– Спасибо, большое спасибо! Вы, правда, разберетесь и моего отца отпустят?
Владимир Александрович не торопится отвечать, выжидает. Смотрит на меня как-то по-другому, не так, как вчера и позавчера. Босс никогда так на меня прежде не смотрел: оценивающе, как будто я вещь, которая принадлежит ему.
Наконец, он прерывает тяжкое молчание:
– Моя помощь зависит от твоего ответа, Мира.
– Что вы хотите? – спрашиваю, хотя уже знаю ответ…
– Ты слышала вчера. Я хочу тебя, – говорит мой босс, смотря мне прямо в глаза.
Так бескомпромиссно и просто, как будто это какой-то пустяк и речь сейчас не о моей жизни…
Глава 4
– Почему я? – выдавливаю из себя вопрос.
– Ты мне подходишь.
– Что? Подхожу? Вы правда хотите на мне жениться? – спрашиваю еле слышно.
Несмотря на то что я узнала об этом вчера, я до сих пор не могу поверить, что он говорит серьезно. В глубине души я надеялась, что мои родители ошиблись, неправильно его поняли…
– Хочу, чтобы ты стала моей женой, – говорит босс еще раз и таким тоном, как будто это уже свершившийся факт.
Я опускаю голову вниз. Надеяться больше не на что. Это правда.
Но голова все равно идёт кругом. Почему вчера он был самым обычным боссом, а потом ему вдруг захотелось на мне жениться? Не понимаю!
Смотрю ему в глаза:
– Не восемнадцатый век на дворе! Замуж по принуждению не выходят, – вспоминаю вчерашние слова матери, они как раз кстати, потому что собственных здравых мыслей у меня сейчас нет.
Босс смотрит на меня со спокойной уверенностью.
– Ты выйдешь за меня по собственной воле, – его слова звучат как приговор.
– По собственной воле? – я пытаюсь улыбнуться, хотя чувствую, как внутри всё закипает. – Вы это серьёзно?
Владимир Александрович откидывается на спинку кресла, скрестив руки на груди. Его самоуверенность раздражает до зубовного скрежета.
– Очень серьёзно, Мира.
– И что же вы сделаете? Заставите меня силой? – я поднимаюсь со стула, чувствуя, как начинает дрожать голос.
– Нет, – его губы приподнимаются в едва заметной улыбке. – Разве сейчас тебе не нужна моя помощь? Только я способен помочь твоему отцу.
– Это шантаж! Уж не вы ли это все подстроили? – я кричу, а лицо Владимира Александровича остаётся бесстрастным, будто моё возмущение для него ничего не значит.
Отвечает с ледяным спокойствием:
– Я никогда не связывался с Мамаевым прежде. Не вел открыто дела против него… Скорее всего, он будет угрожать и ставить палки в колеса. Но ради твоего отца я готов рискнуть. Понимаешь?
Я молчу. Тогда Владимир Александрович решает надавить на самое больное:
– Ты представляешь, что в данную минуту происходит? Скорее всего, твоего отца допрашивают не самыми законными методами. Тебе ли не знать, как иногда следователи пытаются раскрыть убийство. Так… каков твой ответ, Мира?
Спрашивает мой ответ, когда у меня даже нет выбора…
Перед глазами всплывает картина, как мучают и пытают отца, как выбивают из него признание в преступлении, которое он не совершал… Как вешают на него убийство человека, которого он даже никогда прежде не видел. Как он умирает в тюрьме. Слезы на глаза наворачиваются.
Обычный работяга, хороший человек, который никому ничего не сделал плохого, даже наоборот: папа всегда старался помочь своему ближнему.
Сердце сжимается от тоски, я уже не думаю ни о каком замужестве, я забываю о себе и выпаливаю на одних эмоциях:
– Я сделаю все, что вы хотите, даже почку свою могу отдать, только освободите, пожалуйста, моего отца, пусть он вернётся домой!
На долю секунды я вижу, как на лице Владимира Александровича мелькает улыбка, но она быстро исчезает, и он снова становится серьезным. Встает, поправляя свой пиджак, говорит:
– Сейчас я поеду в участок, сделаю все возможное, чтобы твоего отца отпустили, но обещать не могу, что он вернется именно сегодня. Нужно время, чтобы найти улики и во всём разобраться, ты же понимаешь, какой риск: объявлять открытую войну Мамаеву?
Я киваю.
Босс выходит из кабинета, а я все также остаюсь сидеть на стуле. Слышу, как он возвращается, открывает дверь. Я поворачиваюсь, а он протягивает мне чистый лист со словами:
– Почка мне твоя не нужна, только согласие стать моей женой. Напиши от руки расписку. Дату и подпись не забудь поставить.
Я беру листок, но не могу удержаться от комментария:
– Такая расписка не имеет юридической силы.
– Это для тебя. Чтобы ты не забыла о своем решении.
Усмехаюсь:
– Это решение не мое! Вы знали, что я прибегу к вам. Знали об аресте моего отца! Поэтому с такой уверенностью сказали, что я выйду за вас?
