пытаюсь понять, почему я? За что?
Он так резко встаёт, что я тоже вскакиваю. Босс идёт прямо на меня, как огромная скала, я пячусь назад, пока не упираюсь в стену.
Все кружит как во сне. Комната плывёт перед глазами. Единственное, что я четко вижу, – это лицо Владимира Александровича.
Руками он перекрывает мне путь к отступлению и смотрит на меня так сурово. Я его разозлила безобидным вопросом?
Не успеваю ничего осознать, он вдруг обхватывает моё лицо ладонями, наклоняется… Я зажмуриваюсь. Чувствую его тяжелое дыхание…