Лицо Владимира Александровича становится каменным, не выражающим никаких эмоций.
Из меня вырывается еле слышное:
– Почему я?
Вопрос риторический. Я просто сетую на свою судьбу и не жду ответа…
Владимир Александрович смотрит на меня исподлобья, его взгляд прожигает насквозь.
– Мне пора строить семью, и ты мне идеально подходишь, – его ответ.
– Для чего подхожу? Для женитьбы? Так многие девушки подходят…
Босс начинает терять терпение:
– Мира, так я могу идти освобождать твоего отца? Ты приняла решение? Да или нет?
– Да… Идите.
На этот раз он уходит окончательно. Я сижу, уткнувшись в белый лист. Ответ на свой вопрос, почему он выбрал именно меня, я так и не получила. Подхожу для женитьбы… это ничего не значит.
Но я не могу поверить в то, что он влюблен в меня. Нет, это совершенно невозможно. Мне кажется, что-то здесь нечисто, но я пока не понимаю, что именно…
Ладно. Подумаю об этом завтра, сейчас лишь бы он освободил моего отца. Если с долгом наша семья еще как-то смогла бы справиться, то в таком деле, как обвинение в убийстве, без лучшего адвоката в городе не обойтись.
Я беру ручку со стола Владимира Александровича и пишу расписку:
Я, Мирослава Колокольцева, обещаю выйти замуж за Рылеева Владимира Александровича.
Перечитываю несколько раз, как будто родной язык вдруг стал мне незнакомым.
Ставлю дату, подпись.
И все равно! Даже после сегодняшнего разговора с боссом и моей расписки… мне все еще кажется это бредом. Я не могу поверить, что это произойдёт на самом деле.
Невеста босса.
Выйду замуж, потому что ему так захотелось.
Оставляю расписку на его столе и иду домой.
Только когда прохожу мимо университета, вспоминаю, что ведь у меня сегодня экзамен…
Машу рукой. Я его все равно завалю в таком состоянии. Для меня сейчас как будто не существует никакой жизни, я думаю только о том, что мой отец находится в тюрьме, и его надо освободить.
Я открываю дверь дома и замираю на пороге. Думала, что хуже уже быть не может…
Ошиблась.
Глава 5
Вещи разбросаны по полу, все вверх дном. Неужели отца силой вытаскивали из дома?
Нет, он же успел уйти на работу утром… Тогда получается, либо обыск, либо это мама от злости пошвыряла все на пол?
В доме стоит какая-то зловещая тишина, мне становится не по себе.
– Мам! Ты где? – кричу и пробегаюсь по всем комнатам.
Ответа нет.
Захожу на кухню и громко выдыхаю: мама сидит за столом.
– Фух, вот ты где? Почему не отзываешься? Кто устроил такой беспорядок?
Замечаю ее лицо: всё в слезах, красное. Я обнимаю ее и глажу по спине, говорю:
– Все будет хорошо.
– Ты сходила… к Владимиру Александровичу? – мама с трудом поизносит это предложение. Видимо, она так сильно плакала, что сейчас даже вдох дается ей нелегко.
– Да, он сказал, что поможет.
Мама тут же начинает дышать ровнее. Набирает побольше воздуха и тараторит:
– Приходили, обыскивали, я кричала на них, выгнала из дома. Сказали, что и меня могут забрать.
– Ужас! Но они не имели права! Вряд ли они получили разрешение на обыск…Не волнуйся, Владимир Александрович уже поехал туда.
– Да, ты права, он поможет! Мне кажется, он единственный, кто может помочь. Это какой-то кошмар! Я думала, такое случается только с богачами. А твой отец кому дорогу перешел? Кто мог его так жестоко подставить? Я даже представить себе не могу, как можно поверить в то, что он кого-то убил?
После следует новый приступ плача.
Не знаю, сколько времени проходит, но мы продолжаем сидеть на кухне. За окном темнеет, а мы не включаем свет. Успокаиваем друг друга по очереди. Я, конечно, больше утешаю маму, потому что она никак не может прийти в себя.
Когда слышим звук открывающейся входной двери, мы обе вздрагиваем. Не верим своим глазам, но на кухню заходит отец, включает свет и весело спрашивает:
– Чего в темноте сидите?
Глаза слепит, но я успеваю заметить, какой он потрепанный. И еще у него синяк на щеке…
Отойдя от шока, мы с мамой подскакиваем и бежим обнимать его.
Мама, целуя в щеку, радостно говорит:
– Ты вернулся! Слава богу, тебя отпустили!
– Все благодаря Владимиру Александровичу, – отвечает отец и при этом бросает многозначительный взгляд на меня. Затем продолжает:
– Я мельком слышал, какие умные слова он говорил: дескать, держали меня незаконно, не было прямых улик! Он долго что-то доказывал, писал, как это сказать, вроде под его ответственность… В конце концов, меня отпустили, но перед этим заставили написать расписку какую-то, о невыезде.
Внезапно лицо отца становится бледным, как будто рассказав до конца, он сразу же выдохся. Мы с мамой усаживает его за стол, я наливаю ему чай, а мама быстро организует ужин.
